De Conspiratione / О Заговоре
Шрифт:
Британские стенания 1820-1840-х годов по поводу экспансионистских планов России — это из серии «громче всех “лови вора” кричит сам вор». Дело в том, что к мировому господству стремилась именно Великобритания. В первые 50 лет XIX в., когда Россия всего лишь ненамного расширила свою территорию, британцы побили все рекорды, увеличив подконтрольную территорию почти на 50 тыс. кв. миль. В середине XIX в. 19 млн британцев господствовали над 196 млн жителей заморских территорий, нещадно эксплуатируя их, жестоко и кроваво подавляя любую попытку сопротивления и обретения свободы — при этом британские истеблишмент и пресса постоянно обвиняли Россию, например, «в притеснениях поляков», которые на самом деле никогда не испытывали такой эксплуатации и такого гнета, каким подвергались африканцы, индийцы или аборигены Австралии; русские никого не сажали на «опиумную иглу», как британцы китайцев.
Захватив
232
Вернадский И.В. Политическое равновесие в Европе и Англия. СПб.: Славянская печатня, 1877. С. 11.
Страх перед континентальным гигантом Россией как препятствием на пути экспансии и мировой гегемонии — вот что заставило британцев начать информационно-психологическую (психоисторическую) войну против России в 1830-1840-е годы. Несправедливо? Конечно. Но британцы и не стремились к справедливости. В 1764 г. несправедливость как один из принципов внешней политики правящего класса страны открыто, не стыдясь, признал Уильям Питт-старший: «Что было бы с Англией, — сказал он, — если бы она всегда была справедлива в отношении Франции?». На место «Франции» в его фразе можно смело ставить: «Испании», «Германии», «России», далее — везде.
Трубя на весь мир о русском экспансионизме, британцы в первые две трети XIX в., как раз к окончанию Крымской войны, набросили на мир сеть, или, если угодно, обмотали его цепью своих опорных пунктов на морях. Эти пункты, контролирующие проливы, устья рек, острова в океане, были связаны между собой линиями, по которым курсировал британский военный и торговый флот. Гельголанд, Гибралтар, Мальта, Суэц, побережье Западной Африки, мыс Доброй Надежды, Аден, Маскат, Коромандельский и Малабарский берега, Цейлон, Сингапур, острова в Тихом океане — вот та сеть, которую британцы набросили на мир, или, опять же, иначе та «анаконда», которой они обвили мир по морю, поддерживая таким образом свое господство.
Британская «анаконда» эффективно сдавливала планету, включая Евразию/Россию до тех пор, пока в России в конце XIX в. не началось интенсивное строительство железных дорог, скорость перемещения товаров и людей по которым существенно превышала скорость перемещения по морю. Железные дороги — русский Транссиб [233] и германская БББ (Берлин — Бизантиум — Багдад), особенно в случае их соединения, грозили разрушить господство Великобритании, поскольку железнодорожный транспорт быстрее водного. Не случайно X. Макиндер (1861–1947), теории которого выросли из осмысления русско-британской Большой Игры в Центральной Азии, был настолько встревожен железнодорожным строительством в Евразии, в Хартленде, что заговорил о нарушении равновесия между Хартлендом и Внутренним полумесяцем — Прибрежной зоной, контролируемой британцами. Ясно, однако, что это никакое не равновесие, а система британского контроля, которая оказалась под угрозой.
233
Подробнее о Транссибе и его значении см.: Wolmar Chr. Blood, iron, and gold. How the railroads transformed the world. N.Y.: Public affairs, 2010. P. 159–171.
Под разговоры о «русском экспансионизме» британцы были активны не только «на дальних берегах», но и в зоне влияния России, в непосредственной близости от русских границ. В 1834 г. секретарь посольства Великобритании в Стамбуле разведчик Д. Уркварт побывал с тайной миссией у адыгов (черкесов), пообещав им оружие и боеприпасы. Позднее по адыгам работали британские разведчики Лонгворт и Белл, но с масштабом деятельности Уркварта, действительно выдающегося разведчика, им не сравниться. Он активно разжигал борьбу народов Северного Кавказа (прежде всего адыгов) против России. Он даже составил им декларацию независимости и придумал флаг, сыграв большую роль в создании антирусских настроений у многих представителей этого народа на целое столетие вперед и заложив прочный фундамент для действий британской разведки на Северном Кавказе и использования англосаксами выходцев из этого региона вплоть до наших дней. В частности, бежавшие от русских в Турцию и Иорданию представители родов адыгов и других народов Северного Кавказа становились «материалом» для создания разведсетей, работавших против России. Для представителей некоторых адыгских родов как в России, так и за ее пределами Уркварт до сих пор является весьма почитаемой фигурой. Как говорится, скажи мне, кто твой друг…
Показательно, что, с легкостью сдав в 1945 г. советскому союзнику фактически на смерть 27 тыс. казаков с семьями — русских людей, британцы не сделали того же с пятью тысячами служивших в вермахте северокавказских горцев. Этих мусульман, в отличие от православных христиан-казаков, они оставили про запас — для подрывной и разведывательной деятельности против СССР. Создание британцами агентуры глубокого залегания на Северном Кавказе и в Центральной Азии, когда речь идет о целых родах (кланах) в течение многих десятилетий, работающих на британцев против русских, уходит в глубокое прошлое, порой — во времена Большой Игры.
Ответом на происки британцев в Тегеране и на Кавказе стала миссия Яна Виткевича (адъютант военного губернатора Оренбурга В.А. Перовского) в Кабул 1837 г. Миссия завершилась удачно: Виткевич подписал договор с амиром Дост Мухаммадом, что вызвало истерику в Лондоне. Истерику и конкретные действия. «Коварный Альбион» — ситуационно диккенсовские Урия Хипп, Ловкий Плут, Феджин и Билл Сайкс в «одном флаконе» — не простил ни Виткевича, ни Дост Мухаммада [234] .
Виткевич, вернувшийся в Петербург, внезапно умер накануне представления Николаю I и получения монаршей награды. Официальная версия — застрелился. Но почему исчез подписанный с амиром договор? Официальная версия — Виткевич сжег его в приступе помешательства перед смертью. Однако многие современники открыто указывали на ту державу, чьи альбионские «уши торчали» в данной ситуации; думаю, эти современники верно понимали ситуацию. Таким образом, в самом начале Большой Игры на русской стороне «образовалось» два трупа — Грибоедова (антирусское выступление в Тегеране организовала британская агентура) и Виткевича — the British Empire strikes back. Британцы хотели наказать и афганского эмира, да не все коту масленица: в Афганистане они попали как кур в ощип.
234
Подробнее см.: Hopkirk P. The Great Game. On secret service in High Asia. L.: John Murrey, 1990/2006. P. 165–174.
Все это не значит, что Россия была «белая и пушистая». Речь о другом: петербургская империя Николая I, а затем двух Александров и еще одного Николая не вынашивала планов мирового господства — в отличие от британцев. Не было у России и своих КС, т. е. структур Заговора. Экспансия России, как это ни парадоксально прозвучит, носила оборонительный характер: она отодвигала границы, т. е. снижала уязвимость — об этом прямо говорил не кто иной как известный британский историк и специалист в области разведки Арнольд Тойнби-младший. Не было у России и экспансионистского плана ни при Николае I, ни позже — потому что, к сожалению, вообще не было стратегического плана, Большой стратегии. Особенно это характерно для эпохи британско-русского соперничества: британцы судили по себе и полагали наличие у России некоего плана, большого и хитрого — и тем больше и хитрее, чем меньше он просматривался.
«Меня всегда поражало непонимание Европой, и особенно Англией, России, — писал Н.Е. Врангель, отец «черного барона». — Там верили в миф, были убеждены, что у русского правительства существует какая-то планомерная иностранная политика, что русский двор стремится сознательными шагами к точно намеченной цели. И, что еще более странно, вслед за Европой в эту легенду уверовало не только само русское общество, но и само беспочвенное русское правительство.
Быть может, когда-то планомерная политика у России и была — отрицать не стану. Я говорю не о далеком прошлом, а о времени, которое я сам пережил (т. е. вторая половина XIX — начало XX в. — А.Ф.), — и в это время, утверждаю, таковой не было.