Дело Зорге
Шрифт:
Он оборвал начатую фразу, ожидая, что Равенсбург попросит продолжать. Но тот молчал.
258
— Прежде всего, — после небольшой паузы снова Мачал Одзаки, — вы должны понять, что наши японки чувствуют иначе, чем женщины у вас на родине. Любовь Японки — чувство, совершенно отличное от того, что испытывает женщина вашей страны.
Не понимая, куда Одзаки клонит разговор, немец возразил:
— Но ведь это не так. Вся японская литература полна описаний преданной любви ваших женщин… В каждом романе, в каждой пьесе говорится о женщинах, готовых пожертвовать ради любимого мужчины всем, даже собственной жизнью!
— Да, это конечно, так, — кивая, подтвердил Одзаки, — но любовь японки находит свое высшее выражение в беззаветной преданности любимому человеку, в жертвовании, то есть в отречении.
Это до глубины души потрясло и испугало Равенсбурга.
Она хочет отречься? Но почему? Ведь для этого нет абсолютно никаких причин!
Генерал поднялся и прямо посмотрел Равенсбургу в глаза.
— Равенсбург-сан, баронесса Номура решила отказаться от будущей жизни с вами, потому что принадлежала другому.
— Но ведь она это сделала только для того, чтобы… чтобы помочь мне! В этом она видела единственную возможность избавить свою родину от этого дьявольски опасного человека… Она, конечно, не может не знать, что ни одно разумное существо не упрекнет ее за это! И, разумеется, меньше всего я… Неужели она этого не понимает?
Одзаки покачал головой.
— Этого не понимаете вы, мой друг!.. Для вас останется непостижимым, что вопрос, как воспринять случившееся, как отнестись к нему, может решить только сама женщина, и никто другой. Те изменения в чувствах, которые после подобного события может испытывать японская девушка, не зависят ни от кого: ни от жениха, ни от собственного отца, ни вообще от какого-нибудь другого человека. Только от нее…
Равенсбург был уже на грани отчаяния.
— Но ведь она меня любит… Поэтому не может своим Молчанием заставлять меня так сильно страдать.
Генерал нагнулся за новой веткой и бросил ее в Догоравший костер.
— Все, что вы говорите, Равенсбург-сан, вряд ли.
259
может занимать мысли женщины, оказавшейся в положс нии Кийоми… Как я уже говорил вам и даже подчеркивал, после той ночи баронесса Номура совершенно преобрази лась. Теперь она, кажется, сама считает, что стала уже не той Кийоми, какой вы ее знали. Ее решение пойти на жертву и тем самым обезвредить Зорге, безусловно, было продиктовано желанием избавить вас от больших неприятностей. Возможно, в известной степени ею руководили и чувства патриотического долга… Но никто из нас еще не знает, какое влияние оказал на нее этот человек, я бы даже сказал, сверхчеловек.
Равенсбург начал понимать то, о чем японец не хотел говорить.
— Вы думаете… вы допускаете возможность, что… Не в силах больше говорить Равенсбург умолк. Одзаки понял, что теперь пора сказать правду.
— Доктора Зорге мы увезли в наручниках и теперь его повесим. Свою игру он проиграл, но для Кийоми остался не побежденным до конца…
Медленно поднявшись, Равенсбург после минутной паузы тихо спросил:
— Где я могу найти ее?
— Сейчас она недосягаема.
— Но скажите хотя бы, где она, Одзаки-сан!
— Она работает медицинской сестрой на одном из госпитальных судов.
— На каком?
Японец медленно покачал головой.
— Мне очень жаль, Равенсбург-сан… Но это судно сейчас в открытом море, говорить же о его названии и местонахождении запрещено. К тому же… я и сам не знаю.
— Разрешается писать ей письма?
— Может, и разрешается, но баронесса Номура просила, чтобы ей ничего не присылали.
Равенсбург ударил себя кулаком по лбу.
— Но ведь это же безумие… Настоящее безумие! Одзаки вежливо отвернулся. Ему неприятно было смотреть, как мужчина теряет самообладание.
— Извините, Одзаки-сан, я не смог сдержать себя… Скажите мне хотя бы, когда вернется судно?
— Это очень неопределенно… Возможно, недели через четыре.
— Вы не могли бы после возвращения судна позволить мне поговорить с Кийоми-сан? Я уверен… абсолютно
260
уверен, что со временем она все забудет и станет такой же, как была. Ее отношение изменится… И к себе, и ко Мне. А если нет, то я хочу, чтобы она сказала все сама. Вы должны, Одзаки-сан, дать мне возможность увидеть 1 ее… Вы должны!
с Генерал подумал немного и кивнул.
— Вы, пожалуй, правы, мой друг. Может, действительно, время поможет даже такой женщине, как Кийоми-сан, преодолеть то, что произошло тогда.
Признания этой возможности генералом для Равен-сбурга было достаточно, чтобы снова обрести присутствие духа.
— Значит, вы поможете мне, Одзаки-сан, встретиться с ней?.. Вы обещаете?
Одзаки кивнул.
— Обещаю и свое слово сдержу, если…
— Если что?..
— Если Япония не вступит в эту войну. Именно на этот случай баронессу Номура и взяли на госпитальное судно. В военное время она будет выполнять задание, исключающее какую-либо возможность поддерживать контакт с внешним миром… Тогда до окончания военных действий она в Японию не вернется.
Равенсбург понял, что спрашивать о подробностях не имеет смысла.
Костер догорал, но Одзаки больше не собирался поддерживать пламя. Более красноречивого намека, что продолжение беседы ему нежелательно, он сделать не мог.
Равенсбург простился и направился к своему автомобилю.
Когда Равенсбург, направляясь к посольству, проезжал по центральным улицам Токио, ему повсюду попадались группы возбужденных людей. Размахивая экстренными выпусками газет, что-то выкрикивали разносчики, куда-то озабоченно спешили военные.
Рано утром японские подводные лодки и самолеты внезапно напали на американскую военно-морскую базу Пёрл-Харбор.
Война Японии против Соединенных Штатов Америки и Великобритании началась.
Лишь спустя три года после ареста Рихарда Зорге японское правительство опубликовало в газетах неболь
261
шое информационное сообщение. В нем в нескольких словах говорилось о том, что Рихард Зорге приговорен к смертной казни. Никаких подробностей не приводилось.
Поэтому Равенсбург был крайне удивлен, когда однажды вечером к нему пришел сотрудник японского министерства иностранных дел советник Кацуко и неожиданно заговорил о последних днях доктора Рихарда Зорге.