Демон в полдень
Шрифт:
— А что насчет тебя? — с вызовом спросила я. — Ты обо мне позаботился?
— Конечно, — так, словно это было очевиднее некуда, вымолвил тот, кто некогда не давал мне забыть о своем «праве белого господина». — Я подобрал тебя, Фима, окровавленную и горящую. Влил противоядие, которое временно заблокировало твои силы, а после уложил в свою машину и привез сюда.
Он развел руками, демонстрируя окружающую нас обстановку.
— Значит, никто не знает, что мы здесь, — с грустью подвела я неутешительный итог. — А я мало того, что едва могу пошевелиться, так еще и лишена магии.
— Это временно, сила скоро начнет возвращаться, — попытался утешить меня Хасан, но с учетом
— Что? — не поняла я.
— Тебя вообще здесь не должно было быть, — покачал головой Хасан и вдруг стало очевидно, насколько он вымотан. И как сильно постарел. — Седой не должен был тебя привлекать. Я был против. Но он пошел против моего решения. Он считал, что ты имеешь право знать.
— Что знать?
— У нас с тобой было много плохих периодов, Фима, — он словно говорил сам с собой. — Но вот, что ты должна знать — я никогда не желал тебе зла. Я хотел сделать тебя сильнее. Хотел перекроить тебя заново, по своему образу и подобию. Но ты продолжала оставаться собой. И чем сильнее я давил, тем яростнее ты сопротивлялась и тем быстрее превращалась в себя нынешнюю. Когда мы встретились впервые — я видел перед собой слабую беспомощную девчонку. Потерянную и надломленную. Сейчас я вижу красивую девушку, почти женщину, у которой так много возможностей на лучшую жизнь. Но которую стремительно затягивает в пропасть тьма, клубящаяся внутри.
— Поэтично, — огорошено выдала я.
— Молчи и слушай, — скомандовал Хасан, став таким, каким я привыкла его видеть — злым, надменным, отстраненным. — Погибшие ребята были элементалями огня. Что из этого следует, если всё завязано на генетическом наследовании?
— Это же очевидно, — я пожала плечами. — Либо один, либо оба родителя имели способности управления стихией. В данном случае, мы уже выяснили, что это отец.
— Правильно, отец, — одобрительно кивнул Хасан. — А откуда у тебя твои способности мага огня?
— От отца, — скривилась я, потому что само это слово вызывало у меня такие же ощущения, как если бы я съела килограмм лимонов. — Хотя и понятия не имею, кто он такой.
— Ты понимаешь, что это значит? — я заметила, как напряглись плечи Хасана под простой белой футболкой, не скрывающей обильной растительности и темно-карамельного загара на теле босса.
— Что ты не плохо провел последние несколько недель, — я указала на его кожу. — Как погодка на французской Ривьере? Радовала?
— Ты всегда так делаешь, — тяжело выдохнул Хасан и поправил часы на запястье, мимолетом взглянув на циферблат. — Когда чувствуешь себя в опасности — начинаешь язвить и менять тему разговора.
— Да ничего я не меняю, — буркнула я, поглубже закапываясь в одеяло. — И вообще, спать хочу.
— Они твои братья, Серафима! — громко провозгласил Хасан, почему-то обращаясь к потолку. — Ты сама это уже поняла! Так что, хватит изображать из себя страуса, страдающего анэнцефалией и признай очевидное!
Я резко откинула одеяло и села. Голова мгновенно закружилась, а к горлу подкатила горечь, но это было не так важно.
— Откуда ты знаешь, что их отец и мой отец — это один и тот же человек? — мой голос задрожал. То ли от прикладываемых усилий не заорать, то ли от едва сдерживаемых слез. — У тебя есть тест ДНК? Или может быть, у тебя есть признание этого человека? Возможно, он притаился за дверью, а сейчас зайдет и поведает мне правду о моем появлении на свет?
Хасан молча и терпеливо выслушал меня, а потом также молча потянулся к детективу, который он читал пока я спала, и раскрыл книжку на середине. Там, между страниц лежала бумажная фотография. Он вынул её и протянул мне.
Это была старая, местами помятая черно-белая фотокарточка с истрепавшимися уголками. Такие делали лет тридцать — сорок назад. На ней — трое мальчишек десяти-двенадцати лет, стоящие на берегу реки. Короткие шорты, открывающие вид на тощие и разбитые коленки, и местами порванные майки позволяли предположить, что фотографировались они летом. То ли во время какого-то похода, то ли просто во время вылазки к реке. Мальчишки позировали как взрослые — не в обнимку, а положив друг другу руки на плечи. И весело улыбались, смело глядя в камеру.
— Что это? — недовольно поинтересовалась я, помахав карточкой в воздухе.
— То, что ты искала, — хмыкнул Хасан и встал, направившись к бару. — Выпить хочешь?
Я оторопело помотала головой.
— Уверена? Насколько мне известно от Игната, после ухода из группы твоя основная карьера — алкогольная.
— От Игната? — машинально повторила я, а потом взвизгнула: — Так вот как Сашка меня нашел!
— А ты не знала? — криво усмехнулся Хасан, откупоривая запотевшую бутылку с пивом. — Твоё местонахождение не было для него тайной с тех пор, как…да вообще никогда.
Мы замолчали. Я пыталась уложить в своей голове информацию о тотальном преследовании, а Хасан пил. Но продолжалось это недолго. Вскоре он вновь подошел ко мне, забрал фотографию, которую я все еще зажимала в руке и, взглянув на снимок, с ностальгией улыбнулся.
— Это было лучшее время в моей жизни. Вот это я, — он ткнул пальцем в стоящего по середине смуглого парнишку с забавно торчащей к верху прядкой волос надо лбом. — Никогда не мог усмирить эту прядь. Чтобы я не делал — она все равно топорщилась вверх, словно гребень у петуха. Но повзрослев, я все-таки нашел способ её победить, — и он довольно провел ладонью по своей коротко-стриженной макушке. — А это братья Димитровы, — он указал на стоящих рядом ребят. — Тот, что справа Тамир, а справа — Гаспар.
— Какое-то знакомое имя, — припомнила я. — Кто это?
— С братьями Димитровыми мы знакомы с самого детства, — Хасан поправил трубку капельницы и устроился на краю моей постели. Почему-то вдруг показалось, что ему требовалось быть поближе ко мне. — Я даже не помню, когда именно мы познакомились. В большинстве моих детских воспоминаний присутствуют Тамир и Гаспар. Родные братья с разницей в два года. Из них двоих Тамир — старший. Они жили по соседству от нас. Буквально напротив, только улицу перейти. Наши матери очень близко общались. Да и все мы были как одна семья. Все праздники проводили вместе, все дни рождения и даже именины. А потом что-то произошло. И семья Димитровых в одну ночь просто собрала свои вещи и уехала. Они не оставили ни адреса, ни телефона. Ничего. Наше общение оборвалось в одну секунду. Для меня, семнадцатилетнего пацана, это стало большим потрясением. Потерять двух лучших друзей сразу, почти братьев. Я стал допытываться у матери, что случилось и когда они вернутся. Но каждый раз, когда я заговаривал о своих друзьях, на её глаза наворачивались слезы и она стремительно отворачивалась, а после и вовсе запиралась в спальне. Когда ситуация повторилась несколько раз, ко мне подошел отец, отвел меня в сад, посадил на скамейку у старой яблони и попросил никогда больше не заговаривать об этих людях. Он сказал, что они начали новую жизнь. И нам больше в ней нет места, а потому надо просто идти дальше. Это стало первым болезненным жизненным уроком, который мне пришлось усвоить — люди всегда уходят.