Дело о стрелах возмездия
Шрифт:
— Если честно, то мне кажется, что по этому отпечатку можно сказать только одно, — заметил Эдам, который сидел у камина и внимательно наблюдал за хозяином, — его оставила не женщина.
— Приложи-ка руку, — распорядился Марк и, когда оруженосец выполнил приказ, внимательно осмотрел его ладонь, приложенную к отпечатку. — Да, это может быть как твоя ладонь, так и моя. Это мужская рука, а это я итак знаю, — он нагнулся и увидел на побелке тоненькие линии, составляющие отпечатки указательного и среднего пальца, остальные были смазаны. — Джин Хо говорил мне как-то, что по этим отпечаткам можно с уверенностью опознать того, кто их оставил, но я не знаю, как это делается.
— Наверно какое-нибудь колдовство, — проворчал Эдам с недовольным видом. — Вряд ли господин Ковелье примет подобное доказательство в своём суде.
— Что ж, ты мыслишь правильно, — вздохнул Марк и снова завернул кусок доски в ткань. — Пойду, побеседую с этим мальчишкой.
— Я расспросил вчера оруженосцев других господ рыцарей, — сообщил Эдам, — и выяснил, что Норан не раз говорил, что рано или поздно
— И о чём это говорит? — Марк задумчиво взглянул на Эдама.
— О том, что это подтверждает его вину, — пожал плечами тот.
— Напротив, это говорит о его невиновности. Если он мечтал вызвать меня на дуэль по всем правилам, да ещё получив предварительно звание рыцаря, то не стал бы действовать исподтишка.
— То есть, вы полагаете, что это не он? — внимательно взглянув на него, спросил Эдам.
— Не знаю, — честно признался Марк и посмотрел на серый свёрток. — Мои сомнения так велики, что его жизнь в какой-то момент может оказаться в лапах старого лиса.
Взяв свёрток со стола, он направился к двери и, уже выходя из кабинета, наткнулся на Гаспара.
— Этого мальчишку-алкорца видели вчера вечером на Королевской площади, — доложил сыщик. — Он стоял возле передвижной лавочки, где торгуют засахаренными фруктами, буквально в двух шагах от вашего дома и явно кого-то высматривал. Его опознала горничная с женской половины дворца, которую посылали за сладостями, и стражник, стоявший в карауле. Он какое-то время наблюдал за парнем, и утверждает, что тот смотрел то в сторону Серой башни, то на главный вход дворца. Но потом его сменили, и когда парень ушёл оттуда, он не знает.
— Значит, он не просто гулял, — озабоченно пробормотал Марк.
Он не стал вызывать палача, понимая, что юноше не нужно ещё большее устрашение. Адоин сидел на жёстком стуле с прямой спинкой, то и дело бросая по сторонам напряжённые взгляды. Мрачная атмосфера камеры для допросов давила на него, он без конца ёрзал, словно чувствовал за спиной пыточный станок, свисающую с потолка петлю дыбы и холодную в этот раз жаровню, рядом с которой на столе лежали ужасные ножи, щипцы и заострённые пруты. Он тревожно поглядывал на равнодушного маленького клерка, который раскладывал перед собой листы бумаги и письменные принадлежности, а потом смотрел на графа де Лорма, сосредоточенно просматривавшего какие-то документы, лежавшие перед ним.
Наконец, Марк поднял голову и взглянул на него. Юноша был бледнее обычного и вокруг его синих глаз залегли тёмные тени, но одет он был так же аккуратно, и даже вязки рубашки, видневшейся из ворота камзола, были завязаны в двойной бантик.
— Я не покушался на вас, ваше сиятельство, — проговорил он, не дожидаясь, когда к нему обратятся. — Это правда, я сердит на вас из-за сестры. Я очень любил Адалину и до сих пор скучаю по ней. Она снится мне, а, проснувшись, я едва могу сдержать слёзы, когда вспоминаю, что с ней стало. Но у меня и в мыслях не было мстить вам подобным образом… Знаете, некоторое время назад знакомые отца сообщили нам из луара, что альдор собирается вызвать отца из ссылки и снова приблизить. Это было уже почти решённым делом, отец был счастлив. И вдруг после долгой отлучки вернулась Белона и призналась ему, что в Сен-Марко участвовала в заговоре, который был направлен против мирных переговоров. Вы не представляете, сколько верных слуг альдора было удалено под разными предлогами от двора из-за того, что они выступали против мира с землянами! А Белона участвовала в заговоре! Через три дня из луара приехали сыщики секретной службы и увезли её. Нам не позволили ехать с ней, ни о каком возвращении отца ко двору теперь не могло быть и речи. Мы ждали худшего, ведь Адалину казнили лишь из-за подозрений, а вина Белоны была доказана. И неожиданно она получила сравнительно мягкое наказание: лишь публичное покаяние и трёхлетнее служение в обители милосердных сестёр где-то на севере. Говорят, что это вы убедили благородного энфера сохранить ей жизнь. Я не знаю, как относиться ко всему этому, но понимаю, что если я буду действовать так же, как Белона, я окончательно погублю репутацию нашей семьи. А ведь я был так рад, когда сэр Кондар приехал к нам и предложил мне службу! Для меня теперь непросто будет добиться признания и уважения, а прослужив оруженосцем положенное число лет, я могу стать рыцарем, и даже получить свои золотые ножны из рук самого альдора. Я мог бы возродить славу нашего рода, а теперь… если меня обвинят в этом преступлении, я погибну как Адалина, и род Норанов пресечётся. Могу ли я ради удовлетворения своей личной обиды так рисковать будущим моей семьи?
— Ваши слова звучат убедительно, — проговорил Марк, выслушав его. — Но, к сожалению, это только слова, которые ничем не подтверждены. Другое дело — факты, которые говорят совсем об ином. Посмотрите, чем мы располагаем на данный момент, господин Норан. У вас был мотив для личной мести за смерть вашей сестры Адалины, что ни я, ни вы, не отрицаем. Ваши друзья — оруженосцы капитана Элота и сэра Лумора подтвердили, что вы затаили на меня обиду и обещали так или иначе наказать меня за гибель Адалины. Перед отправлением в Сен-Марко вы ездили в храм Арба и встречались там с кем-то из жрецов, а, стало быть, могли получить орудие преступления, то есть ритуальный арбалет со свинцовыми дротиками.
Юноша молчал, сосредоточенно о чём-то думая. Его чуть опухшие руки были лихорадочно сжаты, он кусал губы, и было видно, что внутри у него идёт какая-то борьба.
— Если честно, я не верю, что это сделали вы, господин Норан, — проговорил Марк, немного помолчав, и печально кивнул, когда юноша бросил на него отчаянный взгляд. — Есть несколько нестыковок, которые заставляют меня сомневаться в том, что это были вы. Во-первых, я полагаю, что ваши заверения, что вы не стали бы подводить своего отца и губить свой род, являются искренними, а говоря о желании наказать меня, вы, скорее всего, имели в виду, что когда-то в будущем, став рыцарем, вызовите меня на честный поединок. Во-вторых, я сомневаюсь, что жрецы Арба доверили бы ритуальное оружие столь юному и неопытному адепту. В-третьих, вам незачем было ждать меня на Королевской площади, поскольку вы со своим хозяином живёте в моём доме, откуда я в тот вечер направился на встречу с господином Альби. И хоть я прошёл тогда мимо того места, где вы стояли, вам незачем было таращиться на королевский замок, чтоб увидеть меня. Похоже, вы ждали кого-то другого. В-четвёртых, хоть тот человек в маске и был похож на вас, всё же мне кажется, что это был кто-то старше и опытней. Он двигался быстро и уверенно, он без колебаний нанёс удары ребёнку и пожилой женщине, а потом твёрдой рукой выстрелил в меня и поспешно скрылся, и я не смог догнать его, хоть и неплохо знаю этот город. Вряд ли вам удалось бы сбежать от меня. И, в-пятых, почему вместе с плащом и маской мы не нашли в вашей комнате арбалет? Почему вы не избавились от одежды со следами крови, ведь для этого достаточно было бросить её на улице и нищие утащили бы её в свои трущобы? И где, наконец, этот злосчастный арбалет? Как видите, у меня есть причины сомневаться в вашей виновности, хотя у благородного энфера таких сомнений нет. Он будет рад, если во всём обвинят вас, он принесёт королю Жоану извинения, тот примет их, они пожмут друг другу руки и снова станут друзьями. Такой исход устроит всех… кроме меня. Я не хочу, чтоб пострадал невинный, да ещё член семьи Норанов. Мне хватило Адалины. Я не хочу, чтоб её любимого младшего брата жестоко казнили на площади Сен-Марко. Однако на одной чаше весов у нас неоспоримые факты, подтверждающие вашу вину, а на другой — мои сомнения, ничем не подтверждённые, и за обоснованность которых я сам не поручусь. В конце концов, может, в память о бедняжке Адалине я просто ищу любые оправдания, чтоб спасти её брата, коль не смог спасти её?
Адоин в этот момент вскинул голову и взглянул Марку в глаза. Казалось, он был поражён его словами и смущён той искренностью, что прозвучала в его голосе.
— Я склонен помочь вам, как помог вашей старшей сестре Белоне, — кивнул Марк в ответ на его немой вопрос, — но мне нужна правда. Кого вы на самом деле выслеживали вчера на Королевской площади, где были вечером, как повредили ладони? Если вы не скажете мне этого, я не смогу вас защитить.
— Вы, правда, хотите мне помочь? — растеряно спросил юноша. — Наверно вы действительно не такой плохой человек, как говорила Белона. Адалина писала мне, что вы очень хороший. В конце концов, говорят, что вас после допроса выдворили из луара, и вы уже ничего не могли сделать для неё. И, может, в её смерти виноваты те, кто, зная о том, что она ничего плохого не сделала, решили казнить её в устрашение другим?
— Сейчас важно не это, а то, что вы делали прошлым вечером, господин Норан, — перебил его Марк. — Поймите, вы оказались в очень опасной ситуации. Слишком многие заинтересованы в том, чтоб обвинить вас и закрыть это неприятное дело. И вас ждёт даже не отсечение головы, как вашу сестру, а ещё более жестокая смерть. Я — друг короля, по его указу моя жизнь ценится так же, как его, а за убийство короля в Сен-Марко предусмотрено четвертование, потрошение и лишь затем отсечение головы. Помочь вам могу только я, и только в том случае, если вы будете искренни со мной. Где вы были вчера?