Деление клетки
Шрифт:
— Могу поаскать, — предложила. — Только аскерку у Малого нужно взять, а где он — я не знаю.
На голове у неё была замызганная, некогда розовая кепка. Я вопросительно взглянул, и Таня поспешила объяснить:
— Я с ней очень редко работаю. Она мне удачу приносит, когда на голове.
Кепка была украшена брошью в форме двуглавого орла. Подождали.
— Ладно, — сказала она, — поработаю с ней, — сняла кепку и стала расчёсывать немытые высветленные волосы.
Тане на вид было двадцать
И Виталику тоже двадцать с неопределённым лишним. Они ведь почти что без возраста.
«…все они в кожаных куртках, все небольшого роста». Ладненько вместе смотрелись. Одинаково грязные, одинаково боевые, агрессивные, бесхитростные. Малой и Малая. Приехали из Минска. Человек пять или шесть в общей сложности. Таня единственная работала. Остальные только стреляли у неё на пиво или на блейзер.
— Мы ж не бомжи какие, — говорила Таня голосом, исполненным чувства собственного достоинства. — Когда ночуешь в парадняке, картона не всегда хватает. А мне на картоне нужно
— как я работать буду, если испачкаюсь? К людям подходить будет совестно.
Попрошайничала она и впрямь азартно. Был смысл обменяться телефонами. Но какие телефоны, прости Господи.
— Позвонить некуда, к сожалению, — говорила Малая. — Мы пока что вписываемся, но завтра съезжать, а где дальше будем — неизвестно.
— У тсебя нельзя? — спрашивал Виталик. — Можем и на полу.
Я с содроганием представлял себе, как в мою квартиру вваливается толпа бродяг, и отрицательно мотал головой.
— Что Сергей — это я поняла, но погоняло есть у тебя? — Таня далеко не первая, кто задавал мне этот вопрос, и я неизменно отвечал, даже объяснить пытался:
— Просто Сергей. Я не хочу тут, на улице, светиться, запоминаться, вливаться в тусовку. Я сбоку, не с вами.
— Поняла. Тогда так и запишу: Сергей. В скобочках — музыкант. Может, удастся позвонить. Давай договоримся: если стрелку на пять забили, то обязательно ждём до шести. Сам понимаешь. Мне очень неудобно, что я тогда опоздала. Я пришла — а тебя уже нет, ты, наверное, не дождался. Так что ждём час, хорошо?
О том, что в тот день меня самого не было, я промолчал.
Примечательно, что им, этим «неформалам», как они с гордостью себя называли, было, в общем, до лампочки то, что я пою. Они из этого ничего не слышали и только спустя какое-то время стали узнавать песни и радоваться им, одобрительно кивая.
Чехол распухал — внутри была охапка мятых купюр. Таня прятала их внутрь, чтобы сверху много денег не лежало, оставляла только мелочь — и опять бегом к прохожим с пустой кепкой. Убедительно выглядело.
Малой слонялся без дела. Томился. Наконец не выдерживал и начинал канючить.
— Мала-а-а-ая, ну
— Отвали, сказала! Одна за всех впахиваю. Дрыхнешь всё время, к вечеру только встаёшь, — и лёгким тычком в живот заводила его бесёнка.
— А кто это тут на меня бочку катсит, а? а? — кричал он и грубо, по-мужски хватал её за задницу, кусал за шею, целовал.
Она визжала, отбивалась, царапала. Смеялась. Задыхалась от нежности. И в итоге отпускала его с сороковником. Он моментально исчезал.
— Что поделаешь, — отряхивалась растрёпанная Таня, — вот такого люблю. И он знает. Подходит, глаза пронзительные. И даю. Сначала пизды, потом на блейзер. Нет, не алкоголик. Какой же это алкоголизм.
Виталик возвращался с полторашкой химического пойла и первым делом предлагал мне. Видимо, считал, что я отказываюсь потому, что брезгую пить после них. Я отмазывался, что пьяный в ноты не попадаю, но вечером — обязательно.
— Везёт тсебе, — хрипел Малой, — вечером, у себя, в одзиночку.
«…ты выходишь на кухню, но вода здесь горька», — крутилось у меня в голове.
— Нет, — бойко рассказывала Таня, — с едой вопрос давно решён. Вообще не платим. Около полуночи в барах у служебного входа выставляют пакеты. Пицца там, всё такое. Нет, ну чо, пицца, не говно же. Я вот сколько ем, ни разу ничем не болела. Зато какая вкуснятина бывает, объедение просто. Мы панки, нам пох… Мы ещё года три будем в Питере тусоваться. Хотя на зиму уехать придётся куда-нибудь. Тут климат суровый, на улице его не выдержать.
Как-то Малая упомянула младшую дочку.
— Чья дочка? — изумился я.
— Моя. Не рассказывала? Да, у меня две девочки, одной восемь, другой четыре.
— А кто смотрит за ними?
— Отец смотрит. Ну, мой бывший муж. Нет, они нормально, в Минске, одна в гимназии. Я ему, когда разводились, так и сказала: «Будешь зарабатывать, обеспечивать. А мне ещё всю Россию объездить хочется». Я сразу говорила, что долго так не смогу, я ж распиздяйка. А потом вот Малого встретила…
Однажды место оказалось занято, а с другого нас согнали менты.
— Уходите, — говорят.
— Но ведь петь не запрещено, — пытаюсь возразить я. — Только попрошайничать запрещено.
Это я в прошлом году на Арбате играл, поэтому в курсе.
— А то мы не знаем, что они будут делать, — менты тоже ребята не промах. — Хорош заливать, зачехляй инструмент.
Что поделать, пошли искать дальше.
Арка на Дворцовой занята всегда, дотопали до стрелки Васильевского — туда, где спуск к воде и свадебные машины то и дело приезжают.
Было боязно петь без ощущения стены за спиной.