Дефолт, которого могло не быть
Шрифт:
Необходимо было срочно что-то предпринимать для воссоздания банковской системы, а ЦБ предстояло объявить о введении свободного плавающего курса рубля с целью сохранить оставшиеся валютные резервы (результатом этого, естественно, был ускоренный рост инфляции).
Активно обсуждалась идея фиксированного курса рубля и его жесткой привязки к иностранной валюте (так называемая модель «currency board»), за которую, в частности, выступал Федоров. Он вел энергичный поиск действенных мер и даже уговорил Доминго Кавальо, отца аргентинской модели «currency board» и успешной посткризисной стабилизации, приехать в Москву и попытаться убедить руководство страны и общественное мнение в ее целесообразности [200] . Кавальо посетил Москву 1 сентября и затем уехал
Однако многие руководители высшего звена признавали, что, хотя идея фиксированного курса и привлекательна сама по себе в кризисных условиях, она, тем не менее, вряд ли осуществима в конкретных политических условиях. Требовалось законодательное утверждение в Думе (на что вряд ли можно было рассчитывать при враждебном общем настрое парламента), и необходима была тщательная подготовка. МВФ готов был рассмотреть эту идею в сочетании с цельным пакетом реальных жестких мер, но в остальном относился к ней без всякого энтузиазма ввиду очень малой вероятности ее осуществимости.
Федоров продолжал настаивать на своей идее «управляемой эмиссии». Она заключалась в том, чтобы провести одну последнюю эмиссию с целью погашения остававшихся долгов и затем зафиксировать обменный курс рубля и привязать его к иностранной валюте при поддержке МВФ и международного сообщества. С точки зрения МВФ, эта идея не имела никаких шансов на успех. Было совершенно нереально рассчитывать, что удастся осуществить модель «currency board» после сознательно спровоцированной гиперинфляции, не имея внятной налогово-бюджетной политики, да к тому же в тех сложных политических условиях, которые ожидались в России как минимум вплоть до следующих президентских выборов в 2000 году.
Один из правительственных реформаторов в разговоре, состоявшемся между нами 28 августа, признал, что нынешнее руководство страны себя полностью исчерпало. Доверия к еще одному правительству Черномырдина не будет никакого, поскольку именно его считали виновным в нынешних бедах страны (на Кириенко, действительно, ответственность за случившееся никто особенно не возлагал: он мало что мог изменить в доставшейся ему по наследству ситуации). А хуже всего было то, что не пользовался более доверием и сам Ельцин.
По мнению собеседника, слухи о возможной досрочной отставке Ельцина были обоснованными, и именно исходя из этого было произведена смена правительства. План этот якобы пыталась осуществить группа олигархов во главе с Березовским, и заключался он в том, что осенью Ельцин подаст в отставку, а Черномырдин займет его место и объявит о проведении в начале следующего года досрочных президентских выборов. Из всей этой стратегии оставалось непонятным лишь одно: с чего вдруг Ельцин должен был на все это согласиться. Но, так или иначе, никаких серьезных экономических инициатив не предвиделось. Скорее следовало ожидать введения регулирования цен и валютного контроля. Судя по тому, как и что делалось в те дни в руководстве, такой сценарий казался вполне вероятным.
По мере углубления кризиса власти на местах делали что могли. Они вводили чрезвычайные меры, как, например, генерал Лебедь, распорядившийся в Красноярском крае сдерживать цены административными мерами. Сообщалось также, что во Владивостоке городские власти запретили вывоз продуктов за пределы города и на повестке дня там введение карточной системы. Губернатор Калининграда объявил о прекращении налоговых отчислений в федеральный бюджет.
Пострадали и региональные бюджеты. Доля их расходов в ВВП упала с 18,2% в 1997 году до 14,8%. Особенно чувствительно сократились расходы по статье «Национальная экономика» (на 1,5% ВВП) и социальные траты (на 1,6%). В последующий период они продолжали уменьшаться. В 1999 году они упали на 1% ВВП, составив 13,8%. Одним из главных факторов здесь было сокращение субсидий для строительной индустрии и муниципальных расходов – с 3,5% до 2,7% ВВП.
По состоянию на 1 сентября ЦБ потратил за два предыдущих месяца 9 млрд долларов
Логика Центрального Банка при этом была следующая. Финансовое положение банков ухудшилось из-за падения цен активов и временного моратория, а крах рынка ГКО сделал невозможным эффективное перераспределение ликвидности между банками. ЦБ предоставил особо приближенным коммерческим банкам краткосрочные кредиты под залог имевшихся у них «замороженных» ГКО. Они немедленно воспользовались этими средствами для покупки долларов. За четыре дня, с 17 по 21 августа, Центробанк потратил 56 млрд рублей. С трудностями при исполнении обязательств столкнулись многие банки. Паническое изъятие вкладов распространилось и на те кредитные учреждения, стабильность которых изначально опасений не вызывала. В конечном итоге из-за массовой конвертации рубля резко возрос спрос на наличную иностранную валюту.
Одновременно в Думе возражения против назначения Черномырдина приняли всеобщий характер, и 30 августа коммунисты усугубили экономический и политический кризис, заявив, что будут голосовать против Черномырдина. Было ясно, что те, кто возражает против предложенной Ельциным кандидатуры Черномырдина, фактически выступают против самого Ельцина.
О том, что Дума могла взбунтоваться в любую минуту, свидетельствовала ее готовность выдвинуть в премьеры кандидатуру московского мэра Юрия Лужкова. Президентские амбиции Лужкова были ясны и ранее, но тут представилась реальная возможность воспользоваться благоприятной для него ситуацией. Советники Ельцина вынуждены были тут же отказаться от Черномырдина, и руководитель администрации президента Валентин Юмашев предложил взамен кандидатуру тогдашнего министра иностранных дел Евгения Примакова. Он был, конечно, хитрый и искушенный, но одновременно, по сравнению с Лужковым, и более прагматичный, предсказуемый и склонный к компромиссам политик, а потому казался меньшим из двух зол. Ельцин в конце концов дал свое согласие, и 11 сентября Дума утвердила Примакова в качестве премьера.
В экономическом плане новый премьер-министр намеревался обеспечить развитие, следуя линии, предложенной экспертами времен позднего Горбачева, и произвел с этой целью масштабные кадровые перестановки. Выходец из советского Госплана Маслюков был назначен первым заместителем премьер-министра и получил в свое ведение общий контроль над экономикой. Ввели в состав правительства и вечного оппортуниста-реформатора Шохина – у него была репутация человека, умеющего «выбивать» из МВФ и Всемирного банка кредиты без обременительных условий. Удалось сохранить свой портфель министра финансов Задорнову, хотя былого влияния у него не осталось и в помине: после случившейся финансовой катастрофы все к нему относились с большим недоверием. Но он явно не хотел расставаться со своей министерской должностью и даже готов был работать сначала с Шохиным, а потом и с Маслюковым (тем более что и охотников возглавить Минфин тогда не было).
Дубинин подал в отставку с поста председателя Центрального банка 7 сентября. Алексашенко стал исполняющим обязанности, но и его дни в ЦБ были сочтены. Дубинин больше чем кто бы то ни было, даже больше, чем Кириенко, прочувствовал всю тяжесть ответственности и за сам кризис, и за приведшие к нему политические ошибки. Он говорил, что его в конце концов бросили все, даже те, кого он считал своими друзьями и соратниками. Он ощущал себя полностью подавленным. Хотя в каком-то смысле для него наступило облегчение. Помню, он сказал однажды, что работа у председателя российского ЦБ опасная, потому что все время приходится противостоять слишком влиятельным интересам. Если вспомнить, что его квартира была дважды обстреляна неизвестными (в 1996 и 1998 гг.), можно не сомневаться: он вряд ли сильно преувеличил.