Делай, что должно. Легенды не умирают
Шрифт:
Глупая детская считалочка. Голос Ниилиль звенел, пальцы перебирали пряди, аккуратно перекрещивая их, свивая сложную косу. Она потянулась к плошке, в которой плавали срезанные цветы, подхватила почти невесомый венчик на тонком стебельке, дохнула на него, напитывая, чтобы не увял, и вплела между прядей.
Легкие, золотистые, с медными искрами на солнечном свету — почти все. Две широкие серебряные полосы на висках ни цветами, ничем не маскировались. Стихии отметили Эону, как когда-то отмечали Аватаров. Тогда, в лекарском центре, когда очнулся, громы и молнии метали все
Как же странно вывернулась его судьба, его жизнь! Уезжая из Тисата, он думал, что поступает наперекор должному — а на деле? Он ехал в Эфар, чтобы обрести себя, свою судьбу — и вот, теперь она была полностью в его руках.
Полноправный нехо немного нервно провернул на пальце кольцо-печатку с золотой рыбой-льех на темном сапфире.
Полноправный Хранитель чуял, что на его земле все хорошо.
Полноправного лекаря сегодня должны были прийти поздравить в том числе и исцеленные им.
Ну а мужем… Полноправным мужем, которому позволено поцеловать жену, не опасаясь нарушить строгие горские законы и устои, он станет уже совсем скоро.
— Лиль, а вы с Янтором? — спросил, поглядывая краем глаза на сестренку, внимательно выбирающую очередной цветок.
— Еще немножко, — мотнула аккуратно причесанной головкой та. — Янтор обещает, что ждать недолго, мне совсем чуть-чуть сил набрать надо. Не вертись, Яр, а то собьется все! Опоздаешь!
— Что ты, я верю, ты не дашь мне опозориться на собственной свадьбе, — рассмеялся он, замирая и позволяя ей продолжить.
Пятиглавая корона Янтора уже разгоралась теплым, медовым отблеском заката. Значит, пора. Там, внизу, уже ждут отец и Кая, которую он не называл иначе как «мама». Там все, кто стал ему бесконечно дорог за прошедшие пять лет. Наверное, замковый двор уже полон, и даже дорога до Иннуата заполнена людьми, которые ждут. Его, их с Кэлхо. Местные и приезжие, из Ташертиса и Аматана, из Ривеньяры и из Иннуата. Они все собрались здесь… ради него?
Яру отчаянно захотелось потрясти головой, но он сдержался. Ниилиль опять напевала считалочку, по кругу, начиная с начала, а ветер задорно стучался в окно: ну где вы там, как там? Скоро?
— Скоро, скоро, — шепнул он, зная, что Янтор услышит.
Грудь распирало такой смесью чувств, что аж слезы на глаза навернулись.
— Ну, вот, все готово. Како-о-ой ты, Яри! — Ниилиль прижала ладошки к щекам, глядя на него сияющими, изменчивыми глазами — такими же, как у него.
— Идем, сестренка.
Он поправил праздничную уну в родовых знаках Солнечных и анн-Теалья, выпрямил спину и вышел следом за поскакавшей едва не вприпрыжку Ниилиль. Теплые стены замка провожали его явственно ощутимым взглядом. Поколение за поколением вкладывали сюда силу, тепло — и теперь оно щедро изливалось на нуждавшегося в нем. Яр провел рукой по краю древнего гобелена, возможно, того самого, что когда-то касался Аэнья.
— Спасибо, Эфар, — шепнул едва слышно и поспешил за Ниилиль, уже успевшей добежать до дверей и нетерпеливо обернувшейся, поджидая его.
Когда в Эфар приехали Трой и Кая, они не стали протестовать, узнав, что свадьба будет совсем не в ташертисских традициях.
— Ты берешь в жены горскую девушку, и жить тебе здесь, все верно, Яри, — сказал отец.
Сейчас, посреди обережного круга костров и белых чаш с ключевой водой, стояли двое: Трой и Танэу — отец Кэлхо. И за их спинами выстроились все родичи, кто только приехал в этот день. Братья Кэлхо, ее матушка, Кая, Рисс и Койя, Ниилиль и Кречет. Все.
Янтор, поймавший Яра у дверей, взял его за плечи, оглядел внимательно и вдруг прижал к груди на несколько мгновений, передавая толику сил и уверенности.
— Они тобой гордились бы, Эона.
Яр не переспросил, кто — понял и так.
Янтор повел его туда, где в кругу подруг стояла Кэлхо, его бесконечно любимая и самая прекрасная в мире Кэлхо, его счастье*, ставшее возможным не иначе как чудом, которыми славится Эфар. Яр протянул ей руку, сжал прохладные от волнения пальцы, улыбнувшись: его кольцо невеста так и не сняла.
— Идем?
— Идем, — она запламенела щеками, кивнула, и люди расступились, бросая им под ноги ветки стланика.
«Пусть эти иглы будут единственными шипами на вашем жизненном пути», — гласила традиция. И Яр намеревался сделать все, что в его силах, и даже то, что будет сверх них, чтоб так оно и было. Потому что уже довольно впилось в ладони острых осколков, рассекая их в кровь. Возможно даже слишком много — но он так не считал. Он просто делал, что должно, лишь теперь понимая, что для него значат эти слова, какой в них лишь ему одному данный смысл.
Взметнулись в воздух белые меха — подарок Янтора и Ниилиль, и они с Кэлхо опустились на них коленями. Зазвучали торжественным речитативом слова древнейшего, с самого начала Эфара, благословения, свидетельствующего пред Стихиями: эти двое вместе, отныне и навсегда. Трой специально заучивал их, Танэу впитал с молоком матери, но говорили оба от чистого сердца. И пела, плескала вода, пламенели крылья Кречета, горели белой звездой стоящие в обнимку Керс и Белый, торжествующе разносили слова отцов ветра Янтора, подрагивала, чуя радость Акмал, земля.
Акмал же и протянула браслеты, абсолютно новые, радостно блестящие в закатных лучах. Белого золота, они выглядели тяжеловесными, но когда легли на запястья, оказались почти невесомыми, не отягощенными нечем, ни плохим, ни хорошим. Им двоим предстояло начать все с начала, с чистого листа, нехо и нейхе анн-Теалья. Плеснуть свежей струей, смывая прошлое, очистить и обновить.
Пожалуй, только удэши могли бы сказать, глядя на то, как ласково и немного лукаво улыбается Матерь Гор, какое благословение было ею вложено в подарок. Как и Фарат, да как и любой земляной удэши, она от души желала молодым крепкого, большого рода. Оттого и смеялась радостно, когда осыпали новобрачных маком и колосьями, щедро метали под ноги полновесное серебро.