Делай, что должно. Легенды не умирают
Шрифт:
========== Пролог ==========
«И когда погас Чистый Огонь, унесший жизнь хранителя Аэньи, искаженного, что прикрылся телами своих учеников, добил последним ударом Огненный птах Кэльха Хранителя. Это выпило все его силы, и он угас, рассыпался пеплом на руках спасенных жителей деревушки Тлало. А над ее площадью пронесся чистый порыв ветра, пронесся — и полетел дальше, над лесами Ташертиса, над его плодородными равнинами.
Но не рассеялся ветерок, не заблудился, не разбился о неприступные вершины Граничного хребта…»
Мальчик, устроившийся в глубоком кресле у окна библиотеки, всхлипнул и
«Ветерок долетел через перевалы и долины до замка Эфар-танн, споря с буйными ветрами гор. Взметнул последние лепестки отцветающих садов Эфара, словно прощальный привет от Хранителей. И нехо Эфара услышал его. Горькая весть подкосила могучего Хозяина Неба, словно удар молнии — кряжистый дуб. В последний раз взвихрились его ветра, спуская лавины и закрывая небо над Эфаром черными тучами. И унесли душу нехо Аирэна, сплели ее со Стихией.
Долго оплакивали горы Эфара свои потери. Но все кончается — и унялись бури, закончилось время скорби».
Мальчик уткнулся в потертую обивку кресла, рыдая горько, но тихо, чтобы никто не пришел и не начал его утешать. В утешении не было смысла — все случилось уже очень давно, больше трехсот лет назад. Но царапало по сердцу, словно рысьи когти, заставляло переживать каждый миг легенды, словно наяву.
Наревевшийся ребенок задремал в том же кресле, пока отец не отыскал его, аккуратно вынув из рук книгу, подняв и унеся в постель.
========== Глава 1 ==========
Сколько Аэньяр себя помнил, этот зал был его любимым местом в старом поместье Солнечных. Зал был огромен, тих. Впрочем, все поместье сейчас было довольно тихим, здесь жили только старики. И он — ради библиотеки и гобеленного зала. Назывался последний так за рукотворное чудо: огромнейший, на три стены, гобелен, изображающий родовое древо Солнечных со всеми его корнями и связями. Или, вернее было бы сказать, два древа — Солнечных и анн-Теалья анн-Эфар. Потому что три сотни лет назад…
Аэньяр поднялся с теплого, согретого солнцем пола и подошел к тому месту, где начинающиеся в разных концах гобелена древа соприкасались впервые, осторожно, почти не касаясь шершавой ткани, обвел оплетенные узором из перьев и язычков пламени имена. Мужские имена. От них, как бы это странно ни казалось, отходили две веточки, становящиеся началами новых разветвленных побегов.
Его собственного имени на гобелене пока еще не было, вот как вырастет, как примет свою Стихию, совершит кучу подвигов, женится, заведет кучу детей… Тогда и внесут, доткут еще один кусочек, выверяя цвет и толщину нитей, соединят магией. Но он знал, что оно, его имя, станет еще одним связующим узелком между двумя родами.
Было почти символично то, что его назвали в честь одного из его многопрадедов. Аэньяр впервые узнал о них из сборника легенд о Хранителях, няня читала их ему на сон грядущий. Аэно Аэнья и Кэльх Хранитель. Клинок и Щит. Сказитель, чьи сказки не только повторяли из уст в уста, но и издавали уже не раз и не десять, и учитель для юных нэх и художник. Самая спорная и одиозная пара в истории Хранителей, хотя, наверное, просто самая известная такая пара. Вряд ли они были первыми, венчанными самой Стихией, и уж точно не были последними.
Аэньяр перекапывал архив рода с того самого момента, как научился читать сам и выпросил разрешение на посещение библиотеки в Ткеше. Это было не так просто для шестилетнего ребенка. Его пытались занять более привычными детям, по мнению родителей, вещами — играми и игрушками, помощью по дому и на ферме, но Аэньяр, не отказываясь от них, продолжал просить. И родители сдались, его привезли в этот сонный, тихий дом на лето и оставили на попечении дедушки и бабушки. Он был счастлив — насколько может быть счастлив ребенок, дорвавшийся до вожделенной игрушки. Дед Рисс сперва давал ему самые простые книжки, с легендами и сказками. Среди них было и подарочное издание «Сказаний Аэньи», с гладкими глянцевыми листами, витиевато украшенными буквицами и удивительной красоты рисунками. Тогда он еще не знал, что такое «репродукция», но они показались ему знакомыми. А когда он увидел имя автора иллюстраций, все встало на свои места.
— Аэньяр! — тишину разорвал хрипловатый мужской голос, и подросток вздрогнул, оборачиваясь к вошедшему в зал деду. — Матушка твоя звонила, они скоро будут здесь.
— Зачем? — удивился Яр. — Мы же договорились, что за мной приедут через две недели, перед поездкой.
— Через неделю скачки «Кубка Объединенных Земель», ты нужен в Мирьяре, — развел руками дед.
Аэньяр раздраженно дернул себя за выбившуюся из косы прядь волос.
— Стихии, опять! Она опять нашла отговорку, чтобы не ехать в Эфар!
— Яр, ты пойми…
— Не хочу, — медленно и раздельно проговорил тот. — Больше не хочу понимать. Я это слышу уже семь лет: «Некогда», «Скачки», «Кобылы жеребятся». Сколько ж можно?
Дед Рисс вздохнул, понимающе глядя на внука. Упрямый. Прямо как его мать. Уже, вроде бы, полтора десятка лет прошло, как плеснула и умчалась юная дурында из родного дома туда, где, как ей казалось, все прогрессивнее, правильнее и лучше. Прогрессивнее-то оно да, а вот правильнее ли? Молодежь сейчас сплошь как помешалась на всех этих новомодных штучках: паровые да тепловые движители, мотоколяски, роллеры эти двухколесные. Газовые фонари, не зависящие от ответственности и силы Свечников… Будто было что-то важнее Стихий, будто люди задались целью перестать зависеть от них. Самим создавать свет, тепло, самим двигать воду и воздух, не полагаться на искусство земляных в прокладке дорог и шахт. Спроси кто Рисса — он бы сказал, что это неправильно. Нельзя отрываться от своих корней, забывать о том, что в жилах каждого нэх течет Сила. Или дело в том, что нэх-то, как ни крути, было всегда гораздо меньше, чем обычных людей без капли магии в крови?
— Яр, потерпи еще четыре года. Примешь Стихию, отучишься хотя бы азам — и будешь волен выбирать сам, куда тебе ехать, с кем общаться.
— Дед, дело не в этом. Дело в том, что она обещала, — Аэньяр смотрел так, что становилось ясно: уперся. С места не сдвинется и ни в какой Мирьяр на скачки не поедет. — Я бы сам съездил, что тут ехать-то, на «Шайхадд-экспрессе»? Двое суток до подземной станции, и там от силы день по Эфару. Но мне просто не продадут билет, а если и продадут, если я сяду в поезд, прикинувшись, что у меня есть сопровождающий, то первый же контролер меня на ближайшей станции с поезда снимет и кому-нибудь из Хранителей передаст.