Демобилизация
Шрифт:
– Зачем? Вы торопитесь, а она вовсе не тяжелая. Мне ведь близко.
– Раз с машинкой в порядке, то не тороплюсь. Мне бы только одну минуту - узнать, когда последний паровик, - заторопился он.
– Или вы очень спешите?
– Нет. Мне близко, - повторила девушка. Она прошла с ним вдоль вокзального здания, мимо камер хранения и залов для транзитников.
– До...
– буркнул он в слепое сонное окошечко пригородной кассы и тотчас обернулся к девушке.
– Там живете?
– вежливо спросила она.
– Или это военная тайна?
– От этой военной
– Ого, - откликнулась девушка.
– А вы еще не хотите в аспирантуру.
– Рад бы, да грехи...
– Какие там грехи?! У вас отличная работа. Я даже хотела у вас попросить экземпляр для мужа.
– Вы замужем?!
– вдруг обрадовался Борис.
– Что - не похоже?!
– Да нет. Чудно... Нет, извините...
– Вас словно это радует, - сказала Инга.
– Ага, - засмеялся он, как человек, разом потерявший страх.
– Правда, не торопитесь?
– спросил теперь уже совершенно свободно и спокойно.
– А то я с полдня не ел. Может, посидим?
– кивнул на длинное здание вокзала.
– Или это неудобно?
– Нет, - снова зябковато пожала плечами. Курчев заметил, что этим движением она как бы себя подбадривает.- Удобно. Просто мне трудно следить за переменами вашего настроения.
– Это от смущения, - улыбнулся он.
– Тогда пошли. А то меня сегодня подвергли остракизму и я почти не запитывался.
Теперь ему было с ней легко, почти так же, как с Гришкой Новосельновым или с Федькой. Не надо было искать слов. Они сами весело выскакивали, как патроны из автоматного рожка, когда разряжаешь магазин, и звонко раскатывались по квадратному столику между тарелок и фужеров. В безвкусном грязноватом заставленном пыльными пальмами ресторане для транзит-ников было пусто и тускловато, и Курчев, не стыдясь своего мятого засаленного кителя и огромных сапог, сидел напротив девушки так же непринужденно, как у себя в проходной комнате финского домика. Официант работал споро, заказывать было почти не из чего - и теперь в ожидании бифштексов с луком они ели холодную рыбу, запивая красным вином.
– Выбирайте вы. Я не голодна, - сказала Инга и возвратила Курчеву меню, и только теперь, заказав еду и вино, он вспомнил, что к рыбе положено белое.
– Извините, у нас полтораста с прицепом пьют. Это я от Сеничкиных кое-чего поднабрался, - засмеялся Борис.
– А Теккерёя (он сделал ударение на предпоследнем слоге), если честно сказать, я не читал.
– Прочтите. Он ничего. Должен вам понравиться.
– Конечно, понравится. Не сопливый?
– Нет, это Диккенс.
– Я сопливых не люблю. Я больше по насморку, - попытался сострить Борис. Ему хоте-лось теперь, чтобы женщина еще что-нибудь сказала о его реферате.
– Я мужу покажу и еще одному приятелю, - сказала она, словно знала его мысли.
– Они понимают. Много прочесть успели.
– А я мало...
– весело вздохнул Борис.
– В институте так трали-вали... Да и институт у меня, простите, бабский был.
– Педагогический?
– Угу. Четыре года коту под хвост. Даже теперь не помню, на что ушли... Все, что прочи-тал
– Разве стоящее?
– По мне - еще как! Логика железная.
– А по-моему, злобный старик, - усмехнулась Инга.
– Ханжа. Я где-то читала, что его теорию непротивления мог бы выдумать Наполеон на Святой Елене.
– Не знаю, - смешался Курчев.
– Для меня он - гений. В религии его я не смыслю, но Наполеона он здорово раскладывает. Хотя, конечно, привирает. Наполеон - тоже гений.
– А женщин как ненавидел!
– подхватила Инга.
– Сплошные комплексы. Элен - какая-то кукла. Мстил, наверно, какой-нибудь отвергшей его красавице. А Наташа?! Эпилог явно при-думан для Софьи Андреевны. Чтобы не слишком огорчалась из-за бесконечных беременностей. Надо было жениться на крестьянке, а взял барышню...
– Я не об этом. Из двоих всегда один страдает, а другой вперед вырывается. Муж и жена вообще, как два стебля в одной банке - кто из кого больше высосет.
– Оригинальный взгляд на супружество. Вы что, женаты?
– тряхнула головой аспирантка, словно хотела откинуть прядь со лба.
– Нет. Бог миловал. А что - разве не прав?
– поглядел ей в глаза, будто допрашивал, так ли у нее с мужем.
– В реферате вы проповедуете равенство, - уклонилась она от ответа.
– Реферат - чепуха. Лабораторный опыт. Дистиллированная вода. Движение без трения. В общем, в жизни всё не так.
– Про женитьбу я, может, и не прав, - добавил, уже не поднимая глаз, но насчет другого - это точно. Химически чистого в природе ничего нет. Даже разложите доброту - и разных составляющих выйдет больше, чем цветов в спектре.
– Чересчур для меня сложно, - сказала женщина.
– Выпьем лучше за ваш успех.
– Она тронула левой рукой кожаную папку, лежавшую за ее спиной. В папке покоилось письмо в Правительство.
– Хорошо. За вашу легкую руку!
Звон толстых вокзальных фужеров больше напоминал писк, но Курчеву хотелось верить, что это колокольный звон судьбы.
"А вдруг она возьмет и разведется с мужем, и я не окажусь вралем", пронеслось в мозгу.
Ему по-прежнему было легко и свободно, а после жареного с луком мяса даже сытно и беспечно. Разговор с Ращупкиным и особистом был где-то далеко - за ночным пригородным паровиком и долгой дорогой сквозь снег и темноту лесного шоссе, а тут напротив сидела моло-дая женщина, от которой ему ничего не нужно, пусть только сидит напротив и разговаривает с ним, пока длится ужин и официант не несет чая и счета.
– И все-таки вам надо в аспирантуру, - повторила девушка.
– Не возьмут. Я беспартийный.
– Ну и что? Я тоже.
– Вы молодая, а у меня через месяц срок выходит. Билет положу.
– Теперь можно продлиться, - сказала Инга, и Курчеву вдруг показалось, что это мгновение уже было. Да, точно было. Он вспомнил, что ту же фразу сказал в дежурке истопник Черенков.
– Нет, - ответил.
– У меня с этим делом всегда неприятности выходят. Я даже в армию загремел оттого, что не достал партийного поручительства.