Дело о деньгах. Из тайных записок Авдотьи Панаевой
Шрифт:
Но я сильно отвлеклась от рассказа о первых годах моего знакомства с Некр – ым. Уже тогда в начале 40 – х годов, отличался он практической коммерческой хваткой, петербургские сборники, о которых я упоминала, продал он с невиданным барышом.
Говорил ли он мне тогда о своей любви? Нет, никогда. Да и странно было бы в той ситуации – начинающий литератор, журналист, едва выбившийся из нищеты и полного ничтожества, работник библиографического отдела журнала Краевского, к тому же ближайший приятель Пан – ва, его компаньон по посещениям театра и злачных мест Петербурга… на что мог он надеяться?
Взгляды? О, взгляды его я замечала, косвенные, быстрые. Взгляды человека словно
Помню, в гостиную вбежал Пан – в, радостно возбужденный, из его отрывистых слов я поняла, что Бел – й, до того с похвалой отзывавшийся о прозаических опытах Некр – ва и его критических разборах, в этот раз, прочитав стихотворение «В дороге», отметил его поэтический талант. При всей редакции «Отечественных записок» Бел – й назвал Некр – ва «истинным поэтом». Следом за Пан – ым медленно подошел Некр – в. Было похоже, что он еще не пришел в себя после похвалы Бел – го.
Тот – первостепенный критик и человек безошибочного нравственного и поэтического чутья – никогда не ошибался в своих литературных прогнозах. Его приговор дорогого стоил. Некр – в казался бледен, на виске его нервно вздрагивала жилка. Пан–в приказал слуге принести шампанское. Мы выпили за «молодого поэта» (Некр – у было тогда 24 года, но его настоящие стихи только начинались). Пан – в, взбодренный шампанским, решился читать вслух стихотворение «В дороге». С книжкой журнала в руке встал перед нами, стал читать по – актерски, голосом передавая интонации барина и мужика. Я смотрела на Некр – ва. С ним что – то делалось. Он на меня не глядел, но я чувствовала, что мое присутствие на него действует. Он перебил Пан – ва: «Довольно, Иван, дай я прочту». Удивленный и раздосадованный Пан – в протянул ему книжку журнала. Некр – в книжку отклонил.
– Нет, не это, я недавно другое написал. Хочу прочитать для Авдотьи Яковлевны.
И он впервые за все время на меня посмотрел. Теперь он был уже не бледен, а красен. И глядел прямо на меня, не отрываясь. И потом тихо и как – то очень просто спросил: «Что ты жадно глядишь на дорогу?» Помню, я даже хотела что – то ему ответить. Но он продолжал: В стороне от веселых подруг. Знать, забило сердечко тревогу – все лицо твое вспыхнуло вдруг.
В этот момент мое лицо точно вспыхнуло. А он, не отворачиваясь и глядя в упор, продолжал уже чуть громче – голосом, в котором жила страсть.
На тебя заглядеться не диво, полюбить тебя всякий не прочь. Вьется алая лента игриво в волосах твоих, черных как ночь.
Помню, я как загипнотизированная, дотронулась до волос, на которые часто повязывала алую ленту, в этот раз ленты не было. Я отдернула руку и оглянулась – Пан – в смотрел то на меня, то на Некр – ва, рот его был полуоткрыт, он словно силился что – то произнести. А царапающий душу, хрипловатый голос опять обращался прямо ко мне.
Сквозь румянец щеки твоей смуглой пробивается легкий пушок. Из – под брови твоей полукруглой смотрит бойко лукавый глазок.
Взгляд один чернобровой дикарки, полный чар, зажигающих кровь, старика разорит на подарки, в сердце юноши кинет любовь.
Голова моя кружилась то ли от шампанского, то ли от чего – то еще, я схватилась за спинку стула и перевела дыхание.
Поживешь и попразднуешь вволю, будет жизнь и полна и легка.
Внезапно чтение оборвалось. Некр – в замолчал. Смущенный Пан – в обратился к нему:
– Что же ты, Николай? Читай дальше!
– Дальше не стоит. Конец мне не удался.
Он вынул из кармана сморщенный несвежий платок и стал вытирать красное вспотевшее лицо. Он не смотрел ни на меня, ни на Пан – ва.
Через четверть часа оба они уехали по своим делам. Пан – в как всегда вернулся заполночь, когда я уже спала. Утром за чаем, просматривая газету, он небрежно бросил: «Некр – в вчера был странен, не правда ли? Мне даже подумалось, уж не влюблен ли он в тебя, душенька!» И он снова уткнулся в свою газету.
Было еще одно сильное впечатление: наша совместная – втроем – поездка в Казанское имение братьев Толстых накануне начала издания «Современника». Толстые много времени проводили заграницей, знались там со всеми видными поборниками свободы, и жизнь в их имении была заведена на европейский лад. Сейчас уже трудно представить, что крестьяне в то время были крепостными и помещики типа матери Тург – ва, известной мучительницы крестьян, пороли и истязали крепостных, продавали как животных или мебель, разлучали детей с родителями…
Всему этому я сама была непосредственной свидетельницей в год нашей с Пан – ым свадьбы, когда его родственники делили доставшееся им наследство. Иное дело – братья Толстые, слывшие в Казанской губернии красными. Крестьяне у них жили вольготно, о барщине не было помину.
Приезд к Толстым был связан с денежными делами. Давно уже у Пан – ва и Некр – ва зародилась мысль издавать свой журнал. Толстые обещали им помочь деньгами. В деле издания Некр – в рассчитывал на помощь Бел – го, объединившего вокруг себя все лучшие тогдашние литературные силы. Бел – й мечтал о своем журнале, где был бы он не поденщиком, а издателем и работником в одном лице. Мечта его так и не осуществилась.
День наш у Толстых проходил очень приятно. Хозяева работали, мы же наслаждались летом и отдыхом. Утром после чаю все разбредались кто куда. Пан – в гулял, оглядывая окрестности, чего был большим любителем, Некр – в спозаранку уходил на охоту с Толубеем, а я шла к небольшой речушке, одному из волжских притоков, купалась и пробовала удить рыбу. Но то ли удочка моя была плоха, то ли рыба у берега не водилась, улова у меня никакого не было.
Однажды за завтраком я рассказала о своей неудаче с рыбной ловлей и Некр – в вызвался мне помочь – вывезти на лодке к тихой речной заводи возле небольшого островка, где по рассказам, во множестве водились пескари.
Было раннее июньское утро. Мы подошли к отлогому берегу. Некр – в отвязал от колышка лодку, мы сели. На мне был шерстяной жакет, спасающий от утренней прохлады, в руках целых две удочки наших хозяев – для меня и для Некр – ва. Вышло солнце, и вода под веслами стала переливаться всеми цветами радуги. Я сбросила жакет, вдыхая полной грудью речную свежесть, смешанную с запахом прибрежных трав.
Достигнув середины реки, мы попали на крутящуюся быстрину, но Некр – в умело справлялся с лодкой, греб невозмутимо и спокойно, как истый волжанин, в полном молчании, иногда словно случайно на меня взглядывая. Я чувствовала его взгляды, но на него не глядела, увлеченная видом живописного маленького островка, к которому мы приближались.