Дефолт, которого могло не быть

Гилман Мартин

Через несколько дней, когда история с Чубайсом еще не сошла с первых страниц газет и даже вызвала горячие споры в Конгрессе США (чего, похоже, чаще всего и пытались добиться разжигатели скандалов), началось следующее «представление». 21 сентября информационные агентства распространили выдержки из переданного Би-би-си интервью с аудитором Счетной палаты Вениамином Соколовым, в котором речь шла о том, что выделенные Западом в виде помощи миллиарды долларов были потрачены впустую. В некоторых сообщениях звучали обвинения, что средства, полученные от МВФ в июле, ушли не по назначению.

Соколов вскоре заявил, что его неправильно поняли, что Счетная палата не проводила никакой проверки расходования

средств, полученных в июле от МВФ. Вообще, по его мнению, он не сказал ничего нового, а просто выразил личную точку зрения, о которой до того уже неоднократно заявлял в прессе, а именно, что западная помощь шла на финансирование бюджета, а уже при исполнении бюджета и начинались злоупотребления и коррупция. Нечто подобное Соколов предыдущей весной уже излагал, выступая в различных аудиториях в Вашингтоне, в том числе и в Конгрессе. Следует отметить, что Счетная палата в то время была весьма политизированным органом, каждый аудитор представлял какую-то конкретную думскую фракцию, и Соколов, например, был назначен фракцией коммунистов.

Высказывания и Соколова, и Чубайса вызвали нездоровый ажиотаж, по крайней мере в Москве, – они явно были на руку тем, кто пытался найти, на кого бы свалить вину за случившийся финансовый и экономический кризис [206] .

Тогдашний генеральный прокурор Скуратов, например, 20 сентября заявил, что ЦБ использовал выделенные МВФ в июле средства не по назначению. Дубинин 21 сентября выступил с обширным интервью, где разъяснил, что полученные от МВФ средства были размещены в разных валютах, за исключением 1 млрд долларов, который специальным решением был передан Минфину для обеспечения его операций по погашению ГКО в августе.

Вообще, следует понимать, что отследить порядок использования выделяемых фондом средств нет ни возможности, ни нужды, поскольку, в отличие от целевых займов под конкретные проекты, кредиты МВФ призваны в целом поддерживать платежный баланс и бюджет. Хотя, с другой стороны, можно допустить, что некоторым людям в России, особенно оппонентам правительства Кириенко, таким как Скуратов, сокращение валютных резервов представлялось неправильным использованием средств. Все эти страсти, однако, оказались только «пробой сил». Главные схватки были еще впереди.

Угроза экономического коллапса

В середине августа казалось, что страна стремительно проваливается в какую-то черную дыру, что ситуацию уже никто не контролирует. Главной задачей в этих условиях было предотвращение полного экономического коллапса.

Поверить, что Примаков со своей командой сможет эту задачу выполнить, было трудно. Но в то же время уже одно его присутствие во главе правительства в трудное время и растущая вероятность того, что он станет следующим президентом, производили немалый успокаивающий эффект. Со стороны, во всяком случае, ситуация виделась именно так, и на большее, кажется, никто не рассчитывал. Было много разговоров о неизбежности дирижизма в России. Например, 15 сентября группа давно находившихся не у дел ученых, в основном из бывших советских специалистов, представила на рассмотрение нового правительства антикризисный план. Но в конечном итоге и Примаков никаких действий не предпринял, и коллапс так и не наступил.

Сразу после августовских событий вероятность гиперинфляции и экономического коллапса была вполне реальной. В сентябре кризис проявился, казалось, еще серьезнее и в финансовой, и в экономической сферах: сказались девальвация рубля и падение доверия к российской валютной единице. Рубль подешевел в три раза, цены на импортные товары резко подскочили, на рынок закачивали все больше и больше наличности. В августе цены на потребительские товары выросли на 3,7%, а в сентябре – сразу на 38,4%.

Со

временем, благодаря предпринятым Центральным банком в конце сентября мерам, курс рубля временно подрос, и рост инфляции замедлился. Но в августе из-за отсутствия жесткой монетарной политики давление на рубль было очень высокое. Объем наличных денег в этом месяце практически не изменился, несмотря на то что ЦБ потратил около 6 млрд долларов из своих золотовалютных резервов. Очевидно, валютные потери в результате интервенций были стерилизованы в процессе операций с государственным долгом и выдачи стабилизационных кредитов коммерческим банкам.

Дефицит наличных долларов и даже рублей резко отрицательно сказался на розничной торговле, задев в первую очередь мелких торговцев, работавших исключительно с наличными деньгами. Кроме того, почти полностью прекратился завоз импортных, в первую очередь потребительских, товаров, поскольку системы для расчетов за них больше не было. Повсеместно стали возникать очереди в магазинах; казалось, что вот-вот вновь наступят советские времена. Привыкшие к таким прихотям судьбы россияне относились к этому с обреченным спокойствием. От Кремля только ждали ответов на классические вопросы: «Что делать?» и «Кто виноват?». А Кремль молчал.

При этом, правда, за пределами Москвы и некоторых других крупных промышленных центров резкого ухудшения положения не ощущалось. Объясняют это чаще всего тем, что достижения предыдущего периода не успели распространиться на провинцию, а потому и финансовый крах ее практически не коснулся. Некоторые региональные банки действительно пережили кризис без серьезных потерь, поскольку, в отличие от активно игравших на рынке ГКО крупных московских банков, они имели ограниченный доступ на рынки, поэтому кредиты за границей не брали и гособлигаций в портфелях держали совсем немного.

С точки зрения стороннего наблюдателя российские власти в тот период совершенно не соответствовали своему предназначению. К последствиям кризиса они никак не подготовились, по самым актуальным направлениям руководства не ощущалось ни на одном уровне, начиная с самого Ельцина. С момента отставки правительства Кириенко междувластие и политический вакуум продолжались почти месяц (причем сами россияне ничего из ряда вон выходящего в этом не видели). Некоторые олигархи и другие предприниматели, имевшие крупные задолженности по кредитам, срочно распродавали активы своих предприятий, а что-то выводили за границу. Власти на это в большинстве случаев смотрели сквозь пальцы, а то и вовсе потакали нарушителям.

Между тем требовалось срочно решать что-то с пострадавшими вкладчиками, развалившейся системой взаиморасчетов, сокращением налоговых поступлений, растаскиванием активов и, наконец, что-то предпринимать в отношении многочисленных и крайне недовольных инвесторов. Если среди последних еще и сохранялись какие-то надежды на Россию в долгосрочном плане, то они грозили вскоре исчезнуть, поскольку объявление согласованных условий реструктуризации ГКО/ОФЗ откладывалось и откладывалось. Одновременно отмечались злоупотребления временным мораторием на погашение внешних долгов банков. Кругом звучали взаимные угрозы, затевались судебные разбирательства. В Credit Suisse First Boston (самый крупный в то время иностранный частный инвестор в России) были разгневаны тем, что их не привлекли к обсуждению условий реструктуризации долга. Специалист по развивающимся рынкам лондонского отделения Deutsche Bank Фолкертс-Ландау, который до 17 августа был уверен, что международная помощь неизбежно будет предоставлена, и потому выступал за инвестирование в России, 26 августа провел телефонную конференцию и попытался оправдать перед инвесторами свою точку зрения, снова – довольно неожиданно – убеждая их в своей правоте.