Деликатная проблема

Лина Луисаф

Разочарованно выдыхаю.

— Буду знать, — серьезно говорит мне Алиханов. И выглядит при этом так, будто это и в самом деле важно.

Бросаю на него недовольный взгляд. Вот же ж!.. Такой момент разрушил!

— Так, девочки и мальчики! Предлагаю зайти внутрь парка, пока вас, — девочек я имею в виду, — окончательно не унесло ветром!

Дельное предложение. Особенно если учесть, что с каждой минутой становится холоднее, а я в демисезонном пальто, потому что пуховик, это, извините, одеяло, а пальто все же приталенное. Да и пальцы в перчатках, привыкших к толстым варежкам, начинают медленно, но верно леденеть. А еще я чувствую, что еще чуть-чуть — и я начну совсем не романтично шмыгать носом. Мне нужно что-то горячее. Смотрю на фудтрак новыми глазами: очередь. Огромная очередь таких же желающих согреться. От разочарования хочется застонать, и я едва сдерживаюсь.

Мы ступаем на дорожки — и деревья тут же отрезают нас от гомона, царящего на предпарковой аллее. Ели и сосны обступают нас со всех сторон, закрывают тяжелыми снежными шапками сверху, и возникает ощущение, будто мы неожиданно оказались в глухом лесу. Впечатление рушат только редкие парочки, неспешно выныривающие слева и справа из беседок.

— Какая красота! — восклицает Женька. — Прямо как с рождественской открытки! Давайте сфотографируемся все вместе!

У меня нет никакого желания фотографироваться, но остальные воспринимают предложение с энтузиазмом. Женька выбирает наиболее живописное, по ее мнению, место, и мы кучкуемся, пока Петр, вытянув по максимуму руку, щелкает нас на телефон.

— Пойдемте на мостки, — предлагает Майка, — там как раз освещение включили, вид откроется просто потрясающий.

И это предложение воспринимается на ура. Кажется, что предложи кто сейчас скататься на луну и обратно, то и тут никто не откажется. Вот она, сила толпы. Сбоку на меня неожиданно падает Алька. Вид у нее сердитый.

— Все в порядке?

— Да, просто кое-кто не может понять, что между нами все кончено.

Киваю, но дальше не спрашиваю. Сомневаюсь, что она бы рассказала. В отличие от нас с Майкой, у которых друг от друга нет никаких секретов, Алька все же ставит некоторые границы на личную жизнь, и мы это уважаем. Хотя порой, как показала сегодняшняя практика, эти границы могут быть размером с Великую Китайскую стену.

Вслед за остальными я ступаю на мостки. Снег под ногами начинает скрипеть как-то иначе. Есть разница между тем, как скрипит под тяжестью веса взрослого человека снег на асфальте и снег на деревяшках. Последнее происходит как-то особенно громче, четче, сочнее. Весь променад я подбираю синонимы к поскрипыванию снега, стараясь не вдаваться в мысль о том, что вся сегодняшняя прогулка идет абсолютно не так, как мне бы того хотелось. Мы даем полный круг, затем возвращаемся к началу. У меня начинают подмерзать ноги. Тоскую.

— Я в беседке посижу, — объявляет Алька.

Я иду с ней. Беседка это хорошо. Беседка это три стены и крыша, защищающие от ветра и снега. Остальные, вместо того, чтобы продолжить расхаживать дальше, ступают за нами.

И тут происходит нечто, из-за чего я теряюсь.

Стоит мне примериться, чтобы усесться на скамью, как рядом возникает Иволга.

— Подожди, — говорит он мне.

Я растерянно замираю, не зная, что ему взбрело в голову. Между тем, он снимает с рук перчатки, разглаживает их, укладывая ровно одну на другую, а затем кладет на скамью — ровно на то место, куда я примеривалась усесться несколькими секундами ранее.

— Так будет теплее, — подмигивает он мне.

Меня будто кипятком ошпарило. Украдкой оглядываюсь по сторонам, но произошедшего среди всеобщего разбора мест и соответствующей кутерьмы никто не заметил.

— Не стоило… — еле слышно бормочу в ответ.

В ответ Иволга улыбается шире — у него потрясающая, теплая, солнечная улыбка, которая отражается в его невероятных глазах, — и мягко произносит:

— Думаю, все же стоило.

Пряча красные щеки, я сажусь на — боже мой! — его перчатки. Естественно, я тут же чувствую себя, будто принцесса на горошине, но черта с два кто теперь сдвинет меня отсюда!

Глава 26

Иволга между тем осматривается, затем исчезает, мягко улыбнувшись напоследок и уведя за собой остальных мужчин. Они возвращаются через десять минут, нагруженные пакетами и стаканчиками из фудтрака.

— Мы не знали, кто пьет чай, а кто кофе, поэтому взяли всего поровну, — поясняет Иволга и протягивает мне стаканчик.

Немного торможу, потому что то же самое делает Алиханов. Я перевожу взгляд с одного стаканчика на другой. Естественно, я знаю, чьей руки я бы хотела коснуться — меня смущает иное: почему появилась другая?

Пока я сижу в замешательстве, вопрос неожиданно разрешает Женька.

— Обожаю кофе! — восклицает она и забирает тот стаканчик, что протягивает мне Алиханов.

Облегченно вздыхаю и с благодарностью принимаю оставшийся. Успеваю заметить, каким задумчивым взглядом окидывает Алиханова Иволга.

— Так, открываем пакет, — распоряжается Петр, — тут всего понемножку: есть шаурма, бургеры, орешки с вареной сгущенкой, трубочки с ней же…

— Ой, я такое не ем, — Женька кокетливо-плаксиво надувает губы, — там же столько холестерина.

Я, в этот момент уже успевшая прилично укусить шаурму — романтика романтикой, но я мерзну, я когда мерзнешь, надо есть, — давлюсь от неожиданности. Рядом хрипит хватнувшая бургера Майка. Иволга подает бутылку с водой. Жадно делаю глоток и делюсь с подругой.

— А что же вы отведать тогда изволите, милая барышня? — покорно включается в игру Петр.

— Да она весь вечер намекает, что стейка хочет, — не выдерживает Алька, — да все мимо.

Женька даже как-то теряется: ресторан был скрытым сообщением для Алиханова, и то, что данное сообщение перехватил кто-то другой, да еще так явно, немного выбило ее из колеи.

— Тогда пошлите за стейком, — моментально соглашается Петр.

В голове что-то щелкает. Окидываю Петра уже более внимательным взглядом — да, а ведь так и есть: пока Женька очаровывает Алиханова, Петр весь вечер увивается за Женькой. Санта-Барбара, ей-богу!

— Я — пас, — дает знать свою позицию Алька.

— Думаю, никто никуда не пойдет, — миролюбиво замечает Майка. — Лучше расскажите, — она поворачивается к Анастасии и незаметно пихает меня в бок, — почему вдруг решили работать именно здесь?