Дефицит
Шрифт:
— Вы же знаете, ваша дочь поступает.
Он-то знает, но откуда это Маше известно? Развесила уши.
— А за Клару, между прочим, похлопотать некому, родители у нее далеко, — добавила Маша через паузу, будто за дочь он хлопочет но-настоящему, а за Клару для отвода глаз.
Клара, между прочим, такой сквалыжности, такого тона базарного себе бы не позволила.
— Как это некому?! — повысил голос Малышев. — А мы с вами? Отделение, горбольница?
Неужели он похож на родителя, обивающего пороги начальства, проректора, ректора? Маша попыталась сделать гримасу, дескать, и отделение, и горбольница
Дома за ужином как раз об этом и пошел разговор. Марина и Катерина сидели за столом одинаково насупленные, похожие, как близнецы. А в чем дело? За сочинение, оказывается, Катерина получила четверку, а это уже опасно, чревато, тревожно, может так получиться, что злополучный один балл, которого вечно не хватает до проходного, именно здесь и потерян, на первом экзамене, тогда как Катерина рассчитывала потерять его на последнем — по физике.
— Если бы я получила пятерку, папочка, я не стала бы тебя ни о чем просить.
— А сейчас о чем намерена просить?
Может быть, и жестоко с его стороны, но не пора ли ей знать и учитывать его установку?
Сказать прямо дочь не решилась, но окольно все же сказала:
— Там родителей больше, чем абитуриентов. Только моих нет. И я этим горжусь. — Подумала и, чтобы отец правильно понял, осторожно добавила: — Что поделаешь?
Отец молчал.
— Слава Сорокин приехал писать сочинение на шестой модели. И весь фирменный, от и до. — Катерина вроде бы сменила тему, или же начала очередной заход издали.
— Что за шестая модель? — поддержал Малышев разговор. — Мопед?
Катерина злорадно рассмеялась.
— Папочка юморист. Это «Лада»! — воскликнула она. — Девять тысяч!
Непременно у них «Лада», будто словом «Жигули» они себе язык поцарапают.
— Таким везде дорога, — продолжала Катерина. — Отец — сила!
Сорокин — директор комбината, фактический хозяин города, ну и дальше что?
— Ты, папочка, правильно делаешь, что рассчитываешь только на мои знания, но прошу не пилить меня, если не поступлю. Знания сейчас не помогут. — И поскольку отец молчал, добавила громче: — Очень прошу!
— Я и не собираюсь тебя пилить.
— Ты и в школе ни разу не был за десять лет, — вмешалась Марина. — Зачем тебе в институт идти?
— Незачем, — в тон ей согласился Малышев.
Надо их пощадить, не отчитывать, обе они в панике и не знают, как к отцу подступиться. Наверняка до его прихода они обо всем переговорили, настропалили себя, учли все мелочи и закавыки, но почему-то не учли главного. Почему, живя с ним без малого двадцать лет, Марина так и не привыкла, не желает учитывать его принципы, привычки, склонности? Черт побери, она хорошо знает, что вилкой, к примеру, нельзя хлебать суп, что на голову не надевают сапог, но не хочет знать, что муж ее, хоть убей, не возьмется за дело недостойное да к тому же, по его мнению, бессмысленное.
— Справедливость, папуля, как всегда запаздывает. Сейчас не поступлю, потом будет поздно, все из головы выветрится. «Комсомолка» уже писала, что взяточники мешают поступить достойным. Заметь — не предположение «могут помешать», а утверждение — «мешают».
Она считает себя достойной, и в этом ее беда. Главная. А может быть, и его…
— Какой-то
Он усмехнулся, кивнул. Далее мать и дочь заговорили между собой, показывая, что с отцом, как всегда, важные вопросы обсуждать бесполезно, мужчины в доме нет. Живут они вдвоем с Катей вполне автономно, тем более в критические моменты, — между собой заговорили, но явно для Малышева.
— Настенька еще не приехала? — спросила Марина, хотя ясно было, про Настеньку они все выяснили до его прихода, и тут просто продолжается психическая атака.
— Нет, Настенька до сих пор не приехала, — ответила Катерина таким удрученным тоном, каким говорят об отсутствии хлеба насущного, тепла зимой, спасительной прохлады летом. — И неизвестно, когда приедет.
Настенька — дочь профессора Сиротинина, завкафедрой госпитальной терапии в мединституте. Катерина с ней дружна по хореографической студии.
— Настенька на стажировке в Большом театре, — пояснила Катя отцу, неудобно все же оставлять его в стороне от их разговора.
— Вот что деньги делают. — Марина знает, что эта ее присказка мужу не нравится, но забыть она ее не может, ибо в ней — правда.
Дочь Сиротинина давно уже у них притча во языцех — Настенька ходит в английскую школу, вот что деньги делают, занимает первые места на смотрах — и опять деньги причиной.
— Ты как-то говорила, что она прекрасная балерина, — мирно сказал Малышев дочери, объясняя тем самым успех Настеньки.
— Бесспорно, талант, балерина божьей милостью, — с чужого голоса вдохновенно запела Катерина. — Что говорить, мамочка, танцует — обалдеть! Да и прехорошенькая вдобавок, видуха у нее не то, что у вашего выродка. Обожателей — стадо. Анастасия Сиротинина — звучит!
Марина ее прервала:
— Если сейчас уже стажировка в Большом театре, то будущее обеспечено. А начинается с малого — отец привел, отец попросил.
Неглупая вроде бы у него жена, но зачем так грубо, так в лоб упрекать его? И сколько лет уже он терпит галиматью — нет в доме мужчины, ни о чем он не хлопочет, ничего он не делает для жены, для дочери, для семьи. Временами действительно они будто врозь живут — от несогласия в простых вещах, от недопонимания. Ему всегда хотелось, чтобы она была девчонкой скромной, честной, доброй, грамотной, жизнерадостной, уверенной в своем будущем. Он постоянно хотел вести ее за собой, воспитывать, а значит, не потворствовать ее капризам. Благая цель, но как-то так получалось, что он не помогал ей жить, а мешал — и то не по ней, старо и пошло, и другое противно, не современно, и третье не в жилу и не в дугу. Выходило в итоге, что не отец с матерью ее воспитывают и не учителя, хотя и стараются, не щадя сил, — улица, брод, компашка сильнее и семьи и школы. Там свои кумиры, ориентиры, своя информация наперекор газетам, радио, телевидению, и каналы ее не поддаются контролю. Даже если дитя дома сидит, по броду не шляется, все равно не избавлено от влияния и воздействия. Будто в форточку проникает вирус, заражая юное поголовье неким зудом. И не частные, не одиночные случаи, а — пандемия зуда на особое тряпье, особые манеры, слова, мысли и чувства.