Дело о предубежденном попугае
Шрифт:
– Я считал, что попугаи спят по ночам, – заметил Дрейк.
– Спят, это точно, – подтвердил Мейсон, – но когда их возят по ночам в машине, они нервничают. И потом, Казанова тоже способен поднять крик.
Дрейк окончательно пал духом.
– Послушай, Перри, надо же быть разумным. Обещай, если что-то поизойдет не так, не упрямься и откажись от своей затеи. Я буду наготове, чтобы дать тягу. Бросай попугая и беги со всех ног к машине.
– Мне думается, все пройдет гладко, если только за домом не установлено наблюдение. А это мы сразу выясним, как только объедем вокруг квартала.
– Это-то будет известно через минуту. До бунгало осталось два квартала, – пробурчал Пол, резко
Вскоре перед ними появились неясные очертания бунгало. Мейсон внимательно всматривался в сад и улицу.
– Дом совершенно темный. В соседнем доме есть свет. И напротив тоже. До навеса добраться просто.
– Надеюсь, ты не воображаешь, что я не почувствую облегчения, когда все это будет позади?
Они объехали квартал, Дрейк выключил огни и заглушил мотор.
Машина встала.
Мейсон выскользнул наружу, держа в руках клетку с попугаем, и юркнул в тень. Попасть на балкон, где находился Казанова, оказалось простым делом. Попугай, по всей вероятности, спал. Он лишь слегка затрепетал крыльями, когда Мейсон, снимая клетку с крюка, поставил ее на пол.
Произведя замену, Мейсон закрыл дверь и уже через минуту сидел в машине, а на заднем сиденье покачивалась клетка с Казановой.
Дрейку не нужно было ничего говорить. Мотор зарычал как раз в тот момент, когда растворилась дверь соседнего дома и на пороге появилась дородная фигура миссис Винтерс.
Но она опоздала.
Пол Дрейк завернул за угол.
Из клетки раздалось сонное бормотание Казановы: «Господи, ты меня застрелила!»
Глава 8
Мейсон открыл дверь своей конторы и замер на пороге, глядя с недоумением на Деллу Стрит.
– Ты?
– Никто иной, – пробормотала Делла, смахивая с ресниц слезы, – по-видимому, тебе придется менять секретаря.
– Что стряслось, Делла? – спросил он участливо, подходя к ней.
Она перестала плакать. Он обнял ее за плечи и слегка прижал к себе.
– Что случилось?
– Эта маленькая чертовка…
– Кто?
– Библиотекарша… Эллен Монтейз.
– Да, Делла.
– Она удрала от меня.
– Садись рядом и расскажи мне все подробно.
– Шеф, ты не представляешь, как я переживаю, что так тебя подвела!
– Почему подвела? Возможно, как раз обратное, дурочка!
– Ты же мне велел отвезти ее в такое место, где бы ее никто не мог отыскать…
– Ну и что же? Они ее нашли или же она сама сбежала?
– Сбежала.
– Ладно, как это случилось?
Делла вытерла глаза кружевным платочком.
– Ох, шеф, мне противно быть такой ревой… Хотите верьте, хотите нет, но это первые мои слезы в жизни… Такой цыпленок, я могла бы ей запросто свернуть шею, но она рассказала мне такую историю, которая перевернула мне душу.
– О чем?
– История ее романа. Она говорила… Наверно, надо быть женщиной, чтобы ее понять. Про ее жизнь. Молоденькой девчонкой она была полна романтических иллюзий. Школа, детская влюбленность, которая с ее стороны была весьма серьезной… Но для мальчика это была всего лишь забава. В моем изложении все это теряет остроту, потому что я ведь ничего не переживала, но для нее… Мальчик был само очарование. Она сумела мне показать его именно таким, каким она его видела: чистенький, симпатичный, воспитанный парнишка, любитель музыки и поэзии… То есть в нем было все то, что женщины ищут в мужчинах. Так что это был настоящий роман. Потом парень уехал в поисках работы, чтобы он мог жениться на ней, и она себя не помнила от счастья и гордости. А затем, через несколько месяцев, он вернулся назад и…
– …и влюбился в другую? – подсказал Мейсон, видя ее нерешительность.
– Нет, просто в нем появилась какая-то нахальность и развязность. Он смотрел на нее с видом победителя и уже не торопился с женитьбой. Завел себе дружков-приятелей, которые считали, что иметь идеалы немодно. У них во всем сквозил цинизм и… мне не забыть, как она это сама характеризовала, она сказала: «Кислота цинизма разъела позолоту его натуры, внутри остался голый металл».
– Что же случилось потом?
– Естественно, она разочаровалась, разуверилась в мужчинах и в любви. В том возрасте, когда девушки смотрят на мир сквозь розовые очки, она уже утратила всякие иллюзии. Она не ходила ни на танцы, ни на вечеринки, постепенно все больше и больше погружалась в мир книг. Как она сказала, от книг не рискуешь дождаться того, что они сначала завоюют твою симпатию, а потом, когда ты к ним привяжешься, наплюют тебе в душу. Ее стали упрекать в несовременности, в ограниченности, в отсутствии чувства товарищества. Подобным образом говорили о ней и те несколько молодых людей, с которыми она не пожелала сблизиться. Она не шла ни на какие компромиссы, за что заслужила прозвище «сухаря» и «ханжи». Так оно к ней и прилипло. Не забывай, шеф, она жила в маленьком городишке, где о людях судят главным образом по их репутации, которая заслоняет и подменяет подлинное существо личности.
– Так она сама говорила? – спросил Мейсон.
Делла кивнула.
– Ладно, продолжай, что случилось потом?
– Затем, когда она совершенно отказалась от мысли о любви, появился Фремонт Сейбин. В его жизненной философии на первый план выступало все прекрасное, что есть в каждой вещи, в каждом явлении. Насколько я поняла, шеф, в этом человеке был тот самый идеализм, который она боготворила в том мальчике. Но если у парнишки это были всего лишь младенческие идеалы, неосознанные и слабые, исчезнувшие при первом же столкновении с нигилистическими взглядами друзей-приятелей, этот человек пронес свои идеи через многие жизненные испытания и разочарования. Его идеализм был своего рода конечной целью, выстраданной им философией.
– По-видимому, Фремонт Сейбин действительно был незаурядной личностью.
– Очевидно. Конечно, он сыграл с ней ужасную шутку, но…
– Я не уверен, что это было так. Можно посмотреть на случившееся с точки зрения Сейбина и понять, что он собирался сделать. Когда ты увидишь все в правильной и неискаженной перспективе, с учетом пока еще не открытых нами фактов, ты убедишься, что никакого противоречия с его характером и не было.
– О каких новых фактах ты говоришь?
– Расскажи мне сначала все про Эллен.
– Этот человек принялся ходить в библиотеку. Она знала его только как Болдмана, безработного бухгалтера, не имеющего особых причин чувствовать дружеское расположение к миру. И, однако же, оно у него было. Он интересовался трудами по философии, книгами о социальных реформах, но больше всего его привлекали живые люди. Он просиживал целые дни в читальном зале, иногда до позднего вечера. При любой возможности он завязывал знакомства, вызывал людей на откровенность и слушал. Естественно, будучи библиотекарем, Эллен наблюдала за ним и в скором времени заинтересовалась. Очевидно, у него был своего рода дар располагать к себе людей, а она рассказала ему почти все про себя, даже не сообразив, что она делает. И она влюбилась. Именно потому, что он был гораздо старше ее и она не предполагала ничего подобного, чувство проникло в нее и захватило полностью. Она полюбила его так горячо и искренне, что нельзя уже было отступить. И тогда она поняла, что с ней случилось… Понимаешь, шеф, она сказала, у нее было такое чувство, как будто ее душа все время поет.