Дело Томмазо Кампанелла
Шрифт:
– Наша задача – искупить долгое бездействие и нерешительность этим неожиданным для всех порывом страсти, энтузиазма, мозговым штурмом! Придумать пьесу! Исполнить ее как-нибудь эдак! Как-нибудь необыкновенно! Да здравствуют минуты вдохновения! – продолжал Господин Радио. – Посреди этих серых будней нас могут спасти только минуты вдохновения. Необыкновенные и летучие. Обескураживающие нас самих и всех окружающих! Да придут они к нам! И напитавшись этим порывом вдохновения, мы станем рвать страсти в клочья. Мы поразим и удивим всех. Мы придумаем такое, чего не может придумать человек. Давайте! Главное – порыв. Эмоция! Страсть! Взрыв настроений. Разгар эйфории. В таком состоянии мы многое можем. Главное, чтобы оно не прекращалось! Порвем же страсти в клочья!
– Ура! Ура! Ура! – радостно поддерживали Господина Радио собравшиеся в зале хориновцы.
Всеобщее ликование и всеобщая эйфория достигли своего апогея. В эти мгновения хориновцам казалось, что преград в мире просто не существует. Конечно, каждый из них был не настолько глуп, чтобы не понимать, насколько призрачно и эфемерно то, что они тут собираются делать и чем так восхищаются, и из-за чего так ликуют и радуются. Но ведь они уже и достигли своей цели в этот момент. Им удалось раскрутить и зажечь свои эмоции. О чем, кстати, все время твердил им Томмазо Кампанелла. Поезд чувств, эйфория неслись теперь с бешеной скоростью. Море?!. Не только море, но и самый глубокий мировой океан был им теперь по колено. Знаменитая, самая глубокая в мире Марианская впадина с чернотой водных глубин и зло вспыхивающими взглядами убийц-осьминогов была им лишь только… Лишь чуть-чуть выше подбородка (но в рот не заливало). Что и как они будут делать, они не знали и даже не задумывались об этом. Но то, что этим вечером произойдет нечто невероятное, что перевернет всю их жизнь с ног на голову, в этом они были уверены точно. Доказательств и каких-то резонов или соображений не требовалось. Градус эйфории достиг практически самой высшей точки. Притом пьяных в зале не было.
Тем временем в самом углу зала между курсантом-хориновцем, его тетушкой и Васей происходил следующий разговор (это при том, что кругом шумели и гомонились чрезвычайно перевозбужденные последними событиями хориновцы)…
Курсант-хориновец: – Я приготовил на сегодняшний вечер план. Так что для меня теперь все события сегодняшнего вечера должны развиваться строго по плану. А план подразумевает четкое расписание, график, привязанный ко времени, определенный момент, в который то или иное дело следует начать или закончить. Со мной теперь постоянно будет этот блокнотик. Я держу его в заднем кармане форменных брюк. В нем – весь мой вечер, расписанный не только по часам, но и по минутам. Мне сегодня не обойтись и даже не выжить без такого блокнотика и такого плана. Я же удрал из казармы без всякого разрешения. Мои друзья прикроют меня, но… Никто не может дать никаких гарантий! Поэтому сам я должен очень четко отслеживать все, каждое событие, каждый собственный жест, любую ерунду по времени. И тут же сверять их с планом в моем спасительном блокнотике. Иначе мне конец! Иначе я пропаду, и никто не даст за мою судьбу и сломанной сигареты. Что ж, это будет невероятно трудно – осуществить такой план и не оступиться, ни разу не дать промаху, не пропасть. Но что ж, сапер ошибается только раз. И курсант-хориновец тоже ошибается только раз. Даже меньше раза. Полраза! Рискну, попробую. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы у меня получилось. А теперь – за дело! В бой! Мы – хориновцы! Мы добьемся своего.
Тетушка: – Постой! Что с тобой? Ты совсем как будто осатанел. Куда ты бежишь? Куда тебе бежать-то? Самодеятельность – самодеятельностью, но тебя же из-за нее выпрут из училища! Отдадут под трибунал. Тебя расстреляют на плацу под барабанный бой.
Вася: – Может быть, лучше вернешься обратно в казарму?
Курсант-хориновец: – А как же Господин Истерика?! Как же Томмазо Кампанелла?! Как же «Хорин»?! Как же Господин Радио и выступление в тюрьме «Матросская тишина»?! Все это станет происходить без меня? Я ничего не увижу! Тараща в темный потолок глаза, я буду лежать на узкой и скрипучей железной кровати в казарме вместе с сотней других людей, которые уже спят, и думать, думать, думать… У меня столько кошмаров, столько внутренних проблем, я так недоволен своей жизнью, что терять целую ночь, такую великолепную ночь эйфории, когда все кажется по колено, когда завтра уже нет, и нет вчера – такого я позволить себе не могу. Уж лучше я подкручу, подвинчу свою поганую ситуацию с этим училищем и возвращением в казарму. Искручусь, изголюсь, выкручусь! Что-нибудь придумаю, но не ослаблю ни на полделения градус эмоции! Не стану просто лежать и смотреть в потолок! Ура! Да здравствует «Хорин»! Да здравствует Господин Истерика!
Вася: – Безумец! Его же посадили! Тюрьма! Каторга! Годы в неволе!
Курсант-хориновец: – Борьба! Счастье победы! Романтика!
Тетушка (вопит истошно на весь зал): – Занавес! Занавес! Дайте занавес!
На этом мы покидаем зал «Хорина» и, дабы охватить нашим мысленным оком как можно больше событий, происходивших в этой истории, перенесемся вновь в не то, чтобы очень первоклассную азербайджанскую шашлычную, расположенную здесь же, в округе, неподалеку, в Лефортово, где продолжают свою позднюю трапезу Жора-Людоед и его друг Жак. Впрочем, перед тем как перенестись в азербайджанскую шашлычную, мы немного, совсем чуть-чуть отдохнем.
Глава XVI
Лицедейство в мрачной шашлычной
– Значит, опять к своей пойдешь? – с каким-то затуманившимся взглядом, мечтательно проговорил Жак.
– Да, опять туда… Я всех этих актеришек, режиссеришек знаю и очень люблю!.. Я сам в детстве в кино играл!.. Я бы и тебя с собой брал почаще, да уж больно ты, Жак, дик!..
– Ничего… Я тебя в машине у подъезда всегда ждать стану!.. Не знал я, что ты, Людоед, в детстве артистом работал!..
Жора-Людоед словно и не расслышал слов товарища:
– Да!.. Подожди!.. Подожди в машине… Уж больно ты дик!.. Дик, без всяких вариантов… Совсем никакого блеска в тебе нет… Волосат, как зверюга… Одна лишь дикость… Впрочем, ты, без сомнения, оригинален!.. Это может впечатление на людей производить… На впечатлительных людей может впечатление производить!.. Главное, чтобы человек был достаточно впечатлительный!.. Впечатлительный человек – это самый главный элемент в нашей работе!.. Без впечатлительного человека нам никак нельзя!.. На впечатлительного человека вся наша работа целиком и рассчитана!.. Только на него и рассчитана!..
Жора-Людоед совсем не смотрел на товарища, и, кажется, уже и не нужен он ему был в качестве собеседника, потому что, возникало впечатление, Жора-Людоед сейчас разговаривает больше с самим собой…
– И как они там с тобой дружат!.. Ведь ты… – не мог не удивляться тем временем Жак.
– Ха!.. Как!.. Умею я впечатление произвести!.. У меня – тоже слава! Тоже – известность!.. Жора-Людоед!.. Известный в определенных кругах человек!.. – похоже, Жора-Людоед расходился все больше и больше. Тема разговора все сильнее и сильнее возбуждала его. Его волновала эта тема…
– Есть, есть богатые семейки – коллекционеры, известные артисты, музыканты, художники… Я, знаешь, хочу тебе сказать, обожаю мир людей искусства!.. Ха-ха!.. Так-то и будем действовать!.. Грабить будем людей искусства!.. Обожаю их!..
– Должно быть, с ними дело иметь – хорошо!..
– У них все самое лучшее – самая лучшая жизнь… Причем не так, как дураки думают, про то, что самое лучшее – где больше всего богатства и роскоши… Не то самое лучшее!.. А у них, действительно, самое лучшее… Потому что есть же лучшая жизнь, а есть еще более лучшая… Самый лучший мир – это тот, в котором живут так называемые деятели искусства… Вот ты, Жак, смотришь когда-нибудь телевизор?..
– Гм… Да, смотрю!..
– Нравятся тебе артисты, музыканты, певцы там всякие и певицы!..
– Да, нравятся!..
– Верно!.. И не могут не нравиться, потому что таланта много, блеска много, красоты много!.. Интересные все люди!..
– Да, интересные люди!..
– Да, интересные все люди… Так они не только на сцене и в телевизоре интересные, они и в жизни – интересные… Просто так, нудно, они тебе жить не станут!.. А я вот когда, допустим, у своей знакомой сижу, так весь этот блеск, все эти таланты, вся эта красота со мной рядом на кухне сидит и водку пьет!.. Или сижу я, допустим, на квартире, а ко мне на эту квартиру, к хозяину этой самой квартиры, приходит актер Лассаль, и мы с ним, как вот с тобой, беседуем… Только вот у него денег не всегда, сколько надо, а у меня – всегда!.. Не хватает, скажу я тебе, Лассалю денег, хоть он и великий-развеликий!.. Но не в деньгах самая лучшая жизнь!.. Самая лучшая жизнь – где эмоции много, где время от раскрученных эмоций останавливается!.. А это от одних только денег не зависит!.. Эмоция от денег не зависит!.. Хотя и от них, конечно, может эмоция сильная возникнуть!..