Дедовский подгон. Рассказ спецназера
Шрифт:
Сегодня много про Чуму и немного про теодицею. Со вторым персонажем все просто и ясно. Теодицея, если кто до сих пор не в курсе, это про то, что много зла не бывает. И не будет. Добро все порешает верно. Потому как вроде бы оно и есть Бог. С Чумой посложнее. Нет в нем предельной
У Чумы в анамнезе нет никакого 91-го. Есть неоднозначные и не свои воспоминания русского парня 25-ти лет от роду. До казуса в Константиновке ничего у него внутри не жгло и не горело. Он делал свою работу. Здорово делал. Один из лучших разведосов в нашем Южном округе. А еще он живой и рыжий. Во всех случаях и с ног до головы. И веснушки! Они у него повсюду. На тяжелых боксерских ладонях, на короткой и сильной шее, на длинном смешливом лице и дальше. Да, дальше. Из них, из бесчисленных веснушек растут густые и несгибаемые желтые волосы. И характер никакой не нордический, а такой же. Веснушчатый.
– Воевать надо без злости. – говорит Чума. – По-доброму. Стильно. Молодежно. Искандерно. А вы ( это он про меня и Николаича) наворачиваете: «Деды! Победа! До последнего Зеленского!» Вроде бы мужики толстостенные, а по эмоциям скачете как зайцы. От ромашки до какашки и обратно.
До недавнего времени был у Чумы резон так говорить и действовать. Но вот, что случилось с нашей героической и непобедимой ДРГ под городом под Соледаром. Чистили мы очередную Константиновку. Там в чем была закавыка. После Северодонецка и Лисичанска «несчастный неприятель наш» поменял тактику. То есть, как ехал на конечную станцию «Капитуляция Безоговорочная» так и продолжил, но теперь по другому маршруту. Значит, вот что они придумали на свою хворую голову. «Микол» мобилизованных оставляли на позициях в населенных пунктах, а кадровые по лесопосадках и промзонах шарились. Работало это следующим образом. Наша арта Микол в погреба с закатками посадит, а тогда броня с пехотой выдвигается на штурм укрепа. Ну как на штурм. Скорее зачистку. А в это время из леса или мертвого советского цеха прямо в незащищенный бок прилетает. Картина не хорошая, но эпическая. Тогда скучали наши родимые железяки в диких, нестриженых полях. Дальнобойные носы повесили. Обгорелые и грустные. Вот, значит, чтобы они не скучали и «стопятьсотая» Константиновка не лежала богопротивным камешком в берце русского солдата, мы свою охоту охотили. В охотку…
Конец ознакомительного фрагмента.