Дайте нам крылья!
Шрифт:
Откупорив пиво, я устало поплелся в гостиную. Плюш хвостиком двинулся за мной. Пиво я варю сам, в подвале, там же и храню б'oльшую часть бутылок, бок о бок с домашними настойками и наливками Витторио. Время от времени меня, обитателя первого этажа, будит грохот: шедевры Витторио порой взрываются.
Я обозрел комнату:
— Что, Плюш, не к таким обиталищам ты привык? Вот и Лили тут не по нраву. Больше тебе скажу: она эту квартирку так возненавидела, что съехала прочь.
Зря я, конечно, женился на Лили, а ведь было мне предупреждение. Когда-то мы с ней познакомились на консультациях, когда учились на курсе искусствоведения и юриспруденции, только Лили защитила диплом, а я бросил учебу еще в первый же год. Ну и как бы я мог сравняться с ней и наверстать упущенное, особенно когда пошел служить в полицию? «Ты в определенном смысле
Плюш вспрыгнул на диван, я прилег рядом, и лев тотчас вскарабкался мне на живот и потерся носом о руку. Я почесал ему под тяжелым подбородком, он довольно запыхтел. Я уже усвоил, что от удовольствия Плюш пыхтит или вздыхает. Быстро он ко мне привязался.
Я еще с порога гостиной заметил, как призывно мигает подвесной экран «Стрекозы» — фасетчатого видеофона, он же телевизор, — и теперь привычно махнул рукой; сенсор сработал, экран засветился. Я сел, устроил Плюша на коленях и приготовился просмотреть автоответчик. Ну конечно, Лили, кто же еще. Наверняка опять будет изводить меня насчет летательских процедур для Тома.
— Зак, я снова хочу вернуться к этому вопросу. Томас сейчас как раз в самом подходящем возрасте, поэтому, чем дольше мы откладываем процедуры, тем труднее они ему дадутся впоследствии, и, что немаловажно, тем дороже обойдутся нам. Так что будь любезен, свяжись с нами как можно скорее. Я намерена в следующем месяце уже записать его на первый медосмотр и процедуры, и нам крайне, крайне необходимо всесторонне все обсудить, чем быстрее, тем лучше.
Я яростно почесал в затылке. И так-то настроение было не ах, а к концу послания от Лили во мне вскипела ярость. Выдумала тоже — записывать Томаса на медосмотр, без моего разрешения! Очень в ее духе. Прекрасно все рассчитала: понимает, что свершившийся факт — действенное оружие. Поэтому, если я не вмешаюсь сейчас, Лили будет гнуть свою линию дальше, а когда моего сына переделают в пернатое, обратно мне его уже будет не превратить. А я ведь толком не разузнал, в чем заключаются процедуры. Медлить больше нельзя, надо срочно выяснить подробности! Я вытащил из бумажника инфокарту с номером доктора Руоконен и позвонил ей на работу. Час был поздний, но, по крайней мере, хотя бы секретарша была на месте. Конечно, оказалось, что у известного специалиста по летательству каждая минута расписана, но, когда я сослался на доктора Елисеева, секретарша тут же пообещала: «Хорошо, я попытаюсь как-нибудь вас втиснуть… Вот, послезавтра есть окошко». И, похоже, всерьез ожидала, что я рассыплюсь в благодарностях.
Вернемся к видеофону. Так, что там у нас еще? Я вывел на экран следующее сообщение. Оно было от Чешира, и меня снова поразило то, каким бесцветным измученным голосом он разговаривает. Чешир сообщил, что у него новостей нет. Плохо дело — это, можно сказать, скверная новость.
Я через силу поднялся с дивана и сел за бумаги: пора было разобраться в документах Пери. Кабинетом мне служил обычный обеденный стол. Я просматривал на инфокарте все, что успел отсканировать в кабинете у Кам. Если не найду того, что мне надо, придется официально передать дело в руки полиции — на день раньше срока, который я сам себе назначил. Я вспомнил, как лихорадочно рылся в документах на столе у Кам, как торопливо перекладывал и сканировал их, и хотел непременно найти те, которые дадут какую-то ниточку, наведут на след, и заранее угадывал содержимое того или иного документа, и боялся, что большинство сведений окажется бесполезным. Напрасно считают, будто досье в государственном учреждении — это непременно полные сведения; о нет, так бывает редко. Как правило, связную биографию из этих обрывков не склеишь, и приходится многое домысливать самому.
Чем глубже я утопал в бесполезных документах, тем больше злился.
— Ну почему, почему надо хранить всю эту ерунду?! — возопил я, в сердцах дернув себя за волосы. — Ах да, конечно, накопили архив и надеются — пусть все подумают, будто мы делом занимались! А в архиве сплошной мусор.
Важнее
И вот, когда я уже добрался до конца награбленного архива, желанная ниточка все-таки возникла. Я нашел то, что нужно: письмо в Управление от некоей Бронте Шау, проживающей в Панданусе, а точнее в поселке под названием Венеция — поселке-самостройке, состоящем из фургонов и прицепов. Эта Шау и числилась приемной матерью Пери, и просила она денег.
Один-единственный адрес! Драгоценный кончик той самой ниточки! Я вскочил и заходил по комнате — от волнения мне не сиделось на месте. С чего теперь начать? У меня есть адрес с Окраин, надо съездить по нему. Я нашел карту Окраин, вывел на экран «Стрекозы» и увеличил так, чтобы подробнее рассмотреть Панданус. Куда же еще могла направиться Пери, как не к приемной матери? У нее ведь больше никого из близких нет.
И в письме, и в прилагавшихся записях звонков Шау просила у Управления только одного: денег. Пока она растила Пери, у нее, ей за это платили, значит, девочка была для нее источником дохода. Господи Боже ты мой, да что же это получается: Пери сама по себе никому не нужна. Только как средство чем-то разжиться. Шау благодаря ей получала деньги, Чеширы — молоко и присмотр для своего Хьюго, я — выгодный заказ. Кам? Для нее девочка была головной болью. Исключение составлял только Хьюго — для него, наверно, Пери была центром мироздания. А если я выполню свою работу, Пери с Хьюго разлучат, этого не миновать.
Я открыл файл с черновиком отчета для Чешира, подчистил его, дописал еще один абзац, и отправил адресату. Сообшение получилось коротким, но, по крайней мере, я заверил заказчика, что напал на след Пери. Вдаваться в подробности и тем паче упоминать Венецию и Шау — это ни к чему.
Теперь можно было выпить еще пива. Я снова устроился на диване и, почесывая Плюша за ухом, принялся прикидывать завтрашний маршрут на Окраины и порядок действий. Плюш дремал, а я гладил его золотистую гриву, широкую переносицу, массивные лапы. От него веяло апельсинами. — у меня примерно так же пахнет лосьон после бритья. Наверно, я утром потрепал Плюша по шкурке сразу после того, как умылся и побрился. Не сам же он апельсинами пахнет. Я отправил Хенрику сообщение, известил его, куда поеду и когда вернусь. Нет, ни на какое полицейское прикрытие я не рассчитывал, но Хенрик мой приятель, поэтому пусть хотя бы один надежный и дельный человек знает про мои планы и представляет, где меня искать. А то мало ли, сгину в глуши на Окраинах.
Мягко спихнув Плюша с колен, я отправился потолковать с Таджем, который стоял на подъездной дорожке. На ночь автомобиль сложился до минимального размера. За право парковать его у дома я отстегивал сверх квартплаты, в том числе и за услуги Бронсона, местного ночного сторожа — ленивого толстяка, который пугался собственной тени. Рэй, уличный торговец, присматривал за Таджем только днем, а по ночам Бронсон, обходя дом, непременно проверял, как там Тадж. Больше ни у кого в нашем доме автомобиля не было.
Тадж признал меня и сонно мигнул синим огоньком.
— Завтра утром выезжаем спозаранку. К половине пятого будь готов двигаться в путь, — предупредил я его.
Да, встать придется ни свет ни заря, и времени будет в обрез, ведь надо успеть обернуться в Панданус и обратно, иначе я не успею за Томасом. А мне не хотелось жертвовать ни минутой общения с сыном — ведь завтра я беру его на вечер.
— Ясненько, — откликнулся Тадж.
Прежде чем завалиться спать, я снова пролистал все документы, какими только располагал. Хотя я и скопировал добрую половину досье Пери, но так и не понял, что побудило ее похитить Хьюго. И все-таки теперь я знал о ней больше, и меня точила тревога и подозрения. Девочку бросили в детстве, это-то понятно. А если она очерствела и поэтому невзлюбила Хьюго? Может, завидовала его сытой жизни, благополучной и богатой обстановке, в которой он родился и рос? Тьфу ты! Как я мог забыть, что у меня есть ценнейшие улики — записки, которые Пери писала малышу. Я перечитал их, теперь внимательнее, вникая в каждое слово.