Дело одноглазой свидетельницы

Гарднер Эрл Стенли

— Нет.

— Ваш муж был маклером по торговле недвижимостью?

— Да.

— Он занимался чем-нибудь еще?

— Нет, больше ничем.

— А его дела по продаже недвижимого имущества шли хорошо? Успешно?

— В общем-то да, но в последнее время похуже.

— Понятно. А теперь, миссис Фарго, я расскажу вам начистоту, поскольку я ваш адвокат, как я сам представляю себе события последних дней.

— Я вас слушаю.

— Я думаю, — сказал Мейсон, — что это вы звонили мне в «Золотой гусь» и просили меня выполнить ваше поручение…

Она медленно покачала головой.

— Дайте

мне, пожалуйста, закончить, — сказал Мейсон. — Я думаю, что вы послали мне все свои деньги, те, которые хранили на черный день. Я думаю, что черный день для вас пришел. Я думаю, что каким-то образом ваш муж узнал об этом, и на следующее утро вместо того, чтобы занять свое место в автобусе, идущем в Сакраменто, вам пришлось отражать нападки и обвинения вашего мужа. Думаю, что, испугавшись его, вы заперлись в спальне. Но муж в конце концов уговорил вас открыть дверь и попытался вас задушить. А вы, наверное, схватили нож и закололи его, защищаясь. Потом, я думаю, вы, опасаясь, что газетная шумиха бросит тень на вас и на вашего сына, попробовали сфабриковать себе алиби. Так как сперва вы собирались сесть в автобус, уходивший в восемь сорок пять, и знали, что ваша мать ожидает вас именно с этим рейсом, вы решили во что бы то ни стало приехать в Сакраменто именно в нем. Как видите, я думаю, что вы убили мужа, но не считаю вас убийцей. Я считаю, что это была самозащита. Но вы сами поставили себя в трудное положение, выдумав эту историю, в которую никто не верит.

Женщина покачала головой.

— Я угадал?

— Мистер Мейсон, я… мне бы хотелось… О, если бы я только смела вам сказать…

— Чего вы боитесь? — спросил Мейсон. — Все, что вы говорите своему адвокату, сохраняется в тайне. Ну, скажите, миссис Фарго, я угадал?

— Н-н… нет.

— Тогда как же все это происходило?

— Я сказала вам чистую правду. Я приехала на…

— Значит, вы не убили мужа, защищаясь?

— Нет.

— А почему вы не признаетесь, что звонили мне в «Золотой гусь»?

— Я не звонила вам.

— Вы доставляете мне лишние трудности в работе.

— Я рассказала вам все, что могла.

— Ладно, — сказал Мейсон, — я буду вас защищать. Но поймите только одну вещь.

— Какую?

— Если я возьмусь за ваше дело, я постараюсь добиться вашего оправдания.

— Ну конечно.

— Но никакие присяжные никогда не поверят той истории, которую вы рассказываете. Поэтому, — сказал Мейсон, — я намерен предложить присяжным версию, которая покажется им убедительной.

— Но я ничем не могу помочь вам, мистер Мейсон. Я не могу…

— Конечно, — сказал Мейсон, — вы связали себя, изложив свою версию и подписав показания. Вы сделали все для того, чтобы обеспечить себе пожизненное заключение, а то и газовую камеру, но я-то не связал себя ничем.

— Что вы хотите сделать?

— То, что, на мой взгляд, будет в ваших интересах.

— Но, мистер Мейсон, вы не можете… ведь я все рассказала вам… вы не можете строить защиту на лжи.

— Я могу строить защиту на чем мне угодно, — ответил Мейсон, — и кто докажет, что это ложь? Вы запутались, вы сами это видите, и я пытаюсь вас спасти. Запомните — присяжные смогут вас осудить

лишь в том случае, если в вашей виновности нет ни малейших сомнений. Вы понимаете это?

— Да.

— Я постараюсь им внушить эти сомнения.

— Но каким образом?

— Я объясню, что вы убили мужа, защищаясь.

— Но я его не убивала.

— Нет, убили, но боитесь признаться в этом, опасаясь огласки, которая, как вы считаете, может запятнать репутацию вашего сына.

— Нет, мистер Мейсон, я вам честно говорю…

— Вам не придется ничего рассказывать присяжным, пусть обвинитель сам изложит перед ними факты. Я же постараюсь пробудить сомнения в умах присяжных. Это все, что я могу для вас сделать, и сделать это можно, лишь использовав показания свидетелей обвинения. От вас требуется теперь только молчание. Вы поняли? — сказал Мейсон и кивком головы дал понять надзирательнице, что беседа закончена.

Мейсон спустился на нижний этаж и позвонил из автомата Полу Дрейку.

— Пол, — сказал он, — в этом дьявольском деле нужно быть во всеоружии. Из свидетелей опасней всех миссис Мейнард. Я хочу, чтобы ты разузнал мне кое-что о ее зрении.

— А что у нее со зрением?

— Ей тридцать один год. На фотографии в газете она без очков. Но ведь случайно может оказаться, что она плохо видит, дома носит очки, а на людях снимает их.

— Ну и что же, так делают многие женщины, — сказал Дрейк.

— Но если эта женщина выступает со свидетельскими показаниями против моей клиентки, ее очки должны быть на носу, а не в сумочке, — отрезал Мейсон.

— Ясно.

— Вообще-то это заблуждение, будто очки портят внешность женщины, — заметил Мейсон. — Но, поскольку это заблуждение свойственно многим женщинам, я хочу проверить, не из их ли числа миссис Мейнард. Выясни о ней побольше, все, что сможешь, о ее прошлом, настоящем, вкусах, склонностях и антипатиях, где она бывает, что делает…

— Не увлекайся, Перри, — сказал Дрейк. — А то тебя обвинят в том, что ты оказываешь давление на свидетеля.

— Да плевать мне на это, — ответил Мейсон. — Я ей не угрожаю. Я просто хочу выяснить факты. Займись этим немедленно. Она, наверное, уже вернулась в Лос-Анджелес.

17

Вскоре после полудня у Пола Дрейка был готов отчет о главной свидетельнице обвинения.

— Эта миссис Мейнард, — говорил Дрейк, перелистывая отчет, — очень скрытная особа. О ней почти ничего не известно. Она вдова, имеет, очевидно, небольшие средства, которые позволяют ей жить тихо и скромно, но независимо. У нее есть небольшой автомобильчик, одевается она недурно, дома бывает редко.

— Она работает? — спросил Мейсон.

— Наверное, нет, поскольку уходит из дому в самое разное время, а иногда исчезает сразу на несколько дней. У нее есть телефон, но он не подключен к общему кабелю.

— Ладно, — сказал Мейсон. — Надо будет выяснить, куда она ходит. Пусть твои люди последят за ней.

— Мы это уже делаем, — ответил Дрейк, — но сейчас она почти никуда не ходит. И все же кое-что полезное мы для тебя узнали, Перри.

— Что?

— Вчера ей принесли от оптика очки.