Дело о физруке-привидении

Ракитина Ника Дмитриевна

— Права такого не имеете.

— Не-ет! Я покажу ему мои права!

— Ой, — Ленка, задетая вихрем, в который обратилась Кира, повернулась вокруг собственной оси. Кира была милейшей девушкой — до определенного предела, а потом — Елена Тимофеевна прекрасно это знала — потом становилось страшно.

Она сунула Терминатору в руки чьи-то мокрые кроссовки:

— Беги!!

Этот истошный вопль подействовал лучше иных понуканий. Игорек с чужими кроссовками скрылся за корпусом. Он бежал в мужской туалет. Где можно надежнее укрыться от женщины?

— Кира, — сказала Ленка медовым голосом. — Кирочка…

Валькирия

стояла на пороге с отлакированным дрыном, любовно обточенным на концах. Что-то этот дрын Ленке напоминал, только вот в процессе защиты Терминатора она не могла уловить, что.

— Кира, может, они уже проснулись?

— А?

Кира хлопнула длинными ресницами, словно сама просыпаясь, и кинулась в палату.

Даник сидел на кровати и тер распухшие глаза:

— Кир Дмитриевна? А что… вы пофехтовать, да?

— Я тебя убью, — сказала Кира и разрыдалась.

— Знаешь, я ее узнал, — Максим почесал затылок, делая вид, что читает план работы оздоровительного лагеря «Чайка», вывешенный перед столовой. — Только вот не знаю, говорить или нет.

— Кому говорить? Что говорить?

— "День здоровья". Ага, это носиться по станциям и отвечать на вопросы. Бред какой.

Даник развернул Максима к себе — было это затруднительно, но получилось — сильно Даник рассердился, должно быть.

— Ты как Катька! — рявкнул он.

— Да? — удивился Максим. — Она худее.

— И выше. Будешь говорить?!

Максим опять вцепился в волосы:

— Нет, не знаю. Справедливость требует, но она мне симпатична.

Даник сплюнул. Даник повернулся, чтобы уйти.

— Преступник не должен быть симпатичным, — вздохнул ему в спину друг.

— Почему?

— Тогда перед сыщиком возникает нравственная дилемма. Или он влюбляется.

— Бедный!..

И пока Максим решал свою дилемму, сбегал к фонтанчику, набрал в кепку воды и вылил на друга. В оздоровительных целях. Макс завертел головой и зафыркал, рассмешив пробегающих мимо девчонок. А Даник спросил сахарным голосом:

— Ну как? Полегчало?

— Ручка, — сказал Макс. — Наше первое дело. Я его раскрыл.

— Уже?

Максим тяжело вздохнул.

— А-а, — догадался Даник. — Тебе нравится похитительница, и ты не хочешь ее выдавать. Ну и не выдавай.

— Как ты не понимаешь! — Максим, распугивая малышей, забегал по аллейке перед столовой. — Мой моральный долг требует! Я ее узнал!

— Воровку?

— Нет, ручку.

— Не понял.

Максим поддернул штаны и начал бурно вычесывать голову.

— Я надеюсь. Я надеюсь, она ее просто нашла. В кустиках. И не знала. Не знала, что ее украли! Бежим!

Он так стремительно перебирал короткими ножками, что Даник остался глубоко позади, и нагнал только возле корпуса.

— Все знали, — задыхаясь, выдавил он. — Ленка раззвонила.

— Только Жабочке, пфэ, Жанночке. А она не знала. Иначе не гонялась бы с ней за Терминатором.

— С жабочкой?

— С метелкой. Нет, ручкой. Все, ты меня запутал.

Они блаженно плюхнулись на крылечко, взглянули друг на друга и покатились.

— Катьку! Катьку надо известить! Первое дело, ой, не могу! — Даник схватился за живот.

— Дети, — Ленка — руки в боки — выросла в дверях. — Чем ржать, поищите Тер… Игорь Леонидовича. Я беспокоиться начинаю.

2.

— Вот

она, — прошипел Максим, ныряя за ножку от стола. С тем же результатом он мог прятаться за швабру, но Даник промолчал — все равно лучшего укрытия не было. Он сам прополз по-пластунски за пожарной бочкой и нырнул за вторую ножку, пожалев, что Катьку не высвистать — еще две столовые ноги оставались — для крысы и для нее. В двух метрах от стола рос дуб, а рядом с дубом на выложенной плитами дорожке фехтовали, получая немалое удовольствие, Генаша и Кира, и совершенно не замечали, что происходит вокруг. Собственно, было часов шесть утра и ничего такого не происходило. Ссорились на соснах за корпусом из-за еды цапли. Ссоры эти случались постоянно и сопровождались дождем из свежайшей рыбы. Максим однажды нашел под сосной вот такенного карасика и предлагал зажарить. Даник с трудом его отговорил. Карасика отдали лагерному коту Шпингалету, и тот едва сам себя не съел от счастья. Полз по стволу дуба дятел. Этот дятел был молодой и немного сумасшедший. Он хронически выпадал из дупла, и его, с риском для жизни карабкаясь по дубу, всем отрядом запихивали обратно. Лестницу у завхозы для спасательной акции своровать удавалось не всегда. Пищали какие-то пичуги. Солнце начало пригревать вполне ощутимо. Но вот зачем Максим вскочил ни свет ни заря, да еще и Даника вздернул, тому со сна понять никак не удавалось.

— Смотри!.. — Симрик решительно развернул приятеля в сторону Киры.

— Ну, Валькира, — пожал плечами Даник. — А здорово дерется!

То, что происходило на дорожке, никак не напоминало аккуратные ежедневные тренировки или сражения впервые взявших в руки меч мальчишек. Те выглядели примерно так: надевание «намордника», всучение меча, глаза зажмурил и пошел махать, как ветряная мельница. А потом долгое выяснение, кто кого же все-таки стукнул и вопли "Мало!", когда мечи отбирались в пользу очередных претендентов. Сейчас… схватка завораживала. Половины деталей неопытный глаз не мог уловить, но хватало и остального… и совсем было не похоже на кино. Генаша работал короткими парными мечами, в низком приседе, у Киры в руках был отполированный шест.

— Крутит! — произнес Данила восторженно, в унисон крутанул головой, стараясь рассмотреть получше, и приложился темечком о столешницу. — Надо же, совсем забыл! Боль-но…

По счастью, «зигазуги» шпионов под столом поединщиками совсем не замечались.

Максим постарался вернуть друга к реальности:

— Чем, я тебя спрашиваю, крутит?

— Шестом. О, верхний выпад!

— Дурак! Это она!

— Да вижу, что она.

— Да не она! То есть, она — не она, — в расстройстве на сей раз в столешницу впечатался Максим.

В этот момент Кира, полуразвернувшись вокруг собственной оси, ударила сверху наискось. Гена успел блокировать, и шест скользнул ему по уху. Физрук застонал. Кира бросила оружие, кинулась мочить в пожарной бочке выхваченный из шорт платок, при этом в воду вывалился какой-то листок, но Кира в приливе чувств его не заметила. Подскочила к Генаше и отжала с платка на краснеющее под его пальцами ухо со стакан примерно воды.

— Больно?

— Нет, ничего, — слегка бледнея, врал Геночка. Схватил за руку Валькиру, порывавшуюся еще опорожнить бочку, и воспитательница почти на коленях повисла над поверженным: