Дело о вещих снах

Клугер Даниэль Мусеевич

При появлении Умника Йона бар-Карта быстро захлопнул уже открытый рот, воззрился на один из бокалов и громко проглотил слюну. «Ага! – обрадовано подумал Ницан. – Кажется, все обстоит не так плохо!» Он тотчас почувствовал к жрецу нечто вроде братского чувства – выходит, тот тоже принадлежал к тайному сообществу «Тех-Кто-Видит-Рапаитов». Вслух быстро произнес:

– Ваше преподобие, господин Йона, тут очень сильное магическое поле. А у меня от него пересыхает в горле. Не составите ли вы мне компанию – опрокинуть рюмку-другую в вашей замечательной харчевне?

Жрец впал в глубокую задумчивость. Видимо, только этим объяснялось то, что рука его сама ухватила приглянувшийся бокал. Ницан тотчас принял от Умника второй и приветственно поднял. Йона бар-Карта ответил на приветствие слишком поспешно. Собственно, это Ницан оценил его жест именно как приветствие. На самом деле верный служитель Высшего Судьи праведного просто чересчур широко двинул рукой, прежде чем опрокинуть «ниппурское».

Сморщившись

от удовольствия, Йона медленно перевел дух и отдал Умнику пустой бокал.

– Эх, – с горечью произнес он. – А я от своего вылечился. Молодой был, дурак… Так что вы там говорили насчет харчевни?

– Мне кажется, сегодня уже никто не придет искать помощи в вашем храме, – ответил Ницан. – Солнце уже садится. Пойдемте, я угощаю.

Жрец снова задумался, потом вдруг сурово спросил:

– Клянешься ли ты здесь, у святой статуи Высшего Судьи праведного, что не являешься неправедным судьей или продажным полицейским?

– Клянусь! – немедленно ответил Ницан. Умник, оценив торжественность момента, немедленно исчез и тотчас вернулся – с двумя высокими бокалами лагашской горькой. Они выпили, после чего Ницан добавил:

– Я – частный сыщик. Работаю за деньги, но честно.

Жрец нахмурился. Эти два понятия – «честно» и «за деньги» – у него почему-то не увязывались воедино. Решив, в конце концов, что в столице даже у хороших людей бывают странности, он принял приглашение Ницана. Через несколько минут они уже сидели за столиком в уютной и уже пустой харчевне «Два меча». После кувшина местного красного вина и бутылки лагашской горькой (Умник обиделся на это пренебрежение, но Ницан бесцеремонно усадил его в карман), сыщик снова поинтересовался, в чем же принципиальное отличие Высшего Судьи праведного от Баэль-Дина. Йона бар-Карта, изрядно захмелевший, ответил:

– Ни в чем. Высший Судья праведный, как тебе известно, ипостась Небесного судьи Баэль-Дина. Отличие в ритуале, – тут он понизил голос и, наклонившись к плечу Ницана, сказал: – Это ведь в столице всякие там такие штучки – полицейская магия, судейская магия… Ну откуда у нас, в глуши, этакие чудеса? Вот ты представь себе: ты точно знаешь, что какой-то негодяй – преступник, а суд его раз за разом признает невиновным. То ли у преступника этого связи, то ли денег куры не клюют. И что же ты сделаешь?

– И что же я сделаю? – спросил Ницан озадаченно.

– А-а! – воскликнул жрец и грохнул кулаком по столу. – Вот тогда-то ты и придешь в храм Высшего Судьи праведного.

– Ну, да, – согласился Ницан. – Приду, пожалуюсь. На душе легче станет. Давай еще по стаканчику.

– При чем тут легче на душе? – возмутился Йона бар-Карта. И тут же кивнул в ответ на вопросительный взгляд Ницана – мол, давай-давай, наливай, не стесняйся. Сыщик наполнил стаканы, жрец залпом выпил свой и, вновь понизив голос, объяснил: – Ты придешь в храм. Ночью. Зажжешь две свечи – желтую и черную. И вознесешь молитву Высшему Судье.

Ницан спросил небрежно:

– И о чем я буду молить Высшего Судью праведного?

– Ты назовешь имя преступника… – еле слышно произнес жрец. – И вознесешь молитву о справедливом наказании его.

– И что? Что будет?

– По прошествии трех декад… – жрец выразительно щелкнул пальцами. – Преступник оставляет земную юдоль. И далее предстает уже перед Ануннаками.

– А почему – по прошествии трех декад? – спросил Ницан.

– Ну, должен же Высший Судья убедиться, что речь идет действительно о преступнике! – Йона бар-Карта заговорщически улыбнулся и выразительно пожал плечами. Вернее, попытался пожать. Его изрядно развезло, так что Ницану пришлось тащить его до храма на себе. Здесь сыщик осторожно положил служителя Высшего Судьи праведного у пьедестала статуи, справедливо рассудив, что бог лучше позаботится о своем верном жреце, нежели заезжий сыщик, который и сам ступал не очень уверенно.

5

– Итак… – пробормотал Ницан, покачиваясь в любимом кресле. – Итак… Что нам известно на сегодняшний день? Господин Шу-Суэн Барроэс некоторое время назад увидел странный сон. Точнее, первого нисана. Чуть меньше полутора лет прошло. На следующую ночь сон повторился, а затем – еще раз. В ночь на первое, на второе и на третье нисана. Учитывая, что первый раз сон приснился аккурат в канун Дня нисхождения Мардука, Шу-Суэн считает его вещим. Он обращается к толкователям из храма Нергала. Ну, ребята, конечно, не самые искусные толкователи, но кое-что соображают. Они утверждают, что сон предупреждает господина Шу-Суэна о смертельной опасности, которая исходит от некоего человека. Далее покойный, который тогда еще не был покойным, а вполне живым и даже весьма энергичным человеком, начинает тратить большие деньги на визиты к толкователям, чтобы выяснить подробности относительно неизвестного врага. Выясняет все, вплоть до имени последнего. Устанавливает, что все недавние несчастья делового характера, свалившиеся на торговый дом «Хаггай Барроэс», являются проявлением злой воли всемогущего господина Ошеа, стоящего за спиной конкурентов и фактически действующего против господина Шу-Суэна и его торговой империи.

Умник слушал внимательно, только кончик хвоста чуть подрагивал.

–

Ага. Господин Шу-Суэн принялся искать конкурента. И нашел его… Ну, об этом потом. Нашел, значит, и убедился в том, что сны сказали ему чистую правду. И значит, вот тут-то он и решил раз и навсегда избавиться от опасности. Ибо спустя какое-то время увидел еще одну порцию вещих снов, из которых следовало, что коварный господин Ошеа намерен не просто разрушить империю Барроэсов, но и довести до смерти господина Шу-Суэна и его супругу. Опять-таки, получает тому вполне веские, материальные подтверждения. И решает принять меры. Нанести упреждающий удар. Господин Ошеа большой хитрец, экономически его победить невозможно, ибо он распылил свое состояние по нескольким десяткам предприятий. И остается только физически устранить его. В порядке самообороны, так сказать, – Ницан вздохнул и раздраженно побарабанил пальцами по столу. Умник согласно кивнул и повторил дробь – но не пальцами, а длинным голым хвостом. – Да-а… Вот представь себе, Умник: я по какой-то причине счел тебя смертельным врагом… – Ницан хмуро взглянул на рапаита. – Что смотришь? Не за что? А кто мне с похмелья вместо нормального пойла подсунул кружку с водой? Не повод? Да за такое… – сыщик почувствовал, как захлестывает чувство незаслуженной обиды. Крысенок виновато опустил голову. – Ладно, – великодушно сказал Ницан. – Ты все-таки исправился. И, конечно, ты ни при чем. А вот представь себе, что ты – при чем! И не исправился. Не захотел исправляться, и вместо того, чтобы честно поднести мне выпивку, снова подсунул эту гадость… – Умник изо всех сил замотал головой и протестующе пискнул. – Ну я же говорю: предположим. Предположим! Итак, я понимаю, что ты желаешь моей смерти. И получаю этому неоспоримые доказательства в виде рюмки с водой… – Ницан скривился. – Тьфу, гадость… Словом, деваться мне некуда – я должен избавиться от опасности. Верно? Иначе я, в конце концов, от воды загнусь. Никто этого всерьез не принимает! Никто! И не понимает! Сволочи! – сыщик изо всех сил стукнул кулаком по столу. Чернильница, на которой сидел рапаит, подпрыгнула, а сам крысенок кубарем скатился со стола и спрятался за ножку, настороженно поглядывая на хозяина блестящими глазками-бусинами. Ницан озадаченно посмотрел на опустевшую чернильницу, перевел взгляд на Умника. – Кажется, я совсем запутался… – пробормотал он. Умник немедленно взлетел на стол и протянул сыщику высокий стакан, доверху заполненный густой темно-красной жидкостью. – Ага, – сказал Ницан. – Вот-вот, молодец. Исправляешься…

Освежив память, он крякнул, отставил пустой стакан в сторону и продолжил – тоном ниже:

– Короче, я, вроде бы, принимаю меры, которые должны решить мои проблемы радикально – спровадить на тот свет… Э-э, хватит обо мне и тебе, дружок, – сказал Ницан. – В общем, ты меня понял. Муженек нашей клиентки, блаженной памяти господин Шу-Суэн Барроэс, был уверен в том, что у него есть смертельный враг, Ошеа, истинный конкурент империи Барроэс. Он даже проговаривается однажды своей супруге, что готов прикончить этого Ошеа. Во всяком случае, именно так я трактую его высказывание, что, мол, недолго этому негодяю осквернять своим присутствием мир живых. Иными словами, скоро, мол, этот негодяй отправится в мир мертвых… – Ницан задумался, потом пояснил: – Негодяй – это покойный так считал, я просто повторяю. У меня нет ровным счетом никаких оснований считать господина Ошеа негодяем… Да, так вот. Господин Шу-Суэн Барроэс считал господина Ошеа преступником и убийцей, на совести у которого было много чего, и к тому же – угрожающим его собственной жизни. И господин Шу-Суэн Барроэс, в девичестве – Лагаши, умирает. Можем ли мы предположить, что его подозрения относительно господина Ошеа были справедливы? Нет, ибо господин Ошеа не является ни негодяем, ни, тем более, убийцей. Мало того, господин Ошеа ни в чем не конкурирует с господином Шу-Суэном! Господин Ошеа – старый и очень больной человек, знать не знающий ни о господине Барроэсе-Лагаши, ни о его ненависти. Господин Ошеа мирно доживает немногие оставшиеся ему дни в приюте для престарелых, в Доме призрения, открытом жрецами не кого-нибудь, а страшной Эрешкигаль… Интересно, на кой это им?.. Ну, неважно. Так что я хочу сказать, Умник? А хочу я сказать, что я бы понял, если бы умер господин Ошеа. И ты бы это понял, верно? Поскольку господин Барроэс его ненавидел смертельно и мечтал свести с ним счеты. Предметы, принесенные нам вдовою покойного, являются предметами, необходимыми для обращения к Высшему Судье праведному, – Ницан загнул один палец. – Это раз. Далее. Что этот обряд совершал лично покойный. Два. Что обряд имел отношение к господину Ошеа. Три. И что в результате этого обряда, господин Ошеа должен был получить к своему имени прилагательное «покойный». Четыре. А на самом деле, в результате всех этих действий… – Ницан растопырил пальцы. – В результате, говорю, всех этих действий состояние господина Ошеа ничуть не изменилось по сравнению с тем, в каком он находился десять лет назад, а вот тело господина Шу-Суэна Барроэса покоится в фамильном склепе на восточной окраине Города Мертвых, в квартале Волшебной Травы Энки… С другой стороны, никаких следов насильственной смерти не установили ни персональный целитель Иштари-Каан, ни мой друг Лугальбанда… И возникает вопрос: какого черта мне не спится?!