Дело рук человека

Стрелков Тихон

– И что это за слова?

– Меними иречод юаминс утищаз, - произнесла Парти.

Глаза у Фионы округлились.

– Да я такое в жизни не запомню!

– Знаю, - кивнула Парти, - потому записала на листе. Он лежит в тумбе, в верхнем ящике. Только до утра не бери его, появится желание испробовать и все будет напрасно. Хорошо?

– А ты уверена, что у меня получится это заклинание?
–  Фиона села в кровати, стала растягивать и сжимать гармошкой фатиновый подол платья.
–  Я не опозорюсь перед отцом?

– Ты вроде

говорила, что доверяешь мне.

– Тебе-то я доверяю, но оттого не перестаю сомневаться в себе.

– У тебя все получится, - заверила Парти, - обещаю. К тому же помнишь, как здорово у тебя получилось вызвать дым сегодня?

– Помню, - Фиона слабо улыбнулась.
–  Было проще простого.

– Завтра будет так же.
–  Парти встала. Расправила белое платьице с коричневыми кружевами, оно плотно прилегало к телу, подчеркивая фигуру.
–  Ладно, я пошла собираться. С рассветом выезжаю.

– Парти, - позвала Фиона.

– Да?

– Спасибо. Я так рада, что мы познакомились.

Глупая девчонка.

Парти улыбнулась, молча развернулась и пошла прочь. Когда за спиной хлопнула тяжелая дверь в покои Фионы, Парти стиснула зубы, сжала кулаки. Она ненавидела себя так сильно, что хотелось закричать, заплакать, разорвать на себе платье. Но еще она знала, что поступает правильно.

***

Не выспавшаяся и взволнованная, Фиона Дунай остановилась у высоченной двери в тренировочный зал отца. Прислушалась. Тишина. Вздохнула. Тишина. Толкнула дверь и вошла.

Грелон отжимался от первой ступени винтовой лестницы - вверх-вниз, вверх-вниз. Он тяжело дышал. На голом торсе в лучах утреннего солнца, пробивавшихся через витражные стекла, поблескивал пот. Фиона подошла к отцу со спины, прокашлялась.

– Отец, я…

– Не мешай, - между вдохами бросил он.

Фиона поджала губы. Отец никогда не принимал ее всерьез, но скоро это изменится. Она подождала, пока Грелон закончит подход, и заговорила, слабым и дрожащим голосом:

– Я… я собираюсь за-заниматься магией.

Грелон не отозвался.

– Ты всегда говорил, что у меня нет к этому спо-способностей. Но это не правда. Для того, чтобы научиться чародействовать, нужно соприкоснуться с тьмой. А смерть…

– Закончила?
–  Грелон вытер грудь и подмышки серым махровым полотенцем.

– Нет. Смерть это…

– А я сказал, что закончила. Можешь идти.
–  Он посмотрел на нее твердым ясным взглядом, под которым прогибались и куда более сильные духом люди, чем его дочь.
–  Мне повторить?

– Ты вообще слушаешь, что я…

– Пошла в свою комнату, сейчас же!

У Фионы задрожали губы. Она хотела поговорить с отцом по-взрослому, впервые в жизни, и всю ночь прокручивала в голове их возможную беседу, подбирая нужные слова. Она хотела объяснить ему, почему собралась заниматься магией, рассказать, как

легко ей удалось вызвать дым, поделиться ощущениями. Если бы отец выслушал и объяснил, почему против этого, возможно она бы и согласилась, отбросила затею, но он был груб, и Фиону это обижало и злило.

– Нет!
–  выкрикнула она.

– Что ты сказала?

Фиона раскрыла ладонь, на которой чернилами были выведены слова, и прокричала заклинание:

– Меними иречод юаминс утищаз!

Грелон застыл. Полотенце выпало из рук, скользнуло со ступеньки на мраморный пол. Грелона дважды передернуло, как если бы он захлебывался водой. Потом он упал, глухо ударившись затылком о поручни, и распластался в ногах у Фионы.

Фиона завизжала.

В то же время по только-только опустившемуся мосту, соединявшему столицу Хоруин Тендоки с замком, мчалась гнедая кобыла, несшая в седле Парти Уикс.

Глава 5. Человек без сна

У Намбо Терва не получалось заснуть уже сто двадцать девять дней. Ночами он валялся в кровати, в душной комнатушке над баром «Срыгай», глядел в темный потолок и слушал. Мышь глухо скреблась где-то в стене, на пол с притолоки мерно капало, с улицы доносились голоса гуляк, грубые и неразборчивые. Намбо нравились эти звуки, они подавляли тишину, ненадолго заглушали ворох мыслей. А потом накатывали воспоминания, и он заново переживал тот день. День казни.

Запахи. Пот, ржавчина и сырой камень. Ощущения. Руки за спиной упираются в кандалы, грудь, сотрясаемая сердцем, скачет на плахе, а шея, потная шея, едва-едва скользит по грубому бруску. Перед глазами песок с разноцветной галькой, темно-коричневые пятна крови и две срубленные головы - лоб ко лбу, рты открыты, глазища со сливу. Гул голосов собравшихся горожан волнами накатывает со всех сторон, но Намбо его будто и не слышит. Ждет другого звука. Ждет, прикусив губу, стиснув кулаки.

И, наконец, - свист. Над затылком. Затем полет. Песок, галька, все вертится. И - голубое небо. Под ним палач в маске с топором. Под палачом шея, из которой хлещет кровь. Под шеей… темнота.

Намбо резко сел, кровать протяжно скрипнула, и распахнул створки. Ему было душно. Облокотился на подоконник в темных разводах, выглянул из окна. Ночной ветерок, приправленный каплями утихающего дождя, защекотал щеки. Густую тьму разбавляли выставленные в шахматном порядке фонари и редкие горящие окошки в борделе напротив. На улице не души.

Скучно. Вчера хотя бы девчуля стонала, можно было повоображать, а сейчас… А что сейчас? Есть я хочу, вот что.

Поутихший было дождь неожиданно превратился в ливень и забарабанил по крышам. Намбо не любил мокнуть и собирался уже прикрыть створки, снова улечься в кровать, когда заметил сквозь туманную морось бегущих со стороны городского фонтана парня и девушку. Оба держат над головой какую-то ткань, оба хохочут.