Делай, что должно. Легенды не умирают
Шрифт:
Кузнечное дело и металлообработка перешли к дяде Кайету, а вот отец начал довольно рискованное предприятие в условиях стремительно развивающихся в Ташертисе технологий: он занялся разведением лошадей. Но, как и полагалось любому земляному, подошел к этому делу со всей ответственностью и основательностью. На ферме Троя Солнечного Конника выращивали лучших скаковых лошадей в Ташертисе. Действительно, лучших. За все годы, что они участвовали в скачках, на частных ли дистантах*, на майоратных, по ту или по сию сторону Хребта, они ни разу не вернулись в родные конюшни без приза.
Дед степенно расспрашивал отца о планах на скачки, а его глаза лучились легкой насмешкой: он прекрасно видел, как это бесит невестку. Но все хорошее кончается, пироги с молоком тоже.
— Нам пора, отец, — виновато
— Приезжайте почаще, — Рисс крепко обнял его и внука, Нииране достался только кивок. На что уж род Солнечных был дружен и сплочен, но как принять того, кто всеми силами отгораживается и выставляет колючки в ответ на сердечность?
Весь путь домой Аэньяр провел, молча уставившись в окно. Смотрел на знакомые очертания холмов, вспоминая, как часто играл здесь с двоюродными братьями и сестрами, как разыгрывали сценки из прочитанных им легенд. И думал, что совсем не похож на легендарного предка. Воспитан не так и не в то время. Аэно из дневников был ненамного старше него, воспринимался почти ровесником, эталоном, и Яр, сравнивая себя с ним, с горечью думал, что очень часто забывал о принципе, который для Аэньи стоял во главе угла. Слишком часто он руководствовался велениями сердца, а не разума. «Делай, что должно». Но должно-то ему повиноваться родителям, ехать с ними в Мирьяр на скачки, где будет выставляться жеребец, выездкой которого занимался и он тоже. Ильама — «Рассвет». Яр помнил, как поджала губы мать, когда отец позволил ему самому дать имя новорожденному жеребенку. Рыжий, как огонь, как солнечный луч. Как еще мог назвать его Аэньяр? Матери не понравилось то, что он использовал горское слово. Словно это задевало лично ее. Впрочем, ей и его собственное имя не пришлось по душе. Имя дал отец, в свое время с подачи деда Рисса тоже влюбленный в историю рода и преклонявшийся перед легендарными предками**. Может быть, он хотел сделать приятное матери? А в итоге получил бурю недовольства. Яр не понимал, что ею движет, какой яд, какая обида столь глубоко проникли в ее сердце, что отравили все родственные чувства? Но собирался узнать, отыскать истоки. И… может быть… помочь очистить?
Так сделал бы Аэно-Аэнья? Он был уверен — именно так.
— Завтра мы выезжаем в Мирьяр, — мать всегда говорила так, словно ставила ультиматум. — Собирайся. К семи утра ты должен быть готов.
Яр кивнул: значит, придется поторопиться.
— А лошади?
— Уже там.
В груди больно кольнуло: значит, она заранее знала, что не будет никакой поездки, просто привычно отмахнулась этим обещанием. «Прости, Аэно, но я буду поступать так, как велит мне сердце». На мгновение ему почудилось, что где-то внутри прозвучал хрипловатый урчащий голос с чуть заметным горским акцентом: «Свой выбор ты делаешь сам, и отвечаешь за него тоже сам, Аэньяр». Он не знал, был бы его предок разочарован таким потомком, или принял бы его все равно? Хотелось думать, что принял бы.
В своей комнате Яр быстро вывалил из шкафа все вещи, раздумывая, что брать в путь. Однозначно, потребуется смена одежды, лучше две. Белье, две рубашки с короткими рукавами, одна — с длинными, ему же как-то придется предстать перед родичами, так не оборванцем хоть. Замшевый спаш со знаками рода и замшевые же штаны, которые мать называла абсолютно неприличными — слишком уж в горских традициях. Шерстяной спаш — если будет холодно ночью или в горах. Плотные штаны для верховой езды — он наденет их сегодня. Высокие сапоги на небольшом каблуке. Узкое полотенце, брусок мыла, зубная щетка и порошок. А, и шампунь. Добираться ему долго, придется хотя бы в реках и ручьях купаться. Спички, нож, леска с крючком и грузилом. Несколько кожаных шнурков. Подаренная дядей Кайетом железная кружка с откидной крышечкой, ложка, соль, специи в резной костяной коробочке — тоже подарок — от родни с юга. Тонкий шерстяной плед, под которым и зимой не холодно при открытом окне спать. Вроде бы все, осталось только собрать продукты в другой мешок, но это уже ночью, благо, где и что хранится, он прекрасно знал. Сердце колотилось тяжело и быстро, словно у вора. Но вины Аэньяр не чувствовал, больше нет.
Он затолкал собранную сумку под кровать, на стул ради отвода глаз кинул рюкзак. Еще не забыть бы вынуть дневники Аэньи, их он тоже собирался взять с собой.
— Я в конюшню, проведаю старичков.
Отец только кивнул, мать предупредила:
— Обед через час, не задерживайся.
Яр умчался, спеша к дальним конюшням, где располагались те лошади, что уже не участвовали ни в скачках, ни в размножении. Его первая кобылка, чалая Ласка, тоже обитала там. Она и вовсе племенной никогда не была — выбраковка, не соответствовала стандартам породы. Зато у нее была удивительно нетряская, ровная рысь, спокойный характер и изумительная выучка. Аэньяр именно на ней учился сидеть в седле и без седла, чистить, купать, ухаживать за копытами — всему, что требуется знать будущему помощнику и преемнику отца.
Ласка благосклонно приняла подношение в виде яблока, обнюхала и тепло пофыркала в лицо.
— Ну, что, старушка моя, сегодня мы уходим, — прошептал Яр, прижавшись лбом к ее теплой шее. — На тебя одна надежда.
Перетащить в ее денник упряжь, седло, седельные сумки было недолго. Он засыпал в мешок немного зерна — кормиться Ласка будет и сама, лето на дворе, травы вдоволь, а вот угостить ее иногда будет нелишним. Вычистил, проверил копыта, не разболтались ли подковы. Самым сложным будет вывести кобылу из денника, не потревожив охранные заклятья. Но Яр знал, как их снять, ключ от этой конюшни он просто не вернет на место вечером, вот и все. Он был готов.
Остаток дня прошел как в тумане. Он делал то, что говорили сделать родители, а сам прикидывал свой путь. Радовало хотя бы то, что можно будет ехать не по дорогам, а вдоль полотна «Шайхадд-экспресса» — ту часть Ташертиса, что примыкала к Граничному хребту, он почти не знал, только однажды ездил в Фораг вместе с отцом. Главное — за ночь уйти подальше от фермы, значит, надо выехать почти сразу, как родители уснут. И на рассвете убраться с дороги в лес. Он был уверен: искать начнут сразу же. Скорее всего, отсутствие Ласки обнаружат работники утром, доложат отцу. Прятаться от патрулей Хранителей придется очень тщательно: поисковые заклятья еще никто не отменял. Значит, подарок отца придется оставить дома.
Вечером, уйдя к себе, он с сожалением снял с шеи яшмовый кулон в виде фигурки гарцующей лошади. Камень, согретый его телом, был теплым, оставлять его на столе было просто до слез жаль — эту лошадку он носил уже лет десять, не снимая.
«Прости, папа. Прости, но я не могу иначе».
Дом затих, с фермы уже давно ушли наемные рабочие, их дома были чуть дальше, где река делала резкий поворот, образуя излучину. Слуги тоже разбрелись спать, даже этна Марита, кухарка, которая заканчивала работу всегда позже всех, приготовив завтрак для обитателей фермы. Аэньяр поднялся с кровати, уложил подушки под одеяло так, чтобы тому, кто войдет, показалось, что в постели кто-то спит, завернувшись в одеяльный кокон. Быстро оделся и подхватил сапоги, связанные шнурками, сумку и мешок для провизии. Загодя смазанная дверь не скрипнула, а все «опасные» половицы в доме он знал наперечет.
«Ограбить» кухню и кладовые тоже не составило труда. Они никогда толком не запирались, только на наружные щеколды. Крупа, мешок сушеного мяса — южане привозили в виде экзотического гостинца, так и лежал уже третий год, никем не востребованный. Десяток яблок, три увесистых луковицы, две ковриги свежевыпеченного хлеба, еще горячие, головка соленого сыра, который он просто обожал. Самый маленький котелок, с удобной дужкой, чтобы подвесить над огнем. Остальное придется добывать самостоятельно. Но в лесу с голоду может опухнуть только дурак или совершенно домашний ребенок, а он ни тем, ни другим не был.
Сигнальные заклятья не взвыли, оповещая обитателей фермы о проникновении в дальнюю конюшню — ключ сработал правильно. Аэньяр быстро оседлал лошадь, переложил все вещи в приготовленные седельные сумки, приторочил их к седлу и тихо вывел всхрапнувшую Ласку из денника.
— Тихо, старушка. Тихо. Нам пора.
Десять минут спустя копыта глухо простучали по дороге, ведущей к Рашесу.
Комментарий к Глава 1
*Дистант - местный аналог ипподрома.
** Аэньяр - “Дар надежды” (горск.)