Демон искушения
Шрифт:
— Я ничего не понял, Колян, уж извини, — как можно миролюбивее вставил Невзоров, когда друг набирал дыхание для новых речевых оборотов. — Ты узнал что-нибудь или нет?
— Узнал! — рявкнул тот с таким напором, что Невзоров уронил картофелину на плиту и долго гонял ее и вылавливал среди переплетения решетки. — Но лучше бы мне было не знать, да и тебе тоже!
— Ну и?
Огонь пришлось убавить, со сковородки начало брызгать прямо на футболку, тут же расплываясь по ней огромными масляными пятнами. А футболка, хоть и была старой и растянутой, была любимой.
— Что — ну и, ну что —
— Коля…
Невзоров громыхнул сковородкой, вовсе сдвигая ее с огня. Масло, будто Семеновым подогретое, и не думало униматься, продолжая трещать и выплескиваться через края. И ломти картошки, кромсаемые ножом, через раз падали мимо.
— Коля… Если тебе нечего мне сказать, то…
— То что?!
— То пошел ты на… — Невзоров уточнил послание, устав слушать ругань друга. — Все, давай, я жрать хочу.
Семенов посопел-посопел, потом говорит:
— Ладно, не кипятись. Короче, машин, подходящих под описание твоей клиентки, в нашем городе всего четыре. Две иномарки, принадлежащие вполне солидным людям, их давай пока в расчет брать не будем. Третья тачка вторую неделю в автосервисе стоит без колес. А четвертая…
— Что четвертая?
— А четвертая, братан, была угнана утром того дня, о котором тебе начирикала твоя Миронкина. Угнана из-под окон вполне приличных людей.
— Все у тебя приличные, кроме Миронкиной! Молоток, дружище! — фыркнул Невзоров, усаживаясь на табуретку в углу. — Все кругом в шоколаде, кроме нее! Подход зашибись к пострадавшей!
— Ты еще докажи, что она пострадавшая, — огрызнулся Семенов, правда, без былой уже злости и уверенности.
— Докажу, будь уверен.
Невзоров с сожалением покосился на остывающую сковородку, полчаса назад так хотелось есть, что ныло в желудке, теперь весь аппетит скомкал его лучший друг и коллега.
— Докажет он! — снова принялся ворчать Семенов. — Ладно… Короче, тачку их — «десятину» двухтысячного года — угнали ближе к обеду. Может, и раньше, но хватились они ее к обеду, когда собрались на дачу ехать. Пока они носились по дворам, соседей опрашивали, да в милиции заявление строчили, тачку вернули…
— И? — насторожился сразу Олег, потому что молчание друга показалось ему очень многозначительным.
— И нашли они вместе с милицией в своей тачке ножичек в крови, так вот.
— Оп-па! А ты говоришь!
— Это не я, а ты говоришь. Я все больше возмущаюсь. — Коля тяжело вздохнул. — Пальчиков, разумеется, нет, рукоятку обтерли основательно. А вот кровь на лезвии почему-то не затерли. Как думаешь, почему?
Он не знал почему и нести всякий предположительный вздор не рискнул, задумавшись вместо этого. Коля Семенов, видимо, тоже напряженно размышлял, потому что прекратил, наконец, ворчать и плеваться.
— Знаешь, если бы это была она… — наконец нехотя выдал Семенов, — она не стала бы так заморачиваться, так ведь?
— Возможно.
— Тем более что она торчала там на своей машине хрен знает сколько времени. Ну, не сопи, не сопи! Да, я опросил возможных свидетелей из дома на набережной. Ее почти никто не помнит, кроме одной тетки. Видела ее там из окна, еще удивилась, чего это дама поставила
Этот монолог дался Семенову очень нелегко. Каждое слово он будто пасту зубную из высохшего тюбика выдавливал. И вздыхал и томился, не забывая покрикивать на кого-то. Может, даже на девушку свою, которую боготворил уже год, да все никак не осмеливался сделать своей супругой. Судя по гонору в его понуканиях, сделает это еще не скоро.
— Ну, вот видишь! — с облегчением пробормотал Невзоров, когда друг замолчал. — А ты говорил!
— А я от слов своих отказываться не собираюсь, между прочим. Это ничего еще не доказывает. Если не она, то это могли быть ее сообщники, — продолжил гнуть свою линию Коля и повторил, как заведенный: — И это еще ничего не доказывает.
— Нет, брат, это доказывает главное — она не соврала мне хотя бы в этом. Попробуй возрази.
— Да не буду я возражать, Олег! Только дальше что?! Жопа же полная! Если и был труп, то теперь его нет! Если и была угнана машина, то она вернулась к хозяевам. Ни единого пальца!
— А кровь?
— А что кровь? Предположительно она принадлежит ее мужу, который уже давно и официально числится в покойниках. Кто станет искать труп человека, которого сама же жена похоронила в присутствии полтора десятка свидетелей?! Маразм же полный! Тебя кто угодно на хрен пошлет, работы, что ли, мало своей. По раскрываемости плетемся в хвосте. Вопросы?!
Опять Семенов был прав. Опять возразить ему было нечего.
— Коль, но я же ее не брошу, так?
— Не бросай, я что — против? Только не лезь ты в это говно, майор! Ну, изменял ей муж, ну обманул, ну решил нажиться за ее спиной с молодой девчонкой и свинтить куда-нибудь в теплые страны с хорошими бабками, что теперь огород городить! Справедливость какая-никакая восторжествовала, так ведь?
— То есть?
Невзорову тяжело соображалось на голодный желудок. Притупившийся аппетит вдруг снова заявил о себе требовательным кваканьем в желудке. Надо было выбираться из своего угла и дожарить, наконец, картошку. А то уже полночь скоро, а он ни маковой росинки, ни талой снежинки…
Тьфу ты, черт! Опять его заворачивает не туда. Снова ему гремящие ручьи, пахнущие свежестью и солнцем, мерещатся. И еще охапки не виданных им прежде никогда цветов с мохнатыми стебельками. Вот и скажи кто, что он не романтик, а!
— Вот послушай меня, Олег, — опять пристал, заканючив, Семенов Коля. — Внимательно послушай. Хотел ее муж обмануть и поиметь денег, так?
— Ну, хотел.
— Не ну хотел, а просто хотел. А обманул и наказал, прежде всего, себя. В результате она, как должна была стать вдовой, так ею и осталась, вдовой в смысле. Так еще и деньги теперь при ней. Чего еще надо тебе?!