Дело о философском камне
Шрифт:
Она явно была под впечатлением от того, что её допрашивает настоящий барон, и пыталась разыгрывать из себя хозяйку дома и безутешную вдову. Она подтвердила, что несчастный Жан долго болел, но слёг лишь несколько дней назад. Ему стало совсем плохо, и он умер.
Марк снова расспросил её о симптомах, и она повторила то же, что сказал Матье.
— Почему же вы не позвали к нему лекаря, если ему становилось всё хуже? — спросил Марк, выслушав её причитания.
— Он запретил мне делать это, ваша светлость, — всхлипнула она и потёрла кулаком сухие глаза. — Он страшно боялся, что его отравят.
Марк расспросил её о том, что ей известно о том, чем занимался алхимик в своей лаборатории, но она не знала, да её это и не интересовало. На вопрос, действительно ли он нашёл секрет изготовления золота, она принялась уверять, что так оно и есть, и Марк подумал, что она, скорее всего, в этом уверена.
После этого он решил допросить ученика Адеамуса Патрика Шаплена. Это был высокий, довольно миловидный, но очень неопрятный молодой мужчина. Марк даже был несколько удивлён тем, что это уже далеко не юноша, ему было примерно лет двадцать пять. Он подробно рассказал барону о болезни своего хозяина, и Марк словно, между прочим, спросил его, не мог ли алхимик случайно отравиться чем-то в лаборатории, на что тот ответил, неуверенно пожав плечами:
— Может, и так, ваша светлость. К сожалению, великое искусство алхимии сопряжено со многими опасностями, в числе которых и отравление ядовитыми веществами. Господин Адеамус не всегда соблюдал меры предосторожности, и часто забывал приоткрыть окно, когда проводил опыты. А пару месяцев назад я заметил, что дымоход в лаборатории забился, значит, какое-то время дым не уходил в трубу, как положено.
— Но тогда он не умер.
— Я позвал трубочиста, и он прочистил дымоход. Мой хозяин был так увлечён своим искусством, что часто забывал о значимых деталях, и мне приходилось следить за этим.
— Он, и правда, нашёл философский камень и научился делать золото? — прямо спросил Марк.
— Насчёт камня не знаю, но золото он делать научился, — неожиданно усмехнулся молодой человек. — Причём, прямо из воздуха. Я говорю о тех господах, которых он принимал под покровом ночи. Раньше он таскался по прихожим богатеев, выпрашивая вспомоществование, и клянчил мизерные суммы. Теперь же он сам принимал у себя тех, кто желал отдать ему свои деньги, обставляя это как трагедию или фарс.
— Ты хочешь сказать, что твой хозяин был мошенником?
— Я хочу сказать, что он заявлял, что умеет делать золото, и демонстрировал это всем желающим. Я при этом не присутствовал. Свои демонстрации он готовил сам.
— А чем ты занимался?
— Я готовил для него инструмент, выполнял тяжёлую работу, измельчал и дробил в порошок различные минералы, следил за процессом, когда нужно было долго прогревать смеси, не допуская выкипания, или плавить металлы. Прибирал в лаборатории, следил за дымоходом, как я уже говорил.
— И чему он тебя учил? Ты же ученик.
— Скорее, просто помощник. Я скажу вам честно, господин барон, мой хозяин был полным профаном в алхимии, и если даже имел этот самый философский камень, то купил или украл его. Я не могу отрицать того, что он у него был, но то, что он сделал его сам,
— И как же ты к нему попал?
— Я тоже когда-то был учеником аптекаря, и меня тоже выгнали. Сразу скажу, за воровство. Я хотел заниматься алхимией, но на это нужны деньги. Я тайком проводил опыты в лаборатории своего хозяина и украл у него деньги, чтоб купить материалы для них. Он меня поймал и выгнал. Я услышал о господине Адеамусе в трактире и явился к нему с просьбой взять меня на службу. Мы поговорили, он оценил мои знания в алхимии и пригласил к себе учеником, обещал, что позволит мне экспериментировать в его лаборатории, но с условием, что, если я придумаю что-то стоящее, то слава достанется ему. Я был в отчаянном положении, а это был шанс, и я согласился. К слову сказать, он сдержал обещание. Я мог заниматься своими исследованиями, и он в это не лез. При этом я сыт, у меня есть кров и работа, за которую мне платят. К тому же я могу читать книги из его библиотеки. Его махинации и дела с клиентами меня не касаются.
— Он общался с другими алхимиками?
— Нет. Он высокомерно считал их неучами, хотя, скорее всего, боялся, что они его разоблачат.
Немного поразмыслив, Марк достал листок, обнаруженный им в лаборатории, и показал его Патрику.
— Что скажешь об этом?
— Ничего, — пожал плечами тот. — Я никогда не видел эту бумажку и не могу прочитать, что в ней написано. Это какой-то странный язык или, может, пустой набор символов, который составил хозяин, чтоб выдать за рецепт философского камня и всучить какому-нибудь бедолаге за кругленькую сумму. Хотя… не думаю, что у него хватило бы ума и умения состряпать что-то подобное.
Задав ему ещё несколько вопросов, Марк вызвал лакея Мишеля Кокто и сразу заметил, что тот ведёт себя как-то настороженно. Это был чернявый мужчина средних лет с длинным крючковатым носом и тёмными глазами. Он тоже подтвердил, что хозяин долго болел и наотрез отказывался позвать лекаря.
— Он был уверен, что его отравят, — сообщил он. — Он никому не доверял и сам готовил для себя лекарства в лаборатории. Только ему становилось всё хуже и хуже. Он стал вялым, часто просто сидел за столом в кабинете или у камина и смотрел перед собой. Господин Адеамус никогда не блистал хорошими манерами, а последнее время и вовсе стал несносен, раздражался по пустякам и кидался на всех с кулаками. Пару раз даже обвинял меня в каких-то надуманных грехах и выгонял из дома, но потом словно забывал об этом.
— Ты присутствовал при его встречах с клиентами, когда он показывал им, как делает золото?
— Нет, хотя иногда он просил меня стоять за дверью на случай, если всё пойдёт не по плану.
— Например?
— Однажды какой-то господин обвинил его в мошенничестве и чуть не побил тростью. А в другой раз какая-то дама кричала, что он кого-то там отравил, и угрожала ему судом. Оба раза мне пришлось выводить разбушевавшихся гостей. Хотя, я был предельно вежлив с ними, — поспешно добавил он.