Делец включается в игру
Шрифт:
Ну конечно же, – хлопнул я себя ладонью по голове после второго двойного «джека» и пятнадцатого… нет, уже шестнадцатого автодозвона.
Антоша в незапамятные времена работал вместе со мной в желдорболн – внутренняя аббревиатура Железнодорожной больницы, расположенной на станции Тарасов-I, только он трудился на участке, а я тогда – уже в стационаре.
Как это частенько бывает, мы очень плотно общались за время совместной работы, а после, когда я перешел в «ящик», наши встречи становились все реже и реже, а потом и вовсе
Однако, время и место сближает, и память о прошлом, так сказать, положительно довлеет. Я был благодарен Антону за то, что он обо мне вспомнил и решил справиться о моем состоянии.
Не исключено, конечно, что у него был и свой интерес в новых контактах со мной, но это, в данном случае, было не столь уж принципиально.
Рассудив, что Антоша не стал бы тревожить меня по пустякам – уж такой он был человек, – я поставил себе задачу обязательно до него добраться.
Уяснив, что по телефону его поймать невозможно, я отзвонил в «скорую» и выяснил график его работы. Как я и полагал, он работал в Приволжском районе и травмпункт, в котором мне бинтовали кумпол, находился на его трассе.
Выяснив из газеты, что на воскресное утро на Набережной планировались молодежные гуляния, я решил, что без «раззудись, плечо – размахнись, рука» тут не обойдется и Антон обязательно должен будет появиться в травмпункте, где выловить его проще всего.
Я быстренько спустился в гараж и, бухнувшись в «феррари», подогнанный к дому моими транспортниками и поехал к Набережной. Из машины я снова отзвонил на «скорую» и попросил Чехова связаться со мной, когда он выедет на очередной вызов.
По радио транслировали какую-то литературную передачу. Голос добродушной дикторши сменялся взволнованно-взвинченным поэтическим завыванием.
«Кажется, крутят записи Бродского», – подумал я, прислушиваясь к лавиноообразно извергающемуся на слушателя потоку строк.
Так и есть. Это была передача для школьников. Новый классик был в приказном порядке включен во все учебные программы и теперь стояла задача подоходчивее объяснить, о чем же поэт писал. Одними «чувствами добрыми» тут не обойдешься и методисты выбивались из сил, пытаясь причесать покойного нобелевского лауреата под привычную для совковой критики гребенку.
Читали «Сонеты к Марии Стюарт».
«…взять хоть Иванова:
звучит как баба в каждом падеже».
Я едва не проскочил на красный сигнал светофора, услышав эти строки.
Да, у меня с головой, действительно, проблемы. Как же я сразу не догадался!
Ведь эта особенность русского языка может дать ответ сразу на несколько вопросов, над которыми я корпел вчера поздним вечером у себя дома!
Как раз в этот момент зазвонила моя «сотка» и я услышал голос Антона:
– Сергей Радимович?
– А кто же еще? – обрадовался я. – До тебя дозвониться, как до Президента.
Обменявшись затем довольно невнятыми краткими приветствиями, мы условились встретиться у трамвпункта (я не без удовольствия отметил, что оказался прав в своих предположениях), куда и направлялся Антон с очередной жертвой молодежного гуляния.
«Скорая» подъехала через три с половиной минуты, не без лихачества срезав угол на опасном повороте и аккуратно вписалась в железные ворота, ведущие к приемному отделению пункта оказания первой помощи.
Из машины вывалился Антоша. Чехов деловито следовал за носилками, на которых извивался от боли щуплый подросток, прижимавший к груди початую бутылку «Анапы».
Я поспешил вслед за ними и поймал Антона, когда он уже намеревался снова юркнуть в «карету».
– О, старик, – пожал он мне на бегу руку, – жутко рад тебя видеть! Слушай, у меня тут сейчас запарка, надо ехать по очередному вызову. Давай как-нибудь созвонимся, совпадем, посидим…
– Ты мне что-то хотел сказать, – напомнил я Антону. – Может быть, я с вами прокачусь?
– Почему бы и нет? – обрадовался Чехов. – Правда, за десять минут много не наговоришь, но все-таки… Прыгай в машину!
Я скакнул через ступеньки в кузов и примостился рядом с Антоном.
«Похоже, у него все же есть ко мне какое-то дело», – подумал я, слегка стиснутый стоящими на сиденье железными коробками.
– Вот жизнь пошла! – Антон поделился со мной своими профессиональными новостями. – Молодежь сопливая наркотиками травится, почем зря. Представляешь, ЛСД! Ты можешь вспомнить, чтобы в наше время кто-нибудь из знакомых принимал такое?!
– Н-не могу, – подтвердил я, подпрыгнув, когда «скорую» тряхнуло на повороте.
– Комсомольская, шесть? – уточнил шофер адрес, одним глазом кося на дорогу, другим – на прилепленный к панели управления листок бумаги.
– Ага, – кивнул ему Антон и снова повернулся ко мне. – Ты хоть в двух словах скажи, как ты сейчас?..
– Комсомольская. шесть? – нахмурился я, припомнив, что этот адрес попадался мне среди козодоевского списка. – А кто вызывал?
– Козодоева Роза Ивановна, 1928 года рождения, – прочитал Антон, перегнувшись через сиденье. – А что, ты ее знаешь?
– Вряд ли, по возрасту не подходит, – помотал я головой. – Постой, но ты же сказал что-то про сопливых мальчишек.
– Ну да, – подтвердил Антон, – старушка для внука нас вызвала. Как его?.. Козодоев Илья Максимович, 1976 года рождения.
– Я пойду с вами, – непререкаемым тоном заявил я.
«Конечно же, это мальчишка, – думал я, вылезая из машины и направляясь к подъезду чахлой пятиэтажки, – а никакая не женщина. Родительный падеж. Чье – Козодоева. Вот и все дела».
Я был слегка раздосадован, что не понял этого сразу, и, в то же время, отчасти доволен собой, что все же догадался, хоть и по подсказке Иосифа Бродского. Поэзия, господа, действительно подчас очень помогает нам в нашей трудовой деятельности.