Демоны Хазарии и девушка Деби
Шрифт:
Ничего не помогло в отношении Деби. Вздохи вырывались из глубин легких. Он стал специалистом по разговору со стенами: до чего я люблю тебя, Деби?
Ладно, сказали ему друзья-болгары у замерзшей реки, в тоскливых северных лесах, иди в это село. С бьющимся сердцем вошел в село, где должен был встретиться с одной особой. Он радовался этому сердцебиению: прекрасно, может, я забуду сейчас Деби.
В избушке ждали его две девицы. Он тут же удивился виду Ирис. У нее было нежное лицо, вид невинный и умный. Она улыбалась ему как давняя подруга. Он даже на миг подумал, что она еврейка, но она ею не была. Он был предельно вежлив, попросив вторую девицу покинуть их. Ирис вскочила со смехом. Она была необычной,
Глава восьмидесятая
Ладно, оставим Ахава с его проститутками, идиотскими попытками решить свои проблемы и долгами. С его стихами в пятьдесят строк, которые он пишет на коже и украшает рисунками. С вздохами его и удивлением его друзей, говорящих сентенциями, как нужны двое, чтобы преодолеть боль любви, или: любовь нельзя делить, потому есть такие, которые ее умножают.
В то время, как Ахав спал с девицами в Болгарии, в Итиле начался суд над его товарищами.
Напоследок Ахав взял двух девиц. Но это было еще хуже, еще скучнее. Девицы разговаривали между собой. Пару раз даже смеялись, перешептывались, явно о нем, когда она заставил их лечь так, чтобы одна была на другой.
Когда он завершил с одной, она охватила его ногами, да так, что нельзя было вздохнуть. Может, и вправду она дошла до пика блаженства, но объятье это ногами подобно было клещам, составленным из мышц. Это было странно. Это было по-другому. Ведь каждая женщина – это другое. В этом было что-то особенное, и Ахав долго помнил это.
Суд в Итиле начался после праздников. В воскресенье, первое после праздника Симхат-Тора. Дело действительно длилось бесконечно, и надо было положить этому конец. Граф перестал гневаться на юношей. Ведь он и сам пытался бороться с бесом и столь огромными пространствами, но ничего не помогло. Но суд необходимо было провести. И судьей должен был быть сам Каган, ибо в обвинении фигурировал дьявол Самбатион.
Снова надели наручники Пасалу, Здалияу и Тувияу. Их провели через Лодочный мост в один из роскошных залов суда во Дворце.
Это огромное здание из белого камня заставило их застыть. С трепетом и страхом вошли они в зал заседания суда. И все оправдания, которые подготовили себе Шегдаяу и Тувияу, и всё их недовольство, и вся ирония мгновенно улетучились. Только некоторые вещи они старались не забыть и цедили сквозь зубы: вороны… викинги.
Вошел Каган, и у них затряслись коленки. Перед ними стоял, на расстоянии взгляда, великий властитель, царь. Йосеф. И в это с трудом верилось. Словно воздух в помещении наполнился светом. Лицо его выглядело строгим, крепким, одежда на нем была высшего класса. Он сел.
Говорил обвинитель. Он обвинял подсудимых в пренебрежении долгом, в том, что они оставили детей на произвол судьбы. Защитник начал свое выступление. В то утро он надел новый костюм, повязал любимый свой галстук, и окончательно решил то, что скажет. Он не говорил о преодолении подсудимыми всех трудностей дороги, а остановился, главным образом, на мощи беса, и косвенно напомнил царю, сколько делалось попыток избавиться от этого беса, и насколько запущена была проблема границы на западе. И затем сказал: «С Вашего разрешения, попрошу подсудимого под номером 1 описать бой, который он вёл с дикими викингами на северной границе».
Царь покачал головой в знак согласия. Пасал встал, не зная, как начать, но только защитник задал первый вопрос, и Пасал начал рассказывать о викингах, об их безобразно диком поведении: «С Вашего разрешения, Ваше величество, расскажу Вам, что мне поведал мэр города». И Пасал передал требование мэра укротить шведов, не дать им набраться сил. Настали там плохие времена, голод крестьян на песчаных землях, дождевой червь завелся в человеческой пище.
Царь разгневался на миг и прервал Пасала. Он, царь, знает положение, и нечего ему напоминать, и то, что видит мэр городка на границе, еще не полная картина сложных отношений с викингами.
«Вы правы, Ваше высочество, но я еще должен рассказать об одном, даже если это мне дорого обойдется». И Пасал рассказал ему о белых воронах, и о том, что с ними сделали здесь, в Итиле, до этого суда.
К удивлению Пасала, царь выслушал это с большим вниманием, глядя прямо в глаза рассказчика, время от времени кивая головой, – подтверждая, что это весьма для него важно.
«Было у нас немного времени между Йом а-Кипурим и этим судом, и мы вместе с воронами решили найти отца главы ешивы мудрецов городка Мурма. Когда мы были в Мурме, глава ешивы пытался всеми силами и мудростью снять проклятие с ворон, но безрезультатно. Ужасен был вид раввина, беседующего с высшими силами. Вороны не изменились и не вернулись в человеческий облик. Напутствуя нас, раввин сказал: «Когда придете в Итиль, идти с воронами в синагогу александрийцев. Найдите там отца моего, скажите, что я пытался бороться с колдовскими чарами, но они сильнее всего, что я знаю. Скажите ему, попросил нас глава ешивы из городка Мурма, и голос его дрожал, скажите ему, что сын его взывает к нему о помощи.
Мы вошли синагогу евреев Египта. Её сейчас ремонтируют, меняют часть досок, на которых рисунки поистерлись. Мы боялись, что не найдем отца главы ешивы, что он куда-то уехал на праздники. Но он был там, в учебном классе. Борода его бела, и на лысеющей голове – цветная ермолка. Он давно нас ожидал и выразил удивление, что мы так долго не являлись. Он открыл небольшой шкаф, где хранил книги и записи, камеи и разные сорта песка, чтобы преодолеть чары колдунов-викингов.
Вороны влетели к нему в открытое окно и сели перед ним. Они были очень усталыми и очень скучали по своим семьям. Он приготовил тесто из муки и яиц, раскатал его и разрезал на тонкие полосы.
Затем написал строки из Священного Писания на части этих макарон и покормил ими голубей, а затем их зарезал, и мясо их дал есть воронам, гладя их с большой любовью. Он посыпал их расправленные крылья священным песком из Иерусалима, Хеврона, Бейт-Эля, с горы Гаризим, горы Юваль, горы Кармель, горы Мерон, Газы, и начал молиться, в страхе перед Отцом на небесах. Слышались голоса, хоры, что-то странное было в их голосах, словно бы все певцы были слепы. Большой свет стоял в комнате, крики протеста на слабо различаемом шведском языке, хриплом, отчаявшемся.
Но все это не помогло. Вороны тряслись, головы их качались, хвосты искривились, но всё осталось по-старому. Старый раввин весь покрылся потом, и был почти на грани потери сознания. Затем сказал нам:
«Мне понадобится намного больше. Мне понадобится сам царь. Мне понадобятся десятки тысяч светил, миллионы свечей, факелов и телег, загруженных очищенным свинцом, который при зажигании пылает ослепительным светом. Для того, чтобы вороны опять превратились в людей и освободились от колдовства идолопоклонников, необходимо освещать в течение суток каждый уголок Хазарии. Каждый колодец до дна, каждая расселина или трещина в скале, каждая пещера в горах, каждая нора крота, шахта, подвал должны быть промыты этим светом. Только после того, как всё это в Хазарии будет освещено двадцать четыре часа, от восхода до заката, исчезнут колдовские силы идолопоклонников на севере, поклоняющихся тьме и зиме. Лишь тогда их одолеет сила слов Священного Писания и вороны станут теми, кем были раньше».