Деликатная проблема
Шрифт:
— Я б не обращала, — вздыхаю я, — так ведь они так пялятся, что аж кожа зудит и все тело чешется.
— Появится новый объект для сплетен — отстанут, — заверяет она, и, видя, что слова не возымели на меня должного эффекта, предлагает, — ну хочешь, я сейчас залезу на стол и станцую стриптиз? Тогда про тебя все забудут.
Я аж теряюсь от подобного предложения.
— Ты серьезно?
— Нет, конечно, я еще не хочу вылететь с работы. Но зато ты на минутку перестала думать о других.
— Ну спасибо за передышку, — ворчу я, — помогла так помогла.
Она лишь пожимает плечами и возвращается к салату.
Мне интересно, о чем хочет поговорить вечером Иволга. Я подозреваю, что это как-то связано с нашим недопоцелуем, но что тут можно обсуждать? Одно дело, если бы он все же состоялся, совершенно другое — когда его не было. Теперь, оглядываясь назад, я даже не уверена, что все к нему и шло. Да, мы стояли близко, да, мы смотрели друг другу в лицо, да, момент был подходящий… Но ведь это ни о чем не говорит, верно? Я окончательно запутываюсь, и украдкой бросаю взгляд на обедающего в двух столах от меня Тимура. Он сидит с ребятами из технического отдела и, кажется, неплохо проводит время. Во всяком случае, до меня доносятся бурные обсуждения и веселый смех. Женский смех.
Глава 64
— Это кто? — спрашиваю я Майку, указывая на блондинку.
Которая в данный момент смотрела на Алиханова так, будто тот сказал что-то нереально смешное. Забавано, никогда раньше не замечала за ним такой потрясающей склонности шутить.
Однако вместо Майки отвечает вездесущая Алька:
— Эмили Даммер, закупки. Вообще-то она тут с самого начала проекта.
— Неплохо у нее выходит веселиться, — замечаю я.
И ловлю лукавый взгляд Майки.
— Что?
— Ничего, — она возвращает свое внимание к тарелке, но я успеваю заметить, как перед этим все три мои спутницы обмениваются понимающими взглядами. Будто их связывает какая-то тайна. Мое настроение падает, я фактически уверена в том, что между мной и моими подругами появилась какая-то стена, какой-то занавес, который отделяет меня от них, выталкивает меня из их круга общения, и это открытие неприятно меня поражает. Аппетит пропадает, и я вяло ковыряю ложкой суп.
Я закругляюсь в шесть. Сидела бы еще дольше, но появляется Алиханов и выразительно смотрит с порога. Это служит сигналом к уходу, и я выключаю компьютер, аккуратно собираю папки, одеваюсь и прощаюсь с коллегами. Мы с юристом молча садимся в газель, и я отворачиваюсь, уставившись невидящим взглядом в окно. Примерно на въезде в Городок я не выдерживаю и начинаю разговор, единственно, чтобы скрасить долгую дорогу:
— Смотрю, ты уже обзавелся друзьями из других отделов. Быстро.
Тимур поворачивает ко мне голову. Я поясняю.
— Видела тебя сегодня в столовой с приятелями, вы как будто неплохо проводили время.
Он кивает, но все так же молча.
— Там среди вас даже, кажется, женщина была… Как там ее?
— Эмили, — наконец, произносит он, и смотрит на меня внимательно.
— Эмили, — повторяю я, — она симпатичная. Не боишься, что Женька взревнует?
В глазах Тимура вдруг появляются какие-то искорки, уголки губ дергаются, будто он едва удерживает себя от улыбки — но уже в следующее мгновение он напускает на себя все тот же мрачный вид, в котором пребывал буквально несколько секунд назад.
— Даже если и так, то что? Я холостой незанятый мужчина, Эмили — весьма привлекательная женщина, не вижу никаких причин прекращать с ней общение лишь потому, что какая-то Женька может меня взревновать.
— Холостой незанятый мужчина, — повторяю за ним как попугай, — ну да.
Челюсть мою вдруг сводит судорогой, и я поспешно ее расслабляю. Разговор вянет, и я вновь отворачиваюсь.
Холостой незанятый мужчина. Холостой и незанятый. Незанятый. Значит, никем не занят. Все верно. Все действительно так. Он ведь и в самом деле никем не занят. Да, он предлагал мне встречаться. Да, я не дала ему ответ сразу, так что все правильно. Конечно, он мог бы и дождаться официального отказа с моей стороны, но это так, сущий пустяк. Хотя по справедливости, раз я формально не сказала ему «нет», с его стороны несколько преждевременно подкатывать к другой женщине, ведь гештальт нельзя считать закрытым. Но кто будет его за это осуждать? Ведь никто же знает, что он предлагал мне отношения, только он и я, так что если Эмили на него и клюнет, она совершенно точно будет не в курсе, что до нее он подкатывал ко мне. И что я еще не дала ответа. Не то, чтобы я сказала ему «Да, я согласна стать твоей девушкой», но я вообще-то и категорического «Нет» из моих уст так и не вырвалось. Так что его ухаживания за Эмили выглядят немного поспешными, следовало бы сначала узнать у меня, что я думаю на этот счет, то есть, действительно ли я его отвергаю, и уже после этого он мог бы и присматриваться к другим. Следовало сначала расставить все точки над «и» между нами, чтобы уж точно не было никакого недопонимания, а уж затем… Ведь получается, он обманывает Эмили, которая считает, что он раз он за ней ухлестывает, значит, ему больше никто не симпатичен, а это характеризует его как весьма ветреного и непривлекательного персонажа.
— Есть не будешь?
Я с некоторым удивлением отмечаю, что сижу на кухне-операционной, а передо мной полная тарелка. Даже не помню, как мы вернулись и пошли ужинать. Напротив меня сидит Иволга, справа Тимур, слева Анастасия. Замечательно, все в сборе. С трудом выныриваю из своих мыслей и выдавливаю из себя улыбку:
— Простите, задумалась. Нет, я буду есть, спасибо.
Ужин проходит довольно непринужденно. Иволга рассказывает какой-то случай по работе, Анастасия заливается смехом, смеется даже Тимур. Последний, кстати, выглядит очень довольным. Наверное, так на него действует Эмили, к которой он подкатывает. Ведь он же «холостой и незанятый мужчина». А что делают холостые и незанятые мужчины? Правильно, подкатывают к Эмили. А почему бы мне тоже не подкатить к Эмили? Ведь я тоже, кхм, «холостая и незанятая». А что? Будем с ней вместе жить-поживать, детишек растить, внуков нянчить — идиллия!
— Ты сегодня весь вечер витаешь в облаках.
Я моргаю — и обнаруживаю, что на кухне остались лишь мы с Иволгой. Кажется, я вновь выпала из реальности.
— Извини, я… в голове просто кавардак, никак не могу привести мысли в порядок.
— Надеюсь, этот кавардак вызван не мной?
Я хочу заверить Иволгу, что это не так — но тогда последует вопрос: «О чем тогда задумалась?», а мне не хочется ни врать, ни говорить правду. Поэтому вместо ответа я произношу:
— Ты хотел со мной поговорить. О чем?
— Расскажи мне что-нибудь о своей работе.
Это звучит так неожиданно, что я округляю глаза. Последнее, о чем я могла подумать, когда Иволга попросил меня уделить ему время для разговора вечером, это то, что он захочет обсудить со мной мою работу.
— Что… конкретно тебя интересует?
— Что-нибудь. Расскажи о людях, которые тебя окружают.
— Эм, ладно. У Утюжковой есть ежедневник, с которым она никогда не расстается. Она вписывает туда все, что только можно: задачи, контакты, номера приказов и распоряжений, напоминалки, — в общем, все, что только можно. Этот ежедневник такой глянцевый, красочный, и она с ним так трепетно носится, что мы дали ему кодовое название «дневник отличницы». А нашего нового руководителя мы прозвали Дуэйн Джонсон, — Иволга задирает брови, и я поясняю, — не потому, что он накачанный, скорее наоборот, высокий и худой. Но тяжелый. Даже не знаю, как объяснить. Весь тяжелый, начиная от пяток и заканчивая волосами. Как скала. Поэтому Дуэйн Скала Джонсон. А после первого совещания мы как-то сплотились. Ду… Леманн нас тогда как котят неразумных в лужу с макушкой макнул. И это нас объединило. Мы стали уделять друг другу больше внимания, охотнее помогать, сообща решать какие-то проблемы, даже постоянно откладываемые задачи вдруг решили быстро и ненапряжно — лишь бы Леманну досадить. Ванюша наш штатный переводчик, только он пока немного неопытный и постоянно стесняется. А еще, кажется, он положил глаз на Марину, а Марина обычно обращает на него внимание только тогда, когда он возвращается с докладом из столовой. Майка работает как робот, вся с головой погружается в дела, а когда выныривает, сообщает что-нибудь такое, что мы все столбенеем, а потом как ни в чем не бывало вновь возвращается в работу. К примеру, на той неделе она сообщила, что пупок по-научному называется «умбиликус». Пока мы переваривали эту информацию, она преспокойно оделась и уехала домой. А еще у нас работал Карпушкин…
Я останавливаюсь только тогда, когда выкладываю все, что только можно. Иволга сидит, опершись подбородком об руку, и внимательно слушает. Кажется, ему это и в самом деле интересно.
— Вот, в принципе, и все, — немного неуклюже заканчиваю я, — только зачем тебе это было нужно?
— Чтобы переключить твое внимание от всяких неприятных мыслей. А еще расслабить и застать врасплох.
— Врасплох? Ты о чем?
— Вот об этом.
И быстрее, чем я успеваю опомниться, Иволга подается вперед — и прижимается своими губами к моим.