Дела земные
Шрифт:
– Я твой! – ответил за котенка новый взрыв.
И тут по каске постучали. Еще одни зеленые, почти кошачьи, глаза посмотрели на солдата.
– Живой?
– Да вроде бы.
Санитарка распласталась рядом с солдатом – голова к голове. И тут увидела котенка.
– Ух ты! А он твой?
Две каски, два подбородка на израненной земле. Три пары глаз. Глядя на них, даже снаряды перестали падать.
Санитарка была бесстрашной. Солдаты ласково называли ее «шалавой безмозглой» и улыбались при этом. Имелось в виду не легкомысленное отношение к мужчинам, а легкомысленное
Лица санитарки никогда нельзя было разглядеть. Каску поддерживал курносый носик над остреньким подбородочком. Губ тоже не видно – они вечно с грустью поджаты. Но сейчас рот санитарки рядом, и он розовый, как у котенка.
– Отдай мне котенка, – попросила санитарка. – Ты его не прокормишь, а у меня и пипетка есть, и молоко сухое.
– Если поцелуешь, он будет твой, – усмехнулся солдат.
– А что же не поцеловать? – И женские губы прилипли к мужским губам. А потом оторвались и восторженно чмокнули белоснежную шерсть котенка.
– Ты мо-о-й! – воскликнула она.
– Он твой! – подтвердила изрешеченная снарядами земля.
Котенок зарылся в женской груди, что-то ему напоминающей.
Взгляд с потолка проследовал было за котенком, но был ошеломлен следующим поцелуем – более длинным, дрожащим и бесконечным. Даже после поцелуя губы солдата и санитарки не разжались, а продолжали вглядываться друг в друга. И земля стала под ними горячей.
Взгляд с потолка прошуршал над степью и деревенькой, в которой вместо разбомбленных домов торчали только печные трубы, ворвался в свою комнату и зарылся в подушку.
Так устал он путешествовать во времени, что спал тяжелым сном.
– Проснись, дед! Подгузник поменяем – мне идти надо.
Плохо ему было возвращаться в войну – чтоб она сгинула, проклятая.
Так же, как сгинула в небыль пацанка-медсестра с теплым комочком белоснежной шерсти за пазухой.
Дед с радостью открыл глаза. Понял, что не на войне он. Санитарку жалко, котенка жалко, но зато теперь они вместе навсегда.
– А ты не уходи, – сказал дед внуку. – Еще почитай.
– Да спать мне здесь негде…
Диван после смерти бабушки вынесли к подъезду. Хотели продать и купить новый. Но тот благополучно исчез.
– А ты в стенку постучи.
– Чего?
– В стенку постучи. Соседка придет и даст раскладушку.
В стенку внук стучать не стал. Вышел в подъезд и постучал в дверь.
Стук услышали – за дверью протопали чьи-то шаги. Видимо, его разглядывали в глазок. Еще раз постучал. Подождал. Не открыли. Наверное, не понравился. Вернулся в свою квартиру и уже с порога сказал:
– Дед, а мне не открыли!
– Нет никого? – спросил дед.
– Кажется, кто-то был.
– Роза там за стенкой живет. Точно такая, как в книжке.
– С колючими шипами? Дед, в книжке картинок нет. И там описывается цветок, а не женщина.
С дедом произошли перемены в лучшую сторону, и внук решил этим воспользоваться.
– Фантазерка, поди? – спросил он, имея в виду соседку.
– Она. И маленького принца ждет.
– Почему маленького?
– А большой на что?
– Дед, ты как не мужик! – рассмеялся внук.
– Мужик розе не надобен.
– И долго ждет?
– Всю жизнь.
– И никого не было?
– Да являлись всякие.
– И что?
– Да все не то. Роза, похоже, маленького принца ждет.
– На всех принцев не хватит, дед.
– Роз еще меньше.
Внук покачал головой и продолжил пеленание. Потом уронил использованный подгузник в целлофановый пакет и бросил его через всю комнату в прихожую. Пакет шмякнул о входную дверь и упал на пол. Женщина в соседской квартире, прислушивающаяся к тому, что происходит, отпрянула от глазка. Чуть дыша, рухнула в кресло. Потом опять вскочила и бросилась на дверь, как на амбразуру. Провернула ключ в замке и лбом прислонилась к двери. Что это могло быть? Посмотрела в глазок – на площадке никого. Потом услышала проворачивающийся в соседней двери ключ.
И кто этот мужчина, вытряхивающий на улице умопомрачительной красоты скатерть покойной соседки? Внук, говорят, был у соседей. Пьющий, говорят, он был, а пьющие мужчины женщинам неинтересны.
Женщина опять из кресла возвратилась к дверному глазку – никого нет на площадке. И вдруг видит, что с обратной стороны двери на нее смотрит глаз мужчины, то приближая, то отдаляя небритое лицо.
Руки женщины прошлись по вельветовому халатику, поправили воротник, заправили выбивающуюся прядь за ушко – и все это не отрывая глаз от дверного глазка. А тут и мужчина прижался ухом к двери. У женщины сердце зашлось. Она рукой нащупала выключатель, потушила свет в прихожей и на цыпочках пошла внутрь квартиры. Только не загреметь бы чем-нибудь! Куда там! Она взяла и зацепилась полой халата за ключи с брелоком. Упавший брелок звонко оповестил о своем присутствии. Мужчина развернулся и поспешил выйти из подъезда. Женщина долго слушала удаляющиеся шаги – тише, тише, тише.
А что о женщине? Волосы, понятно, рыжие. Говорят, что цвет ужасный, но она так не считает. Прямая челка надоела, и не по возрасту уже, и не модно. Прямое каре под Анну Ахматову. Шея тонкая и длинная – в стиле моделей, представляющих элитную бижутерию. Кожа прозрачная, ну, может быть, чуть тронутая возрастными морщинками. Глубоких морщин пока нет. Из-за небольшого роста и соответственно такого же веса считает себя женщиной дорогой, но, как ни странно, ручной. Да, есть еще зеленые злые глаза. Злые потому, что сама допустила оплошность у двери. Она поднимается с кресла, с трудом выпрямляется и грызет заусенец на пальце – это немного помогает.
А потом вдруг заливается смехом. И вовсе она не дура, она просто сделала то, что хотела – пусть знает соседский мужчина, что подслушивать некрасиво. Стоп! Зачем звонят мужчины в двери одиноких женщин? Одинокая – не значит доступная. Злые зеленые глаза уже не такие злые, они наполняются радостью. Женщина опять направляется к креслу с гордо поднятой головой и сидит там в этом положении долго-долго – этим объясняется отсутствие дряблой кожи на шее.
Взгляд с потолка усмехнулся, наблюдая за соседкой через стену. Роза!