Демократизация

Бернхаген Патрик

Таким образом, мы можем вновь сослаться на случаи консолидации демократии в Южной Европе, в некоторых странах Латинской Америки, Центральной и Восточной Европы и Африки и выделить три других «якоря», или закрепляющих механизма, и связанные с ними эффекты в рамках функционального аспекта представительства. Они связаны с: 1) организованными ассоциациями, например, бизнес-элитами, профсоюзами и религиозными ассоциациями, а также другими структурированными группами интересов, влияющих на формирование политического курса (и играющих роль привратников на «входе» в политическую систему [733] ); 2) неорганизованными, но активными элитами, такими как крупный и малый частный бизнес, интеллектуалы и эксперты и даже индивиды, вовлеченные в патронажные или клиентелистские связи; 3) организованными группами интересов, вовлеченными в неокорпоратистские институты взаимоотношений. В рамках этой системы организованные и неорганизованные группы интересов и общественные движения могут быть развитыми, влиятельными и многоликими.

733

Имеются в виду понятия из концепции политической системы Дэвида Истона.

Клиентелистские

отношения, характеризующие некоторые конкретные социальные и культурные контексты, делают не организованных в группы или в иерархию и атомизированных граждан зависимыми от элиты, и прежде всего партийной, которая распределяет среди общества ценности и ресурсы разных видов. Тем самым такие отношения порождают и придают конкретную форму специфическому и мощному процессу анкеровки, который характеризуется особого рода формальными институтами и неформальными правилами, глубоко укорененными в политической культуре страны или региона. Неокорпоратизм, который определяется стабильными соглашениями и более или менее развитой сетью профсоюзов и групп интересов, а также опосредующих ассоциаций прочих видов, тоже является потенциально очень сильным закрепляющим механизмом. В этом случае нет никакого формального института, выполняющего эту закрепляющую функцию, но эффект анкеровки оказывается косвенным следствием соглашений между правительством и корпоратистскими структурами и развития самих этих структур и ассоциаций, которые могут быть слабыми организационно, но все же неизменно играть лидирующую роль в своей нише общества. Главный эффект этой системы – возможность герметизации конфликтов, урегулирования протестов и потенциальных процессов делегитимизации. Другой важный закрепляющий механизм вызревает из отношений между партиями и экономическими элитами, профсоюзами и прочими экономическими ассоциациями. Речь идет о функции привратников на входе в политическую систему, которую могут выполнять партии и партийные системы в отношении групп интересов. Эта функция может осуществляться партиями, находящимися у власти, оппозиционными партиями или партийной системой в целом, и суть данной функции заключается в контроле доступа групп интересов и экономических элит к сфере принятия политических решений, в формировании повестки дня через выстраивание иерархии поступающих требований, а также, возможно, в попытках разрешить проблемы, затрагивающие повседневную жизнь граждан. Как следствие в некоторых случаях для групп интересов и прочих ассоциаций элит партийные лидеры и партийные организации с необходимостью начинают играть роль привратников, и взаимодействие групп интересов с ними неизбежно, коль скоро ассоциации желают защитить свои интересы и получить доступ к процессу принятия решений.

Чтобы лучше понять этот специфический закрепляющий механизм, можно обратиться к разным типам отношений между партиями и группами интересов. Здесь мы обсудим два из них. Первый, доминирование, предполагает ситуацию, где партии и партийная система фактически контролируют гражданское общество в целом и группы интересов в частности. Последние хотя и являются носителями своего специфического интереса, но становятся в основном подчиненными партиям организациями, в то время как именно партии обладают автономными источниками власти – идеологией, внутренней структурой, большим числом членов. Это тот случай, когда профсоюзы, прочие ассоциации и слабые бизнес-элиты подчинены партиям. В такой ситуации государственный сектор получает в экономике обычно либо большую, либо очень большую долю, и партийные назначенцы занимают все позиции внутри этого сектора. Второй сценарий, почти противоположный первому, – нейтралитет, и он предполагает отсутствие какой-либо четкой взаимосвязи партий и групп интересов. Группы интересов более или менее организованы и проявляют политическую активность, основываясь на собственных экономических и социальных ресурсах. Схожим образом и партии имеют собственные властные ресурсы и поддерживают контроль над процессом принятия решений, причем контроль этот обычно ограничивается характеристиками партийной системы и теми возможностями, которые предоставляют партийным элитам правила демократического режима. Партии по-прежнему способны выполнять роль привратников на входе в политическую систему: группы и граждане вынуждены обращаться к партиям и партийным лидерам, чтобы продвигать и защищать свои интересы. Необходимость партий и партийных элит усугубляется их способностью исполнять институциональную функцию (1) акторов, имеющих дело с основными текущими вопросами и проблемами и выносящих предложения о политическом курсе; (2) возможно, акторов, решающих общественные проблемы посредством концентрации на определенных конфликтующих интересах и примирения их друг с другом, а также благодаря тому, что их решения признаются большинством людей, которых затрагивают эти решения. В данном случае группы находятся в более независимом положении по отношению к партиям; между группой интересов и некоторой партией не устанавливается никаких особенно сильных связей. Бизнес-группы также достаточно независимы от партий, несмотря на их возможные связи с ними; профсоюзы тоже обладают автономией и своим пространством свободы.

Взаимодействие легитимизации и анкеровки

В целом четыре описанных выше закрепляющих механизма идентифицированы на основе изучения кейсов Южной Европы [734] и кейсов из других регионов, но на этих территориях можно найти эффекты анкеровки, проистекающие и из других источников. Например, влиятельный телеканал, популярная газета, но и надгосударственный актор, такой как Европейский союз, нормы, вытекающие из одного или более международных договоров, например, касающихся прав человека или правил ассоциации с ЕС, – все это может порождать эффект анкеровки в отношении политических элит и рядовых граждан. Хотя бы на короткое время эффект анкеровки может создать и общественное движение. Прямое участие и коллективное чувство идентичности, характерные для политических движений, тоже могут иметь мощный, пусть и временный, эффект анкеровки. Кроме того, интересный вопрос состоит в том, как в неструктурированном социальном и политической контексте со слабой или отсутствующей традицией демократических институтов даже институты управления, такие как институт главы государства или премьер-министра, могут порождать эффекты анкеровки с несколькими взаимосвязанными последствиями для процесса консолидации демократии.

734

Morlino, 1998

Есть очевидная связь между сказанным выше и существованием более или менее заметного гражданского общества с разными видами автономных неполитических элит, а также сетей ассоциаций, включая группы интересов. Это две стороны одной медали. Более того, эмпирически зафиксировать наличие гражданского общества не особенно трудно: активные и склонные к политическому участию граждане, разные виды элит наряду с независимыми прессой и телевидением, разнообразные и более или менее организованные ассоциации, т. е. высокая склонность граждан вступать в объединения, – все это достаточно легко регистрируется эмпирически. В случае, если перечисленные элементы имеют место, отношения групп гражданского общества с партийными элитами как привратниками на входе в политическую систему будут отношениями нейтралитета, а возможно, что группы гражданского общества будут иметь даже прямой доступ к процессу принятия решений. Если же гражданское общество плохо организовано и не имеет автономных ресурсов, более вероятна ситуация доминирования.

Для прояснения связи между анкеровкой и легитимизацией необходимо сделать еще некоторые замечания. Во-первых, возможно совмещение неоптимальной исключающей легитимизации с консолидацией и сравнительно стабильной демократией. Это возможно в случае развитой демократической анкеровки. Даже в условиях сочетания исключающей легитимизации и слабо развитых демократических закрепляющих механизмов некоторая степень консолидации все равно возможна, если ограниченный суверенитет признается правящими элитами страны посредством какого-либо международного соглашения, поддерживающего демократический режим; в этом случае имеет место внешняя анкеровка.

В случае, если включающая легитимизация и широкое признание легитимности режима существуют с самого начала или если субпроцесс легитимизации развился до той степени, что настроенные против режима и нелояльные группы или партии являются или становятся незаметным и не имеющим значения меньшинством, то можно считать, что закрепляющие механизмы более не необходимы для легитимизации. Другими словами, для достижения консолидации демократии требуются тем менее мощные закрепляющие механизмы, чем шире признана легитимность демократии. Однако такие механизмы сохраняют свое значение для придания точной формы процессу консолидации, для определения характеристик существующей демократии и также – что еще важнее – для поддержания демократических институтов в случае кризиса экономического или иного происхождения.

14.3. Ключевые положения

• Стабилизация электорального поведения, возникновение воспроизводящихся паттернов партийной конкуренции и стабилизация лидерства являются ключевыми элементами консолидации демократии.

• Легитимизация и анкеровка – два ключевых субпроцесса демократической консолидации.

• Главными «якорями» в процессе анкеровки являются партийные организации, активные организации на входе в политическую систему, клиентелизм и неокорпоратизм.

• Анкеровка и легитимизация взаимосвязаны и даже могут дополнять друг друга.

Когда партии терпят неудачи?

Существует исследовательская традиция, которая рассматривает партии как главные причины расколов и глубоких конфликтов в обществе и в конечном счете как акторов, ответственных за кризисы и крушение демократии. Особенно в прошлом Европы и Латинской Америки мы можем обнаружить эмпирические основания для подобного взгляда, поскольку партии усиливали и без того глубокие общественные конфликты и, если это сопровождалось распространенными антидемократическими установками, могли привести к распаду демократического режима. В таком ракурсе рассматривается кейс Чили – один из самых обсуждаемых из тех, что случился после Второй мировой войны. Чилийский случай связан с возглавленным Пиночетом в 1973 г. государственным переворотом, причинами которого были серьезнейшие разногласия между партиями, а именно между христианскими демократами и социалистами, и социалистический план политических изменений, за который выступал Сальвадор Альенде. В других странах и регионах не социалистические преобразования, а этнические, языковые или религиозные конфликты были более весомой причиной расколов, которые, усугубленные вплоть до того, что ставили под угрозу существование демократических институтов либо останавливали или обращали вспять процесс транзита, могли привести к краху демократии, авторитарной реконсолидации, гражданской войне или к историческому тупику. На каждой стадии партийные лидеры и партии играют заметную роль. Однако внутри подобных процессов социальные движения, нелегальные формы участия и прежде всего применение насилия почти всегда дополняют деструктивную роль партий. Армия и полиция тоже часто становятся участниками этой «разрушительной игры».

Напротив, даже очень серьезные конфликты не достигают той стадии, когда они ставят под сомнение существование демократических институтов, если последние пользуются широкой и глубоко укорененной легитимностью; и тогда кризис демократии может ограничиваться изменением или исчезновением одних партий и слиянием других. Глубокий экономический кризис в Аргентине и политический кризис в Италии – два хороших примера кризисов демократических режимов, которые вовсе не потрясли распространенную среди населения веру в демократию саму по себе. Если этот взгляд верен, то ключевой аспект в событиях такого рода – это процесс «де-анкеровки», т. е. точная противоположность того, что происходит в течение процесса консолидации демократии. Таким образом, развитие кризиса связано с расширением и углублением неудовлетворенности на уровне масс, что приводит к делегитимизации и в то же время к внутренним и внешним изменениям, которые вызывают деструктуризацию «якорей». Это может проявляться в постепенном исчезновении партийных организаций в контексте деидеологизации, как, например, исчезновение коммунистической угрозы; или же значительный подрыв клиентелистских связей в ходе и в результате глубокого экономического кризиса; это может проявляться также в отмирании роли партий-инкумбентов как привратников на входе политической системы, когда процесс принятия решений оказывается фрагментирован; наконец, это может проявляться даже в упадке неокорпоратистского устройства, когда на первое место в политическом курсе выходят иные директивы и цели и в результате рушится кооперация между профсоюзами, предпринимателями и правительством.