Дело Зорге
Шрифт:
— И все же, господин посол, Тэнно правит по инерции — просто потому, что он существует. В Японии все проходит, лишь императорский дом остается. Если династия царствует две тясячи шестьсот лет подряд, то в мире не найдется силы, чтобы свергнуть ее. И лишь когда перестанет существовать Япония, не будет и японского императора.
— Зорге тоже так думает, — кивнул Тратт. — Помолчав немного, он шутливо продолжал:
— Так как мы останемся здесь на следующие две тысячи шестьсот лет, то займемся делами сегодняшнего дня. Тараки — военный министр императора, а Титибу — старший брат императора.
— Я разделяю ваше мнение, господин посол.
Тратт был доволен, что его предложение встретило поддержку.
— Хорошо, круг остальных гостей определим позже. Я попрошу вас составить предварительный список. Мы обсудим его завтра утром.
— Слушаюсь, господин посол… Прикажете еще что-нибудь?
— Думаю, на сегодня достаточно. Благодарю вас, Равенсбург.
Он кивнул референту, показывая, что тот свободен. Но Равенсбург не тронулся с места.
— Если позволите, господин посол, я хотел бы поговорить с вами о моих личных делах.
Тратт повернулся и приготовился совершить еще один круг по саду.
— Пожалуйста, мой милый, я в вашем распоряжении. Рассказывайте!
— Я решил, господин посол, оставить дипломатическую службу и заняться коммерцией.
Тратт сбился с размеренного шага, остановился и растерянно уставился на своего референта.
— Это единственная возможность, позволяющая мне жениться на баронессе Номура, — пояснил Равенсбург.
На лице посла появилось выражение неодобрения, даже возмущения. Ему потребовалось некоторое время на ответ.
— Это намерение сейчас невыполнимо, мой дорогой, — строго сказал он наконец. — Вы, очевидно, забыли, что наша страна ведет ожесточенную войну. Никто не имеет права оставлять свой пост. Вы должны считать себя на военной службе, Равенсбург. Миллионы немцев на Восточном фронте не могут бросить службу и заняться коммерцией…
Равенсбург почувствовал, что теряет самообладание.
— Солдату, — быстро возразил он, — не требуется испрашивать разрешения верховного командования вермахта, если он собирается жениться.
Впервые Тратт понял, что его услужливый сотрудник умеет быть настойчивым и вряд ли сейчас Равенсбург будет считаться с авторитетом начальства. Тратт отступил.
— Вы говорите так, мой дорогой, как будто я утвердил положение, запрещающее немецкому дипломату вступать в брак с иностранкой. Ваше возмущение следует адресовать «железному канцлеру»: это правило, как известно, существует со времен Бисмарка.
— Но из любого правила делаются исключения, — с горечью сказал Равенсбург.
— Впрочем, только для господ с членским билетом национал-социалистской партии, имеющим малый номер.
Посол отступил на шаг.
— Будем считать, что я не слышал последнего замечания. Это в ваших интересах, — резко произнес посол и затем уже мягче добавил: — Я просто не имею права слушать подобные рассуждения. Вы же знаете, я облечен особым доверием фюрера и должен преданно служить ему.
Равенсбург хорошо знал это: Тратт повторил фразу, которую сказал сотрудникам посольства, вступая на свой пост.
Итак, сделать ничего нельзя: посол ему не поможет. Тратт просто не отважится на это, хотя возможность
Равенсбург был достаточно умен, чтобы не пытаться пробить стену лбом. Поклонившись своему шефу, он хотел удалиться.
Однако Тратт не отпустил его.
— Я не хотел огорчать вас, Равенсбург, — сказал посол мягким, дружеским тоном. — Я вижу, ради баронессы Номура вы готовы пожертвовать даже своей карьерой. Вы потеряли голову, дорогой, раз у вас вырываются даже э-э недипломатичные замечания. Поэтому буду с вами откровенен.
— Заранее благодарю вас, господин посол.
Если б Равенсбург знал, что скажет ему Тратт, он, пожалуй, не благодарил посла.
— Вы готовы принести этой даме самую большую жертву, на которую способен мужчина! Вы хотите отказаться от своей любимой работы, от своей карьеры… — Он перевел дыхание.
Равенсбург воспользовался паузой.
— Да, конечно. А что же мне остается в таком отчаянном положении? Я вынужден это сделать.
Тратт выпрямился и выдвинул вперед подбородок, желая подчеркнуть значение того, что он собирался сказать.
— В таком случае я должен сказать вам нечто такое, что сильно разочарует вас и, возможно, причинит вам душевную боль, баронесса Номура служит в японской контрразведке. Она ценная сотрудница полковника Одзаки и выполняет специальное задание: следит за вами и с вашей помощью — за нашим посольством. Сожалею, что не предупредил вас об этом раньше. Я не сделал этого, так как думал, что вы сами догадаетесь о ее роли. Разумеется, я уверен, что вы ни при каких обстоятельствах ни с кем не будете делиться служебными новостями. В этих вопросах вы молчаливы как рыба. Поэтому вопросы безопасности здесь затронуты не были.
В душе Равенсбурга поднялась буря.
— Я не верю ни одному слову, господин посол. То, что вы сейчас сказали, невероятно!
Тратт ожидал такой болезненной реакции и не обиделся на своего референта. Он прекрасно понимал, что происходит в сердце молодого человека.
— Поверьте, Равенсбург, я никогда не позволил бы себе сказать вам об этом, если б сам не был твердо уверен. К моему великому сожалению, должен вас заверить, что дело обстоит именно так.
Равенсбург вспомнил о непоколебимой антипатии Кийоми к Зорге, о тех предостережениях, которые она делала в отношении пресс-атташе. Не Зорге ли оговорил ее?
— Это утверждает Зорге, господин посол?
— Нет, Равенсбург, Зорге тут совершенно ни при чем. Он даже не слышал о баронессе Номура. В конце концов, у меня есть свои источники информации. Источники, через которые я проверяю сообщения Зорге. Видите, я не так уж плохо информирован, как думает большинство из вас.
Тратт сделал лукавую мину. Она плохо подходила к данному моменту и на Равенсбурга не произвела никакого впечатления.
— Но и этот источник может ошибиться, господин посол, — упорствовал Равенсбург. — Может быть, это даже намеренная ошибка, чтобы посеять недоверие между нами и японцами.