Дело Зорге
Шрифт:
Он обнял девушку и поцеловал в шею.
— Пожалуйста… Не спеши… Дай мне допить. — Она Освободилась от его объятий и облокотилась на камин.
Зорге придвинул диван к камину и упал на мягкие Подушки.
245
— У тебя стакан пустой, моя маленькая. Налей себе еще.
Пламя камина мерцающим блеском отражалось на ее шелковом платье.
Она послушалась и безропотно налила себе виски.
— Знаешь, Фуйико, — сказал Зорге, не вставая с дивана, — а ты мне, кажется, нравишься!
В ответ она лишь слабо улыбнулась. Зорге протянул руку, желая обнять ее. Она мягко увернулась, отошла к окну и немного отодвинула занавеску.
— Ни одного дома, ни огонька… Какое-то удивительное уединение.
— Обычно дамы, бывавшие в этом доме, — заметил Зорге, — говорили о шумящем море, серебристой луне и даже о песнях ветра.
Девушка молча продолжала смотреть в окно. Ее внимание приковало несколько светящихся точек, которые быстро приближались от города к Фунабаси.
— Здешняя, как ты говоришь, уединенность, — продолжал Зорге, — не раз отмечалась и прежде. И эта уединенность некоторых пугала, вызывала у них боязнь.
Световые точки перестали двигаться. Значит, машины остановились! Остановились там, где шоссе выходило к берегу моря. По теням девушка определила, что люди вышли из машины и направились в сторону дачи Рихарда Зорге.
И вдруг все световые точки разом погасли.
— Чем дальше от людей, — проговорила девушка, — тем меньше причин для боязни.
Вскоре возле дачи замелькали стальные каски. Они быстро окружили дом, и западня захлопнулась. В западне осталась и она.
Зорге подошел к окну, задернул занавеску и потянул девушку к дивану. Увлекая ее за собой, он упал на подушки. Она положила голову на его плечо и не стала противиться, когда Зорге начал расстегивать пуговицы на ее платье.
— Твоя портниха, Фуйико, большая умница. Видимо, она одна из тех мастериц, которых не коснулась деградация нравов нашего декадентского времени.
Не торопясь, без суеты он расстегнул пуговицы на ее шее, первые из множества застежек на платье.
— Какая умница! — продолжал он расхваливать портниху. — Она абсолютно правильно делает, что не признает эти дурацкие «молнии», которые лишают общение с жен
246
щиной особого шарма… Твоя портниха, Фуйико, видимо, понимает, что мужчина, знающий толк в любви, получает поистине эстетическое наслаждение, когда он долго и нежно, одну за другой расстегивает пуговицы на платье любимой женщины.
Пока Зорге говорил это, ее все больше охватывало ощущение, что баронесса Кийоми Номура перестает существовать и уступает место танцовщице из ресторана Фуйико Нахаре.
***
— Едет! — крикнула Вера Бранкович и показала в сторону города. Оттуда к Фунабаси приближались две яркие точки автомобильных фар.
— Запускай мотор! — приказал Бранкович Козловскому.
Автомобиль въехая на пирс и, скрипнув тормозами, остановился. Все, в том числе и оба японца, перегнулись через поручни. Каждого волновал вопрос, приехал ли Зорге.
Но из машины вышла одна Биргит, усталая и встревоженная.
— Не было дома?
Она отрицательно покачала головой и, чтобы не упасть, прислонилась к рулевой будке.
— Я не смогла к нему попасть. Дом оцеплен полицией. Судя по всему, у него обыск.
— Его арестовали! — вскрикнула Вера. — Теперь нужно уходить. Немедленно уходить!
Биргит резко повернулась к ней.
— Нет! Нет! Никто не арестован. Он приедет… Сейчас будет здесь!
Бранкович пытался ее образумить.
— Теперь уже нет смысла ждать, поверьте мне. Нам действительно нужно уходить… Или они схватят нас всех.
Девушка топнула ногой.
— Катер будет стоять здесь до тех пор, пока не приедет Зорге. Он так приказал, значит, так и должно быть!
Полковник Одзаки, склонившись над столом, сосредоточенно передвигал маленькие бумажные обрывки, стараясь восстановить текст изорванной записки. В его
247
памяти живо представилось то далекое время ранней юности, когда он увлекался очень модной в те годы игрой пуццле. Вспомнив это, полковник не без удовольствия подумал, что его юношеское увлечение не пропало даром и приобретенные тогда навыки сейчас оказались весьма кстати. Зазубринки на краях обрывков были едва различимы невооруженным глазом, и если бы не сильная лупа, то он вряд ли справился бы с этим ювелирным делом.
Работа продвигалась успешно, и уже по тем кусочкам, которые сложили умелые руки полковника, без особого труда можно было представить контуры записки.
— Ну… Ты опять что-то принес, мой мальчик? — спросил полковник своего маленького помощника, с сияющим лицом подбежавшего к его столу.
Малыш нерешительно разжал грязную руку. Осторожно взяв новые обрывки, Одзаки восторженно воскликнул:
— Браво, мой мальчик! Молодец! Три сразу! — И, обращаясь к помощнику, сказал: — Капитан Хидаки, выдайте пареньку триста иен!
Из фургона радиостанции выпрыгнул офицер и побежал через ярко освещенный сад, в котором дети и солдаты — каждый в своем квадрате — ползали по земле в поисках недостающих кусочков записки.
— Господин полковник, — докладывал запыхавшийся офицер. — Командир «Е-16» сообщает, что катер Зорге только что вышел в море. Оба наших торпедных катера без огней следуют за ним…
Одзаки одобрительно кивнул.
— Передайте на катера: «Преследование продолжать! Немедленно сообщите в морской штаб».
Не отрываясь от записки, полковник подозвал капитана Хидаки.
— Дом Зорге оцеплен?
— Так точно, господин полковник!
— Хорошо. Теперь, если он попытается бежать, можете смело арестовать его. У меня, правда, не все еще готово… Но ничего. Положитесь на меня!
— Слушаюсь, господин полковник! Одзаки поднял голову от стола.
— Я это говорю на случай, если он все-таки попытается бежать… Но пока в дом без моего разрешения не входить!
— Слушаюсь, господин полковник! В дом никого не пускать!