Дело о кукле-непоседе
Шрифт:
– А его и так достаточно, – откликнулся адвокат.
– Лично мне все совершенно ясно, – отрезал Калверт.
– Довольно, джентльмены, – приказал судья. – У защиты есть еще вопросы к свидетельнице?
– Нет, ваша честь, – ответил Мейсон.
– Ваш следующий свидетель? – повернулся судья к Калверту.
– Мисс Нелли Эллистон, – объявил тот.
Вошла женщина, которую адвокат уже видел в номере Хэррода. На ней было новое, с иголочки, вечернее платье, чулки переливались всеми цветами радуги. Она явно побывала недавно в модном магазине.
– Вас
– Да.
– Но вы называете себя и другим именем. Каким?
– Миссис Хэррод.
– Вы были его женой?
– Нет.
– Но жили вы вместе в отеле «Диксикрат», так?
– Совершенно верно.
– Как долго вы были знакомы с этим человеком?
– Почти два года.
– Где вы познакомились?
– В баре.
– Через какое время вы стали с ним жить?
– Через неделю.
– Вы называете себя миссис Хэррод, когда вам это удобно?
– Да. Я использовала его имя. Мы собирались пожениться, но тут были кое-какие формальные препятствия. Мы не стали ждать, пока это уладится.
– Что ж, спасибо за откровенность, мисс Эллистон, хотя она и идет в ущерб вашей репутации и доброму имени, – с одобрением в голосе произнес Калверт. – Надеюсь, суд это оценит. Теперь вспомните второе число этого месяца. Что произошло в тот день?
– Карл куда-то ушел. Вернулся он не то в половине девятого, не то в девять, точнее не помню. Из носа у него текла кровь. Он переменил рубашку и взял пару чистых носовых платков. Я спросила, что случилось. Он ответил, что его ударила одна девица – застала врасплох.
– Что было дальше?
– Я спросила, что он ей сделал, но он сказал лишь, что она захлопнула за собой дверь и ему не удалось как следует ее проучить. Потом он снова ушел. Мне показалось, что он опять идет туда…
– Суд не интересуют ваши предположения, – прервал ее Калверт. – Отвечайте на вопросы и придерживайтесь фактов.
– Хорошо, сэр.
– Итак, он снова ушел. Когда же он вернулся?
– Примерно через час… может быть, через полтора. Я не смотрела на часы.
– В каком он, по-вашему, был состоянии?
– Кашлял. Два раза выплюнул сгустки крови…
– Говорил ли он, что тяжело ранен и может умереть?
– Нет. Он не догадывался, что смертельно ранен. Сказал, что скоро заработает кучу денег, так что нам теперь будет на что пожениться. Был в прекрасном настроении.
– Дальше?
– Он позвонил в агентство Дрейка и узнал телефон адвоката Перри Мейсона, затем набрал его номер. Они говорили о…
– Вы не можете знать, о чем они говорили, – перебил ее Калверт. – Вы слышали лишь то, что говорил Хэррод. Вы даже не можете с уверенностью утверждать, что он говорил именно с мистером Мейсоном. Что произошло после этого телефонного разговора?
– Пришел мистер Мейсон с секретаршей. Карл заявил, что его ранили…
– Секундочку. К этому времени он знал, что умирает? Говорил, что рана может быть смертельной?
– Нет, сэр. Он все прикидывал, как бы выжать из тех, кто замешан в этой истории,
– Что было после ухода мистера Мейсона и мисс Стрит?
– Еще при них Карл начал жаловаться, что его знобит. Видно, хотел создать у них впечатление, что он тяжело ранен. Я думала, что это лишь игра, но после их ухода он сказал, что у него действительно озноб. Я посоветовала ему принять горячую ванну. Он привстал и вдруг почувствовал себя плохо – побледнел, зашатался, потом как-то удивленно сказал: «Нелли! Я умираю!»
– Он рассказал вам после этого, кто его ранил и как это было?
– Да, сэр.
– В таком случае это, с точки зрения закона, его предсмертное заявление. Постарайтесь припомнить его в точности.
Судья Болтон взглянул на адвоката:
– У защиты нет возражений?
– Нет, – ответил адвокат. – Но мне хотелось бы задать свидетельнице несколько вопросов по поводу обстоятельств, при которых было сделано это заявление.
– Пожалуйста, – кивнул судья.
– Хэррод сказал вам, что умирает?
– Да.
– Через сколько времени после этого он умер?
– Через несколько минут. Примерно через десять.
– Значит, с того момента, как мы с ним расстались, состояние его резко ухудшилось?
– Да. Это произошло, когда он попытался встать – чуть приподнялся, затем откинулся назад; на лице появилось выражение ужаса и удивления. Он сказал: «Нелли, эта проклятая рана… Что-то случилось. Кажется, задето сердце. Я… я умираю».
– Ну а дальше?
– Он прижал ладонь к ране и воскликнул: «Нелли, я не хочу умирать!» Потом он сделал то заявление, о котором я говорила.
– Да, кажется, это действительно предсмертное заявление, – сказал Мейсон помощнику прокурора. – Пожалуйста, продолжайте.
– Ну что ж, раз защита не возражает, сообщите нам, что это было за заявление, – сказал Калверт. – Постарайтесь вспомнить его собственные слова.
– Он рассказал, что вернулся в отель, где жила обвиняемая, чтобы выторговать у нее письма, а заодно проучить Кэтрин Бэйлор, если она еще там. Еще он сказал, что обвиняемая живет под именем Ферн Дрисколл, хотя на самом деле ее зовут Милдред Крэст, и он может доказать, что она убила Ферн Дрисколл.
– Говорил он что-нибудь, из чего следовало бы, что рана была нанесена именно ею?
– Да. Он рассказал, что позвонил в дверь и, когда она открыла, снова повторил свои предложения насчет писем. Она посмеялась над ним, назвала шантажистом и сказала, что, если он тотчас же не уйдет, она заявит в полицию, что он вломился к ней в номер с целью грабежа. По его словам, разговаривали они в дверях, и, сказав все это, она ударила его кулаком в грудь и захлопнула дверь. Он не знал, что в руке она держала шпатель, и только в лифте заметил, что тот застрял в теле. Он не думал, что рана серьезная. Ему пришло в голову, что такой поступок обвиняемой позволит ему сторговаться с ее адвокатом Перри Мейсоном: тот мог бы отдать ему письма, которые он потом продал бы за хорошую цену журналу или мистеру Бэйлору.