Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек
Шрифт:
Но прежде всего дело было в самой пьесе. Во время спектакля Найджел поймал себя на том, что поражен, как постепенно раскрывалась в ней уникальность и самобытность создавшего ее гения. Первый акт сошел бы просто за остроумную эксцентричную комедию, если бы не необычайная легкость, с которой каждый из персонажей находил отклик у зрителей. Второй акт был одновременно и серьезнее, и эффектнее. Беззаботный смех слышался реже, зато стало нарастать беспокойство, которое невозможно было отбросить. Персонажи из первого акта, оставшись верными себе, при этом становились уже не столько смешными, сколько гротескными. Речь здесь шла не о развитии характеров, а о постепенном раскрытии их истинной сущности. Последний акт игрался в полутьме, с ощущением неумолимо надвигавшейся и осязаемой катастрофы. Теперь казалось, будто все, кроме Хелен и Рэйчел, превратились в автоматы, в уродливых марионеток, артикулировавших слова, звучавшие, как чудовищная пародия на них самих. Все это было сделано без экспрессионистских эффектов, в рамках, на первый взгляд, абсолютно реалистичной пьесы. Однако, чем больше они утрачивали зрительское сочувствие, превращаясь в говорящие тени, тем ярче и реальнее выглядели на их фоне Хелен и Рэйчел. В конце показалось, что налетевший вдруг порыв ветра сдул все тени, оставив только их двоих. Пьеса закончилась на приглушенной, щемящей ноте личной трагедии, внезапно постигшей героев.
Их вызывали на бис двадцать три раза. На пятый раз вместе с актерами на сцену вышел Роберт, держа за руки Хелен и Рэйчел. Цветов было несметное множество. Во время пятнадцатого выхода Роберт произнес речь:
– Не думаю, что вам захочется услышать сегодня вечером еще одно мое выступление, и все же я хотел бы просто сказать вам всем «спасибо» за то, что вы такая благодарная аудитория. Еще я хочу выразить свою сердечную благодарность труппе и всему персоналу этого театра, которые попытались – и им это удалось! – выполнить непосильную задачу: за неделю поставить новую пьесу. Все аплодисменты, звучавшие сегодня вечером, должны быть адресованы им.
Зал зашумел в два раза громче, и только после еще восьми выходов на поклон им наконец позволили уйти. Это был грандиозный вечер!
И тут Найджел вспомнил, что должно было произойти, и по спине его пробежал холодок.
Он прочитал это в изменившемся взгляде Фена, во взгляде, который сэр Роберт бросил на инспектора, когда они выходили. Он видел, как инспектор подошел ближе и что-то тихо сказал сначала Шейле Макгоу, а потом Николасу Барклаю. Радостное возбуждение этого вечера улетучивалось со страшной скоростью, а его место заняло чувство подавленности. Да, вокруг него все еще царило оживление. К примеру, добравшись до гримерной Хелен, он обнаружил там знаменитого актера, уже успевшего предложить ей работу в Лондоне. Однако, несмотря на искреннюю радость за Хелен, он не мог с легким сердцем веселиться, пока мысли его были заняты другим, и он с облегчением вздохнул, когда остальные артисты покинули театр, шумно обсуждая подходящее место для ужина, за которым должна была последовать вечеринка по случаю премьеры. Работники также ушли, и в театре воцарилось непривычное гулкое молчание. Он оставил Хелен переодеться, а сам пошел в бар.
Там уже находились Фен, сэр Ричард, инспектор и Николас, к которым постепенно подходили остальные. Было видно, что Роберт устал и опустошен; Николас был бледен и против обыкновения молчалив; Джин стушевалась, утратив всю свою живость и яркость. Найджелу показалось, что в глазах Шейлы он видит животный страх. Хелен и Рэйчел явились последними. Рэйчел была молчалива и выглядела растерянной, Хелен все еще не могла избавиться от лихорадочного возбуждения. Она подошла к Найджелу и взяла его за руку. Они стояли в тишине, которую еще больше подчеркивали звуки, раздававшиеся в других уголках театра, посреди обломков и исчезающих остатков удивительного вечера, ожидая, когда поднимется занавес над последним актом совсем другой пьесы.
Джервейс Фен сказал:
– Сожалею, что вынужден закончить этот вечер, ставший для меня незабываемым, – он слегка поклонился Роберту, устало улыбнувшемуся ему в ответ, – в столь неприятной манере. Полагаю, однако, что все вы… некоторые из вас, – поправился он, – будут рады в конце концов разобраться с этим двойным убийством. С моей стороны было бы совершеннейшим дурновкусием начать вам сейчас объяснять причины, побудившие нас за это взяться. Тем не менее хочу сказать, что лично мне крайне неприятно заниматься всем этим. Ни один человек, мало-мальски наделенный чувством и воображением, – он криво усмехнулся, – не найдет в себе сил принимать поздравления с концом подобного расследования. Это пиррова победа.
И в этот самый момент в голове Найджела внезапно всплыл тот ключевой факт, который он так долго искал. Впоследствии, оглядываясь назад, Найджел решил, что если бы не сильнейшее умственное напряжение, он так бы о нем и не вспомнил. Но стоило этому произойти – и оставшиеся части головоломки с молниеносной быстротой сложились в единую картину, где все указывало на одного человека, все складывалось в буквы одного знакомого имени…
Хелен вдруг с силой сжала его руку.
– Найджел! – прошептала она. – Где Джин?
Он огляделся по сторонам. Джин Уайтлегг нигде не было.
Он попытался сконцентрироваться на том, что говорил Фен.
– И, наконец, могу вас заверить, что все входы в театр охраняются, и ускользнуть отсюда не сможет никто. – Он замолчал, как казалось, в некотором замешательстве. – Возможно, инспектор, если вы…
Фен отошел назад, едва заметным жестом дав понять, что закончил. На лице его читались тревога и тоска. Он, сэр Ричард и инспектор смотрели на кого-то, стоявшего в углу возле дверей.
И, проследив за их взглядом, Найджел увидел, что в руке у этого человека был маленький неказистый пистолет, похожий на уродливую детскую игрушку.
– Всем оставаться на местах, – сказал Роберт Уорнер.
После первоначального шока все испытали огромное облегчение, чуть ли не радость. «Вот тот момент, – довольно легкомысленно подумал Найджел, – когда полиция не сумела задержать преступника, и теперь я вскакиваю и обезоруживаю его под восхищенным взором моей возлюбленной. Однако, – мысленно добавил он, – ничего этого я не сделаю». Найджел с интересом ждал, что же произойдет в следующее мгновение, стыдясь ребяческих мыслей. Он еще сильнее сжал руку Хелен.
– Это глупо, Уорнер, – мягко сказал сэр Ричард, – потому что, боюсь, вам не удастся отсюда выбраться.
– Придется рискнуть, – отозвался Роберт. – Этот мелодраматический выход под занавес – в дурном вкусе, но тут уж ничего не поделаешь. – Он повернулся к Фену. – Спасибо, что подарили мне этот вечер. Очень мило с вашей стороны. Кто знает, возможно, если все-таки дойдет до судебного процесса, у меня будет время написать продолжение «Метромании», о котором я уже думал. – В голосе его звучала горечь. – Но мне почему-то кажется, что нет. – Он попятился к двери. – С моей стороны было бы непредусмотрительно задерживаться здесь, чтобы объяснить вам причины и дать оправдание моего поведения. Но мне остается сказать – на тот случай, если вдруг мне больше никогда не представится возможности заявить об этом, – что я очень сожалею о содеянном, – не пытаясь спасти собственную шкуру, а лишь потому, что Изольда была всего лишь сбитой с толку дурочкой, да и на Дональда я зла не держу. Давайте запишем для будущих поколений: я признаю, что вел себя как идиот. А мне кажется, – и он распрямился, не с самодовольством, а со взвешенной уверенностью, – что будущие поколения заинтересует все связанное со мной.
Он повернулся к Рэйчел.
– И ты, моя дорогая… Боюсь, нашу свадьбу придется… отложить. Я не смогу сделать тебя честной женщиной. – Он слегка улыбнулся, и голос его потеплел. – А сейчас, – и он отступил еще на один шаг, – я покидаю вас всех. Должен предупредить, что если кто-нибудь – кто угодно – попытается преследовать меня, я буду стрелять без колебаний. – Он обвел взглядом собравшихся и исчез.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем кто-то шевельнулся, хотя на самом деле это были всего лишь несколько секунд. Инспектор выхватил пистолет и побежал вниз по лестнице, за ним поспешили Найджел, Фен и сэр Ричард. В фойе никого не было, однако они успели достигнуть зала как раз вовремя, чтобы увидеть, как Роберт карабкается на сцену перед занавесом. Услышав их шаги, он обернулся и поднял пистолет. Внезапно в ушах Найджела раздался оглушительный хлопок. Роберт уронил пистолет, схватился за ногу, скорчился и рухнул, как сломанная кукла. Подбежав к нему, они увидели, что, даже мучаясь от боли, он пытался нашарить свои очки, которые сломались и лежали чуть поодаль. Вид у него был странный и невероятно жалкий.