Демон Аль-Джибели
Шрифт:
Эх-х! Умеют же люди!
Бахмати захотелось пройтись колесом. Как бывший циркач Устой, живущий на окраине у полей. Он оглянулся на Чисида и, взяв короткий разбег, — рука левая, рука правая — перелетел через голову. Небо с Оком Союна кувыкнулось вместе с ним, халат хлопнул полой, земля стукнула в пятки.
Замечательно!
— Ф-фух! — выдохнул он.
— А ты говоришь! — крикнул из-за ограды ювелир.
Девочка-соседка захлопала в ладоши.
— Еще! Еще!
К вечеру
От веселости даже сделалось дурно. Несколько раз он бил себя по щекам, но ничего сделать не смог. Глупая ойгонская сущность.
Едва Око Союна сонно покатилось с темнеющего неба, окрашивая песок и стены хижин в киноварь, Бахмати вышел к городской стене.
Зафир еще не кричал "Спите спокойно!", и это было хорошо. Не знаешь, что и делать с этим вместилищем скудоумия. Жемчужина его не берет! Сила моя не берет! С Кашанцогом бы так — он бьет, а ты стоишь. Не столбом, так монументом.
У-у-хор-рм!
Зов Оргая растревожил воздух, песок потек с гребней по склонам, и Бахмати, сбросив туфли, переступил невидимую границу города. Сначала ему хотелось сбросить человеческую личину и песчаным вихрем перепахать пустыню. Но потом он подумал, что если уж представляет Аль-Джибель, то и выглядеть должен соответственно. Не ойгоном, а человеком.
Вызов? Возможно. Лишнее напоминание Оргаю-многоногу и прочим, что они сами его отвергли? Да.
Песок скрипел под ступнями. Барханы смещались за спину, уступая место новым. Краски заходящего солнца потемнели, затем погасли, по левую руку, яркая и полная, взошла луна. Позади заковылял каррик.
Кругом именовалось место в центре пустыни, окаймленное остатками горного хребта. Может быть, когда-то горы и замыкались в кольцо, но время и песок безжалостно выели их, пробили щели, часть вершин скуглили, а с юга превратили в ничто.
Все ойгоны пустыни, и каррики, и суккабы появились отсюда. Бахмати возник в Круге, когда его очередь пришла возродиться из подземной тьмы. И Айги-цетен. И Оргай. Только происхождение мертвого народца в Круге выглядело сомнительным. С ними, с трупоедами, вообще все не понятно.
Бахмати ускорил шаг, несколько раз, пробуя силы, прыгнул с дюны на дюну, а затем и вовсе, оттолкнувшись, раскинул руки и полетел над песчаными волнами. Ночь полной луны дарила такую редкую возможность.
Ветер еще дышал зноем, хватал за рукава.
Стая суккабов пробежала мимо — белая шерсть серебрилась в лунном свете. Один задрал на летящего ойгона косматую голову и завыл. Вереница маленьких следов скоро нагнала целую толпу мертвого народца, неспешно
Изредка мелькали следы людских построек, которые пустыня то ли не до конца поглотила, то ли, наоборот, отрыгнула, не в силах переварить. Каменистая площадка. Игла минарета. Кости. Все это уже прошлое.
У-ухор-мм!
Зов прозвучал снова, и пустыня под Бахмати словно вздрогнула, песчаная лисица выбралась из норы и укусила себя за хвост.
Черные горы выросли из посеребренного луной песка подпиленными зубами, впереди заплясали дикие огоньки. Рядом с Бахмати возник незнакомый ойгон, фыркающий, косматый вихрь с пегой гривой.
— Я — Сиббха-койцан, ойгон воздуха. А ты?
— Бахма-тейчун, — ответил Бахмати.
Вихрь закрутился спиралью.
— А я думал — человек!
Он захохотал, загромыхал, посверкивая молниями изнутри.
— Я живу среди них.
— Хо! Нашел дело!
Сиббха на мгновение сгустил пространство и родил из себя кривое человеческое лицо — красноватый нос, впадины глаз и щек, съехавшие в сторону брови.
— Похож? — шлепнуло лицо толстыми губами.
— Нет, — отрезал Бахмати.
Он опустился на песок и зашагал к широкой прорехе в горной гряде. Барханы потеряли в росте и скоро совсем разгладились.
— Ну и не важно, — Сиббха-койцан закружил вокруг него. — Скоро все равно никого из человечков не останется. Вот жду-не дождусь этого момента!
— Какого?
— Воссоединения! — Ойгон воздуха взвил песок в небо. — Когда мы все будем — Кашанцог.
Бахмати остановился.
— Это еще не решено.
— Ха! А зачем тогда созывать всех в Круг?
— Чтобы решить.
От смеха Сиббха пролился коротким дождем.
— Совсем очеловечился! Что тут решать? Оргай решит, мы поддержим. А Оргай решит быть с Кашанцогом.
— Но это же потеря души.
— А она тебе нужна? — Сиббха-койцан взмыл прозрачным паром. — Союн глупость придумал. Тьфу на него! Тьфу!
— Но с душой ты живой.
— А с Кашанцогом я равен Создателю! Мы вновь ощутим могущество! А всех человечков…
Перед глазами Бахмати возникла оформленная лунным светом двуногая фигурка и тут же распалась на клочки, растаяла.
Бахмати покивал.
— Ну да. Ты лети, лети, — сказал он Сиббхе, — а то опоздаешь, не примут в великое тело великого ойгона.
— И то правда.
Сиббха-койцан, тряхнув пегой гривой, рванул над песками к месту сбора.
Бахмати же повернул обратно.
— Ах, Бахма-тейчун, ты куда?
Айги-цетен возникла перед ним, преграждая путь. Чешуйки ловили свет луны. Узкие ладошки дышали огнем.