Делла-Уэлла (Странствие королевы)
Шрифт:
– Это моя мать, - прошептал Оцмар.
– Я смутно ее помню, и дорисовывать то, чего не сохранила моя память, я счел святотатством. Поэтому она под вуалью. Но я все время жду, что в каком-нибудь из моих снов она сбросит этот покров...
– Чем больше я смотрю на нее, - так же вполголоса отозвалась девушка, тем больше понимаю, какая разница между красивым - и Прекрасным... Она умерла молодой?
– Я означил число ее преджизней вот этими бессмертниками.
Таира прищурилась, считая про себя; их было двадцать девять...
– Ее убили?
– спросила Таира и тут же пожалела о своей неуместной любознательности.
– Она умерла от горя, когда узнала о том, что случилось со мной, каким-то неестественно ровным, словно обесцвеченным голосом проговорил Оцмар.
– Ты унаследовал ее красоту, князь, - сказала Таира, чтобы хоть как-то его утешить.
– Видно, тебе передалось все лучшее, что было в ней.
– Она была полонянкой, перепроданной Аннихитре Полуглавому с Дороги Строфионов. Аннихитре не хватало жемчуга на свои безумства, и он уступил рабыню моему отцу.
– Значит, люди разных дорог торгуют между собой?
– Люди - нет. Только князья.
– Голос Оцмара приобрел неприятный холодок, - да, действительно, ни о чем постороннем здесь говорить не следовало. Тем более о торговле
– Послушай, а почему анделисы не воскресили ее?
При упоминании об анделисах рука владетельного князя рванулась к поясу, словно пытаясь отыскать там оружие. Но он сразу же овладел собой и сделал что-то, отчего светящаяся ваза вместе с низенькой круглой столешницей поплыли вверх, а из образовавшегося отверстия хлынул в комнатку дневной свет.
– Я представил тебя моей матери, чего не делал ни с одной другой женщиной, - сказал царственный юноша.
– Теперь идем.
Он шагнул в открывшуюся дыру и начал спускаться по невидимой отсюда винтовой лесенке. Не колеблясь, его спутницы последовали за ним и скоро очутились на площадке широкой лестницы, которая, плавно изгибаясь, вела к исполинским воротам. Таира с удивлением отметила, что и лестница, и все остальное сделаны из дерева. У нее еще мелькнула опасливая мысль - а вдруг пожар? Но тут Оцмар, шедший впереди и уже спустившийся на несколько ступенек, остановился и коротко сказал
– Обернись.
Она поворотилась назад и чуть не вскрикнула от восхищения, на задней стене лестничной площадки висели три удивительные картины. Еще прежде, чем она рассмотрела каждую из них, ее поразила та же невыразимая гармония сказочности и реальности, которой веяло от всего этого города-дворца.
На левом полотне - впрочем, это мог быть и картон, и фреска, но это было неважно - на фоне тусклого солнца четко очерчивался силуэт "лягушачьей" горы, которую она уже видела, когда вылезала из княжеского везделета. Три фигуры в монашеских черно-белых одеяниях, казалось, проплывали у ее подножия покорно и в то же время настороженно к какой-то неведомой цели, на которую так же внимательно и недоверчиво глядела голова
На средней картине все было предельно ясно - голенький малыш, сидящий на вершине холма, тянулся к одуванчику, а над ним парила Гуен, освещенная солнцем снизу так, что ее силуэт казался кофейным на фоне желтовато-закатного неба.
А вот на третьей картине, величественно опираясь на топкий посох, стояла незнакомая царевна в сияющей короне, осененная крыльями сидящей за ней птицы. Но это уже была не Гуен - птичка размахом своих крыльев могла сравниться со здоровенным птеродактилем.
– Но ведь это не я!
– изумилась Таира.
– Нет, не ты, делла-уэлла. И не твое сибилло. Но это был вещий сон, и когда-нибудь эта увенчанная золотом дева встанет на пути одного из нас.
– Ну так, естественно, на твоем!
– убежденно сказала Таира.
– Это и будет женщина с волосами цвета солнца. А я - это так, прелюдия. У меня свое солнышко...
– Таира!
– предостерегающе прошептала мона Сэниа, которая до сих пор следовала за ними покорно и бесшумно, как бесплотная тень.
Действительно, до возвращения Юхани совершенно необязательно было посвящать владетельного князя в свои сердечные тайны. А после возвращения тем более.
– Нет, - с бесконечной печалью проговорил Оцмар.
– Ты - моя делла-уэлла. Другой не будет.
Он смотрел на нее с нижней ступеньки влажными оленьими глазами, и ей вдруг стало стыдно за полноту своего счастья. Словно она одна сытая была среди голодных. Вон Сэнни - совершенно высохла от горя по своему Юхани. Этот князюшка, которого кто-то осчастливил бредовым предсказанием. И только ей одной-единственной девчонке на Земле!
– выпало черт знает сколько приключений... и голубоглазый Лель в придачу.
На нижней площадке, чуть прихрамывая, появился Кадьян.
– Что там?
– не оборачиваясь, спросил князь, хотя шагов горбуна совершенно не было слышно на теплом деревянном пастиле.
– Пора, Великодивный.
Сразу же за воротами их ожидал кукольный домик, весь резной и пахнущий самшитом. Двери и окна походили на большие замочные скважины - ни створок, ни стекол. Внутри - широкие лавки с разложенными на них черно-белыми одеяниями, подозрительно смахивающими на рясы доминиканцев. Оцмар взял одно из них и обратился к Таире:
– Готова ли твоя птица сопровождать нас?
Девушка в замешательстве подняла глаза на принцессу: Гуен была на корабле, а где он - неизвестно.
– Владетельный князь, - проговорила мона Сэниа, чеканя каждое слово, заклинание, вызывающее волшебную птицу, не должно касаться посторонних ушей.
Оцмар поклонился Таире так, словно это требование прозвучало из ее уст, и вышел наружу. Было видно, как он отходит к расписным воротам, чтобы ни один звук, случайно вылетевший из узенького окошечка, не был им нечаянно подслушан.