Дефолт, которого могло не быть
Шрифт:
Наконец, упомянув о срочных мерах в отношении банковского сектора, Маркес-Руарте высказал пожелание, чтобы стратегия обслуживания внешнего долга стала прозрачной, чтобы с внешними кредиторами велся доброжелательный диалог и чтобы кризисное бремя справедливо распределялось между различными группами кредиторов.
Примаков придерживался совершенно иной точки зрения. Его логика была такой. МВФ в качестве финансового механизма «Большой семерки» пообещал выделить России значительную сумму. Поскольку текущее положение еще хуже, чем то, что было на момент заключения договоренности в июле, деньги эти России были крайне нужны. Новое правительство не могло нести ответственности за оставшийся после кризиса хаос, и потому наказывать его за прегрешения предшественников несправедливо. С учетом взрывоопасной социальной
Примаков задействовал свои старые связи и обзвонил бывших коллег, все еще являвшихся министрами иностранных дел своих стран, а также позвонил двум главам государств. Например, 24 ноября он пригласил на аудиенцию посла США Джеймса Коллинза и указал на то, что МВФ выдвигает требования, несовместимые с тем, о чем писал ему вице-президент Альберт Го р в послании по линии комиссии Примаков – Гор. Коллинз ответил, что при его понимании позиции фонда никаких расхождений с содержанием письма Гора он не видел. Мой осведомленный источник в «Большой семерке» по этому поводу предполагал, что премьер-министр просто пытался посеять сомнения, чтобы добиться тактического преимущества. Действуя в том же ключе, Примаков накануне звонил Шираку и жаловался ему по поводу МВФ и обещанного транша. Ширак, в свою очередь, затронул этот вопрос во время состоявшейся тогда же очередной встречи со Шредером.
Поскольку отсутствие взаимопонимания становилось практически полным, и к тому же в споры оказались вовлечены акционеры фонда, Камдессю 1 декабря вылетел в Москву для переговоров с Примаковым и членами его правительства. Позиция директора-распорядителя была той же, что и у Маркеса-Руарте, но излагал он ее более дипломатично, оставляя надежду собеседнику, что, конечно, будет разработана программа, которую МВФ обязательно поддержит. Для этого нужно только прояснить и согласовать некоторые технические моменты. Один такой момент касался нового руководителя налоговой службы Георгия Бооса, близкого к московскому мэру Лужкову, и его настойчивого желания снизить НДС и урегулировать долги всех крупных налогоплательщиков путем переговоров (Боос утверждал, что практика эта существовала и раньше, а он лишь предлагал сделать ее более прозрачной). Камдессю высказался категорически против и той и другой меры. Тем временем во многих областях отмечалось движение вспять. Например, распущенная поначалу Кириенко служба валютно-экспортного контроля, функции который перераспределили между другими ведомствами, вдруг возродилась вновь. Ее новые руководители утверждали, что для предотвращения вывоза капиталов крайне необходимо контролировать цены и качество экспортно-импортных товаров [210] . Другой пример: на заседании правительства, состоявшемся под председательством Маслюкова в конце ноября, было принято «важное политическое решение» возобновить привлечение иностранных кредитов под правительственные гарантии. Речь шла о той самой практике, которую прекратили в начале 1998 года во исполнение условия, выдвинутого МВФ при утверждении в 1996 году трехлетней экономической программы [211] .
Глава 11 Самое тяжелое время
Воспоминания о 1999 годе вызывают у меня ощущение, которое должен испытывать водитель, чей автомобиль на высокой скорости неожиданно влетает на голый лед: машина перестает слушаться руля, начинает кружиться сама по себе, и водитель превращается в беспомощного пассажира. Именно таким пассажиром казались в тот год российские власти. Казалось, для них все кончилось и катаклизм смены тысячелетий вот-вот наступит.
Общее положение
Год начинался безрадостно. Казалось очевидным, что экономическая реформа и попытка интеграции России в международную систему потерпели провал. Сделанное Чубайсом в 1997 году заявление о том, что переход к рыночной экономике необратим, стало выглядеть, мягко говоря, не бесспорным. Напротив, правительство Примакова,
В политической сфере Ельцин и его администрация, казалось, окончательно выпустили контроль из рук. Победа Примакова на предстоящих президентских выборах выглядела неизбежной. Правда, 30 сентября, участвуя в конференции партии лейбористов в Блэкпуле, Лужков заявил, что при отсутствии других достойных претендентов он тоже может выставить свою кандидатуру на пост президента. Все это не вселяло радужных надежд.
Экономические перспективы России в МВФ оценивали пессимистично. В начале года считалось, что экономика в лучшем случае может вырасти в реальном выражении на 3%, да и то лишь при том условии, что власти по некоторым направлениям примут на вооружение политику, рекомендованную МВФ. В противном случае ожидалось сокращение экономической активности на 2%, причем в расчет не принимались возможные осложнения ситуации.
В правительстве же среди прочего рассматривали введение запрета на использование доллара во взаиморасчетах внутри страны. Экономике в ее тогдашнем состоянии это причинило бы огромный ущерб, но, к счастью, у правительства возникли более срочные дела (а потом неожиданно для него самого и вовсе истек отпущенный ему срок). С не менее опасной идеей выступал руководитель налоговой службы Георгий Боос – он предлагал вести индивидуальные переговоры с крупнейшими налогоплательщиками и договариваться с каждым в отдельности, сколько тот может и будет фактически платить налогов! Но все обошлось и в этом случае: власти просто не успели предпринять действий, которые свели бы на нет результаты нескольких лет упорного труда по выстраиванию эффективного налогового аппарата [212] .
Тем временем Юрий Маслюков раскритиковал сотрудников МВФ, которые считали, что его подход к бюджету строится на чрезмерном сокращении реальных расходов. Маслюков считал эти возражения необоснованными. Премьер-министр, в свою очередь, был уверен, что претензии к бюджету – лишь отговорки, прикрывающие нежелание фонда выделять деньги. От этого недоверия со стороны Примакова избавиться так и не удалось. Впрочем, впоследствии оказалось, что МВФ, как и все остальные, просчитался относительно возможного подъема в экономике и последующего роста поступлений в бюджет.
Возобновлению роста способствовали: удивительная способность к выживанию, проявленная частным сектором, эффект девальвации и, как ни парадоксально, потеря всяких иллюзий в отношении России в связи с разразившимися скандалами [213] .
В 1999 году отовсюду звучали обвинения в том, что деньги МВФ были разворованы, что фонду лгали относительно использования валютных резервов ЦБ, наконец, что крупные суммы отмывались через Bank of New York. Многие СМИ в России и за рубежом сыграли в этом плане весьма пагубную роль, поскольку, сильно преувеличив масштаб нарушений, создали в общественном мнении образ России как криминального государства. Не способствовало улучшению российской репутации и то, что всего за год в стране три раза сменился премьер-министр (Примаков, Степашин и Путин).
Несмотря на все это, МВФ в конце июля утвердил новое соглашение stand-by с Россией и выделил ей очередной транш, который в результате оказался последним.
То, что случилось следом, с трудом поддается объяснению. Предсказания всех ясновидцев (МВФ в том числе) относительно будущего российской экономики оказались не просто неверными, а совсем неверными: экономика резко пошла в рост, причем еще до прихода Путина к власти. Способствовало этому сочетание нескольких факторов. Изменились приоритеты российского бизнеса: поскольку спекуляции на валютном и фондовом рынках прекратились, пришлось наконец использовать капиталы в реальном секторе. Удешевление рубля предоставило российским производителям защиту от иностранных конкурентов и их товаров. Значительно выросли цены на нефть (чего МВФ, кстати, в своих прогнозах не предполагал.) Наконец, начали сказываться в повседневной практике первые долгосрочные результаты предпринятых ранее мер по улучшению управления в экономической, монетарной и бюджетной областях.