Дело привидений "Титаника"

Смирнов Сергей Анатольевич

Признаюсь, я забыл о времени. Когда Анна Всеволодовна завершила свой рассказ, я несколько мгновений пробыл в какой-то полудреме и наконец очнулся. Все уложилось в моем сознании.

— Благодарю вас, — сказал я. — Теперь дело очень прояснилось.

Но однако же концы не сходились с концами.

— Все же у меня возникло несколько вопросов, которые мне очень хотелось бы задать вам, — осторожно проговорил я.

— Извольте, — вполне покорно ответила Анна Всеволодовна.

— Вы видели Гурского... простите, Румянцева... в последние дни?

—

Да, он появлялся позавчера. Он пробыл здесь буквально одну минуту.

— Как он выглядел?

— Был очень испуган... нет, совсем не испуган... просто очень взволнован, возбужден... У него был такой же... роковой, горящий взгляд, какой был там, на корабле... когда он нашел меня в зимнем саду.

— Извините меня, Анна Всеволодовна, за то, что я вновь потревожу ваши тяжелые воспоминания... Вы не задумывались над тем, куда же все-таки подевался ваш отец в те ужасные часы? Почему он оставил вас? Почему не помогал вам?

— Задумывалась, — медленно проговорила Анна Всеволодовна, глядя неподвижно в какое-то бесконечное, пустое пространство. — Конечно же, он не командовал никакой шлюпкой... Он пропал без вести. Да, это так. Там, в Нью-Йорке... в Америке, графиня... не помню ее фамилии, сказала мне, что многие видели папу в тот вечер вместе со строителем корабля... Вы знаете, конструктор тоже плыл на «Титанике». Папа познакомился с ним на второй день плавания. Папа очень интересовался техникой, а конструктор был рад рассказать о своем детище. Помню, как в курительном салоне они часами склонялись над планом корабля... Конструктор говорил по-немецки. Папа — тоже... Как только корабль столкнулся с айсбергом, они сразу догадались о грозящей опасности. Многие видели, как они вдвоем устремились куда-то вниз, вглубь корабля... как это называется?

— В машинное отделение?

— Да-да... В машинное отделение... Потом их больше никто не видел. Наверно, папа поручил Полю нас с мамой, взяв с него слово не говорить, куда он пошел... Наверно, папа думал вместе со всеми, что корабль непотопляем... так говорили все понимающие в технике люди... Папа надеялся вскоре подняться наверх... Что произошло там, внизу, никто не знает... Можно только гадать. Я не хочу ни о чем гадать... С меня достаточно того, что папы нет. — Анна Всеволодовна вновь побледнела, потом вздохнула с трудом и добавила: — Тогда я успокаивала себя тем, что, раз папа обещал сюрприз, то он всегда сдерживает свои обещания... Значит, он поплыл куда-то за сюрпризом и скоро с ним вернется...

— С сюрпризом? — пробормотал я.

Потрясающая догадка прямо-таки обожгла мой мозг... Я должен был немедля сорваться с места к телефонному аппарату, но... при этом я заметил, что Анна Всеволодовна собирается с силами сказать мне еще нечто, явно очень важное... И тогда я тоже собрал все свои силы, чтобы вытерпеть еще хотя бы минуту, удержать в себе энергию действия, не разрушить ею ту доверительность, что как будто возникла между нами.

— Мне кажется, у вас есть намерение сказать мне еще нечто существенное, — поторопил я девушку.

—

Напротив, — слабо усмехнулась она, — это мне кажется, что вы уже давно хотите задать мне один вопрос, но считаете его чересчур деликатным.

Я без слов выразил недоумение.

— Итак, Поль... Павел Румянцев арестован? — очень размеренно и совсем равнодушно произнесла она.

Я ответил уклончиво:

— Задержан.

— И ему грозит заключение?

— Ему грозят очень немалые неприятности, — уже с раздражением на самого себя подтвердил я.

— И вам очень интересно узнать, почему меня это не слишком волнует.

Я искренне изумился. Мне и вправду не приходило в голову, что ее «это не слишком волнует».

— Поль часто напоминал мне, что спас мою жизнь... Он очень надеялся, что когда-нибудь... уже скоро... я выйду за него замуж... и ему удастся спокойно жить под чужим именем.

— И вы... — я почувствовал облегчение.

— Я не люблю его, — призналась Анна Всеволодовна полицейскому.

Похоже, она решилась открыть мне самую последнюю семейную тайну.

— Я благодарю вас, сударыня, за искренность, — сказал я и чуть было не раскрыл свою тайну, которую ей и так суждено было вскоре узнать.

Короче говоря, я сдержался, не желая в тот час оказаться для девушки проводником нового потрясения. Затрудняюсь определить, сколь тяжелым бы стало оно.

Обругав себя «идиотом», я спросил Анну Всеволодовну, нет ли у них телефонного аппарата.

— Разумеется, — встрепенулась она. — Невозможно себе и представить, чтобы в доме папы его не оказалось.

Я позвонил в сыск и, не особо секретничая, в полный голос попросил агента незамедлительно начать сбор сведений о всех гражданах Североамериканских Соединенных Штатов, в настоящее время проживающих в Москве.

Пора было уходить. Я узнал, по-видимому, все, что мог, что мне было позволено узнать. Оставался сущий пустяк: найти убийцу.

У меня вертелся в голове еще какой-то важный вопрос, но память вдруг подвела. Поиск американских сыновей Белостаева занял всё мое воображение.

— Скажите, а почему вы оставили пустую рамку на камине? — только и нашелся я спросить напоследок.

Анна Всеволодовна удивилась сначала моему вопросу, а потом — и своей оплошности.

— Привычка... — немного рассеянно ответила она. — Я передала рамку Мирону — это наш лакей, ему уже за восемьдесят лет, — а он... а он вытер ее и по старой привычке поставил на место.

Я предупредил ее, чтобы она ближайшие пару дней по возможности не отлучалась из дому, поскольку могут срочно потребоваться свидетельские показания. На самом же деле я вправду опасался за ее жизнь: хладнокровный, опытный хищник бродил где-то рядом.

Выйдя из дома, я прямо на пороге замер как вкопанный, вспомнив вдруг, о чем же хотел спросить девушку. О «призраке» ее отца, о том, что же она видела в ту ночь перед гибелью своей тетки. Возвращаться не годилось. Еще раз обозвав себя «идиотом», я поехал в сыскное управление.