Дело о деньгах. Из тайных записок Авдотьи Панаевой
Шрифт:
Вдруг мне послышалось, что кто – то рядом запел, я оглянулась на Некр – ва. Почти не раскрывая рта, задыхаясь, он выдавливал из себя мелодию. Постепенно она прояснялась, его больной осиплый голос обретал дыхание, он не пел, а скандировал – в такт рассекавшим воду веслам. Я уже понимала, что он поет «Из – за острова на стрежень» 1 . Все точно совпадало – мы плыли на лодке ввиду острова, только что мы миновали речную стрежень, не хватало лишь Стеньки да персидской княжны. Я невольно рассмеялась, он замолк.
1
Ошибка
– Некр – в, да вы прекрасно поете!
– Видно, вам не очень понравилось мое пение, Авдотья Яковлевна, вы меня перебили на самом интересном месте.
– Это когда Стенька бросил персиянку в набежавшую волну?
– Именно так.
Тем временем мы уже подплывали к островку. До берега оставалось совсем недалеко, но лодку относило. Не успела я оглянуться, как Некр – в сгреб меня своими сильными большими руками в охапку и, ступая по воде, перенес на берег.
– Некр – в, вы меня до смерти испугали, я решила, что вы сейчас бросите меня в набежавшую волну. Я говорила со смехом, но щеки мои пылали. Тело мое еще ощущало жар его рук.
Он, отвернувшись, вытаскивал лодку на берег, потом повернулся ко мне, весь пунцовый, и в несколько прыжков подбежал почти вплотную. Лицо его менялось, он перевел дыхание и произнес: – Я, если хотите знать, сам бы в воду бросился из – за вас.
– Из – за меня?
– Да что ж вы не видите, что я в вас влюблен без памяти, как мальчишка, пятый год!
– И готовы броситься в воду?
– Готов, если не полюбите.
– На обратном пути вам представится случай.
Удили мы молча, наловили целое ведерко пескарей, что в другое время меня бы порадовало, сейчас же я пребывала в замешательстве. Я не знала, как себя вести.
Свести все к шутке? Но Некр – в был серьезен, он хотел ответа. Какой ответ могла ему дать я, мужняя жена? Из головы не шли слова Татьяны – «но я другому отдана, я буду век ему верна». Но вот совсем недавно в «Отечественных записках» читала я статьи Бел–го о Пушкине. Бел – й Татьяну не одобрял, в ее ответе Онегину видел страх светской дамы за свое доброе имя.
В наше время, когда законодательницей нравов стала Жорж Занд с ее проповедью свободы брака, ответ Татьяны можно было счесть порождением Домостроя. Татьяна мужа не любила, она любила Онегина, а я? Сердце мое принадлежало Ване. Так ли? Почему же оно так всколыхнулось, когда Некр – в схватил меня своими большими сильными руками? Мне было 26 лет, Некр– ву годом меньше, мы оба находились в том возрасте, когда люди живут уже не столько чувствами, сколько рассудком, как говорил Мочалов–Гамлет.
Но чувства мои были смолоду не растрачены: Пан – в не нуждался ни в моей нежности, ни в моих ласках, их заменяли ему дружеские пирушки и ласки продажных красоток. Непритворное чувство Некр – ва, выражаемое столь прямо и простодушно, не могло ни тронуть и более искушенное женское сердце. Мое же было младенчески неразвитым.
Когда ведерко наполнилось пескарями и подошло время покинуть чудный зеленый островок, признаюсь, я села в лодку со смущенной душой, хотя виду не подавала. Жизнь с Пан – ым приучила меня к необходимости скрывать свои истинные чувства от окружающих. По виду я была спокойна и весела. Мы тронулись. Некр – в греб, как и прежде, молчаливо и размеренно, глядя на меня каким – то выжидающим взглядом.
На середине реки, где крутился водоворот, он вдруг бросил весла на дно лодки и произнес: «Авдотья Яковлевна, княжна вы моя персидская, решите мою судьбу. Или будете со мной, или мне в реку», – и он сделал движение, будто хотел выпрыгнуть из лодки. Лодка, предоставленная течению, крутилась и с минуты на минуту должна была перевернуться.
– Некр – в, гребите, или мы вместе утонем, – я схватила весло и оттолкнулась от бурлящей воды, Некр – в также начал грести вторым веслом, мы миновали опасное место. Когда до берега осталось всего – ничего, я выпрыгнула из лодки в воду; к счастью, дно в этом месте было ровное, без ям.
В мокром, липнущем к ногам платье вышла на берег и, оглянувшись на стоящего в лодке Некр – ва, помахала ему рукой.
Наутро Некр – в должен был ехать в Петербург – договариваться с Плетневым об аренде «Современника». Пан – в, хороший друг Плетнева, вскорости должен был присоединиться к переговорам. Вопрос о деньгах кое – как был решен. Некр – в надеялся на кредиты, получать которые был он мастер, большую сумму давал Пан – в, для чего должен был продать наследственный лес. Обещали помощь казанские помещики, наши радушные хозяева в то лето.
Жена Герц – на, та самая «романтическая героиня», что не слишком понравилась мне в Москве, прислала на издание журнала пять тысяч рублей. Все демократические литераторы, весь так называемый «кружок Бел – го», находились в состоянии тревожного ожидания – как – то пойдет дело. Волновалась и я, так как принимала дело Журнала близко к сердцу.
После вечернего чая Пан – в и братья Толстые отправились к цыганам, разбившим свой табор на речном берегу неподалеку от нашей деревеньки. Некр – в с ними ехать не захотел и предложил мне прогуляться. Я не отказалась. Мы вышли к реке и свернули к ее берегу, вдоль которого, над кручей, тянулся редкий березняк. Неподалеку, за березняком, располагалась деревенька, оттуда не доносилось ни звука. Было около шести вечера, небо оставалось еще светлым, солнце заметно пекло.
На мне была круглая соломенная шляпа с широкими полями, спасавшими от прямых солнечных лучей. Некр – в вел меня вверх по тропе, выходящей на лесистый пригорок. На самой его вершине мы остановились. Вокруг под легким ветерком шелестели березки, внизу под обрывом река несла свои спокойные воды. Спокойные ли? Вон там, в средине течения, возле крошечного островка, бурлила и дробилась о камни быстрина. Некр – в растянулся на траве, обнял рукою березку. Я оглядывала холм. Мы оба молчали. Сорвав в траве ромашку, Некр – в принялся обрывать ее лепестки, шевеля губами. Когда оборвал последний, со значением взглянул на меня и сказал утвердительно, словно геометр, уверенный в доказательстве: «Вы меня любите».
– Да? – засмеялась я.
– Не смейтесь, даже если сейчас не любите, – полюбите обязательно. Я сумею завоевать ваше сердце.
Он помолчал, пристально глядя на меня из своего зеленого уголка, и продолжал: «К тому же, у вас просто нет иного выхода, неужели вы предпочтете быть женой человека, к вам совершенно равнодушного?» Наверное, он испугался моего взгляда, потому что проворно вскочил на ноги и встал рядом со мною на макушке холма:
– Прошу прощения, если нечаянно вас обидел, я люблю Ивана, мы с ним друзья, но только слепой не увидит, что он, что вы…