Деликатная проблема
Шрифт:
Смутно припоминаю давешние события: кажется, Альке показалось, что Майкино пальто похоже на мужской силуэт, и она несколько расстроилась наличием в нашей женской компании посторонних лиц.
— Не помню, — отмахиваюсь я.
— Ешь, — Алиханов кивает на эклеры, — я взял их для тебя.
Скептически поднимаю брови, и он оправдывается:
— У них из сладкого только это было.
— Чего сам не ешь?
— Я не большой любитель эклеров, больше медовый торт люблю.
— Тогда тебе должно понравиться в «Сердечке», у них большой выбор тортов, и медовый среди них точно есть. Только у них все дорого очень.
— А где это «Сердечко»?
Я, как могу, объясняю, как найти одно из лучших кафе-пирожных города, но понимаю, что полностью провалилась в качестве гида — чем больше Алиханов слушает, тем более стеклянными становятся его глаза.
— Я ничего не понял, — честно сознается он, — после МФЦ налево?
— Да нет же, после МФЦ направо, затем дважды перейти дорогу и пройти вперед метров сто.
— А МФЦ напротив администрации?
Стукаюсь головой об стол.
— А пошли туда прямо сейчас? — вдруг предлагает он. — Как раз доели, можно и на десерт что-то съесть.
— Ты серьезно? — удивляюсь я.
— Когда дело касается медового торта, я никогда не шучу, — серьезно заявляет он — и смеется.
В принципе, почему бы и нет?
Мы покидаем кафе и не спеша, болтая обо всем на свете, идем за медовым тортом в «Сердечко». С Алихановым легко говорить, у меня складывается такое ощущение, будто мы знакомы уже сто лет — поэтому когда он расспрашивает меня о моей жизни, я отвечаю как есть.
— Почему ты приехала на север?
— Наверное, по той же причине, что и ты: здесь высокие зарплаты. Каждый месяц я отправляю сколько-то домой. Мои родители пенсионеры, всю жизнь прожили в частном доме в деревне, у них невысокие пенсии, что-то постоянно нужно ремонтировать, докупать, менять, чинить: то машину, то крышу, то забор. К тому же, у меня есть младшие брат и сестра. Брат учится в университете, параллельно подрабатывает и обеспечивает себя сам, он у меня молодец. А вот сестра учится в старших классах, ей скоро поступать. Я не сомневаюсь, что она поступит в вуз, но хочу быть в этом полностью уверенной, поэтому я оплачиваю ей репетиторов — а это влетает в копеечку. К тому же, я хочу взять квартиру в ипотеку, чтобы они могли жить там вдвоем во время учебы в городе: так и мне, и нашим родителям будет спокойнее. Сейчас я коплю на первоначальный вклад, и, думаю, через пару-тройку месяцев смогу выйти на сделку. А ты? Почему именно север?
— Поманили. Нашли мое резюме, позвонили, томно дышали в трубку, приезжай, говорят, тут для тебя работа есть. А я как раз думал, как бы с фирмы одной уйти, вот и повод нашелся. Собрался — и в тот же день заявление на увольнение написал. Родители только рукой махнули, привыкли уже, что мне на одном месте не сидится.
— Значит, ты из кочевого племени?
— Могу и в оседлом засесть, если будет повод.
— А он есть?
— Кажется, появился один.
— Такой с ресничками и на каблуках? — не могу удержаться от поддразнивания.
— Эээ…
— Пришли.
— Ммм, как тут все… ванильно.
— Не преувеличивай, — я неуверенно осматриваю заведение глазами человека, впервые его посетившего: милые светло-бежевые и сиреневые тона в интерьере, мягкие кресла и пуфики, кадки и горшки с цветами, сухоцветы в витрине и, как вишенка на тортике, большое бледно-розовое сердце на стене.
— А чего ты ожидал от кафе-пирожного с таким названием? — не могу удержаться я от ворчания. — Иди заказывай, пока очередь не набежала. Я займу место у окна.
— А что ты будешь? — кричит мне Алиханов через весь зал, когда я удобно устраиваюсь за высоким барным стулом в кармашке кафе. Самое уютное здесь место — прямо вдоль широкого, на всю стену окна установлена столешница, за которой могут свободно разместиться четыре человека. Единственный минус — точно так же, как ты можешь видеть прохожих, они могут прекрасно видеть тебя.
— Возьми мне арахисовую печеньку!
Конечно же, я не особо хочу арахисовую печеньку, скромно возлежащую не внутри витрины, чтобы не наскучила своим более роскошным соседям, а поверх нее. Однако арахисовое печенье самое дешевое в ассортименте: сорок пять рублей штука.
Я изучаю прохожих за окном, тихо радуясь и хорошему дню, и еще одному выходному впереди, и своему полному желудку, и предстоящему десерту. Чего я не ожидаю, так это того, что Алиханов притащит за стол едва ли не половину того, что выставлено на витрине.
— Зачем столько? — я округляю глаза.
— Захотелось, — он обезоруживающе подмигивает и вонзает вилку в свой медовый торт.
Рассудив, что одному ему с таким количеством сладкого не справиться, я вонзаю вилку в аппетитно выглядящий чизкейк.
Везет мне в последнее время на халяву!
— Что это за травы? — Алиханов принюхивается к чайнику.
Я тяну носом:
— Это же чабрец, у тебя что, проблемы с нюхом?
— Я не знаю, как пахнет чабрец.
— Так и пахнет.
— Мне нравится, — Алиханов переводит взгляд чуть вбок, за мою спину, затем вдруг мягко улыбается и тянется рукой к моим губам, — у тебя здесь крем.
Глава 36
— Мне казалось, я ела аккуратно, — я озадачена, — что-то еще осталось?
— Сейчас, не шевелись, — он проводит пальцем по моей коже и отстраняется, — теперь все.
— Ты же мыл руки, да? — упавшим голосом спрашиваю я.
— Да, в том кафе, помнишь?
— Блин! — я аж подскакиваю. — Ты знаешь, сколько ты с тех пор микробов набрал! Дверные ручки, витрина, деньги… А еще к моему лицу лезешь!
В ответ он улыбается и кивает на поднос: там, между наполовину съеденным трайфлом и пломбиром лежит разорванный пакет с дезинфицирующей салфеткой.
— Очень смешно, — я продолжаю сердиться, — шутник, блин.
Когда в желудке больше не остается места, я сыто отваливаюсь от тарелок.
— Все, больше не могу. Но согласись, пирожные здесь действительно вкусные.
— Что до медового торта, то он здесь на четверочку.
Неожиданно.
— И где же ты ел медовый торт на пятерочку?
— Дома, — просто отвечает он, — мама раньше их часто готовила.
Внутри меня что-то теплеет.
— Расскажи о своей семье.
— Я поздний сын, мама родила меня в тридцать семь. Это дает повод моей старшей сестре Вере до сих пор ехидно называть меня «наш младшенький». По части коварства я, впрочем, от нее никогда не отставал, и когда к нам приходили знакомиться ее кавалеры, совершенно невзначай называл ее реальный возраст. Ух, как ее это бесило! — Я смеюсь. — Мой отец всю жизнь проработал на железной дороге, мама — кондуктор трамвая, наверное, поэтому я не могу долго сидеть на одном месте, все время в пути, как перекати-поле. Сейчас они оба пенсионеры, живут в деревне, как твои, у них свой огород, сарай и двор, состоящий из пятнадцати кур и четырех мурзиков. Мама, конечно, утверждает, что некоторые мурзики — это мурки, но ни один из нас не знает, куда смотреть и как это понять, поэтому для меня они все по умолчанию барсики…