День Ангела

Вересов Дмитрий

Счастливый жених появился через минуту, сверкая бриллиантом в ухе, и Лилия Тиграновна торжественно представила его адвокату:

— Вот вам, Платон Маркович, прошу любить и жаловать. Мой будущий муж Георгий Константинович Вариади.

— Весьма рад, — сверкнул бриллиантом Пицца-Фейс и подумал, а не эта ли продажная козлиная бородка мелькала перед ним в суде, когда его, молодого и безмозглого, упекали?

— Весьма приятно, — тряхнул козлиной бородкой адвокат. Взглянул вопросительно, потом еще разок, повернув голову боком и подумал, что оч-чень ему кого-то напоминают эти оливковые с красным перчиком глазки на круглой физиономии. Не эти ли глазки несколько лет назад весьма неодобрительно

и с гадкой насмешкой смотрели на него в суде, а потом отправились куда-то там, понятно куда? — Очень приятно, — с долей неуверенности повторил Платон Маркович. Он успел обратить внимание, что за спиною Георгия Константиновича в туманной дали коридора переминаются в ожидании четыре очаровательные Зайки. Или Киски. Типичные Зайки или Киски. — Ну что же. Все готово для подписания…

— Брачного контракта! — торжественно провозгласила Лилия Тиграновна.

— Дорогая, — всем своим видом выразил восторг Георгий Константинович. — Дорогая!

А Платон Маркович полез во внутренний карман за мемекающим мобильным телефоном.

— Слушаю вас, Марат Адольфович! — произнес он в микрофон мобильного. — Не к деньгам ли вы, любезнейший, под самый Новый год?

— Видимо, к ним-с, Платон Маркович, — проблеяла трубка. — Если имеется у вас в знакомых толковый компьютерщик-с. Дело безотлагательное и потому, сами понимаете-с, высокодоходное. У нас тут договорчик горит синим пламенем-с на стыке годов. Нам бы этот стык-с того-с… Вы меня понимаете?

Все отлично понимал Платон Маркович. Бывают такие документики, договорчики, которые, кровь из носу, требуется подписать до ноля часов данного года. В противном случае начинай сначала всю пакостную суету с бумажками, что в ноль часов одна минута, лишь отзвонят куранты, становятся недействительными. И все бы ничего, и все прекрасно можно оформить задним числом (за дополнительную мзду нотариусу, разумеется), если договорчик местного значения. А вот если дело связано с заграницей и положено посылать по факсу… Как тут посылать по факсу? Все просрочено. Все просра… Гмм. И что? А то. Штрафы, головокружительные неустойки, судебные разбирательства. Осиное гнездо на голове и нервное истощение.

Все отлично понимал Платон Маркович, поэтому он повел сначала бородкой, потом глазом в сторону Георгия Константиновича, потом развернулся всем корпусом и изобразил собою знак вопроса.

— Уж спрашивайте, Платон Маркович, — разрешила Лилия Тиграновна. — Не тушуйтесь. Что там нужно полезному мужчине Марату Адольфовичу? Исполнить три желания?

— Не три, всего лишь одно. Толковый компьютерщик ему потребовался, Лилия Тиграновна. Такие дела. И прямо сейчас. Может получиться отличный задел для вашего нового бизнеса. Возможно, вам известна такая фигура, как Оксана Иосифовна Полубоевая-Михельсон?

— Наслышана, Платон Маркович. Стенобитная машина, говорят. Танк последнего поколения.

— Немного преувеличенно, Лилия Тиграновна. Дама искрометная и взрывоопасная, однако мила в своем роде. Так вы принимаете ее деловое предложение, просьбу о помощи?

— Безусловно, — ответила Лилия Тиграновна.

— Мы едем, Марат Адольфович, и везем вам непревзойденного компьютерщика, — сообщил трубке Платон Маркович. — Куда мы едем?

— Мы едем на Третью линию Васильевского острова-с, Платон Маркович. Там и встретимся на углу Среднего проспекта.

— Контракт мы подпишем прямо в машине, дорогой, — ласковой ведьмой улыбнулась Лилия Тиграновна. И Пицца понял, что им, Пиццей, с пылу с жару начали торговать. Но мы еще посмотрим кто кого, подумал он, мы еще развернемся, раскрутим дымный хвост, вылетая из распечатанной бутылки. И он подмигнул издалека Зайкам и Кискам, которые официально именовались ассистентками,

подмигнул, чтобы следовали за ним во второй машине.

* * *

Сеня Шульман не утоп первого октября, ибо не всё на свете тонет, даже получив по голове спасательным кругом. Его быстро и грубо вытащили и забыли, увлеченные воскрешением Инны. Сеня обиделся, плюнул, оттопырил нижнюю губу, разделся догола, брезгливо сбросил на палубу «Корюшки» растекавшиеся ручьями шмотки, завернулся в казенную скатерть, сел в свою машину и укатил. И ничего с ним не сделалось, даже ни разу не чихнул. А наутро, свеж и бодр, встретился за столом переговоров с Оксаной Иосифовной.

После того как Оксана Иосифовна пожурила Сеню за плохо прикрытую, неосмотрительную наглость в ведении финансовых дел, они пришли к консенсусу и отправились обедать к «Палкину». И Сеня, любитель крупных пышных блондинок, рассыпал гусарские комплименты, млел и таял в присутствии великолепной Оксаны, что не осталось незамеченным и было ею оценено должным образом. Вечером снова был ресторан, ужин при свечах, страстный напор со стороны Сени, и — состоялся консенсус иного рода. Наутро после консенсуса Оксана Иосифовна, потягиваясь на шелковых простынях, шептала в черно-кудрявую грудь Сени: «Я тебя, Сенчик, отпетого жулика, к больным все же не пущу из гуманности. Будешь у меня на гешефтах». Сеня вздымал грудь и соглашался.

Через два дня Оксана Иосифовна объявила Вадиму Михайловичу о своем намерении с ним развестись, что было воспринято Вадимом Михайловичем до обидного спокойно. Все, связанное с формальностями развода, происходило, впрочем, цивилизованно и даже сентиментально, и прежние деловые отношения оставались без изменения, на чем особо настаивала сама же Оксана Иосифовна. Ей в роли управляющего, директора, совладельца приобретаемой клиники нужен был человек, которому она могла бы безусловно доверять. К тому же она совестилась своей измены — чуть ли не четверть века вместе и в горе, и в радости кое-что да значили, а клиника к тому же представляла собой прекрасный подарок на прощание.

И дело завертелось. Оксана Иосифовна собиралась замуж за Шульмана, покупала клинику для Вадима и отлаживала уже существовавшие зарубежные связи клиники. На полках офиса «Авиценны Санктуса», с ходу переименованного в «Клинику доктора Михельсона», множились тома документации, всюду попадались проекты рекламных буклетов и черновики смет. А Вадим Михайлович, подписав четыре-пять, десять, двадцать самых необходимых бумаг, а также засвидетельствовав подписью свое намерение развестись с супругой, взял да вдруг исчез в неизвестном направлении. Сказал, что уезжает на время, что нуждается в отдыхе, что к Новому году вернется, оставил заместителя и растаял. Словно смыт был холодными дождями, как детский меловой рисунок с асфальта. Да и черт бы с ним, но под самый Новый год сложились критические обстоятельства с зарубежными договоренностями, которые он обязан был подписать как лицо, официально возглавляющее клинику. И где он, спрашивается? Где он, изверг? Где, негодяй?!

— И где он, спрашивается? — кипятилась Оксана Иосифовна, наполняя горячим паром только что отремонтированный офис «Клиники доктора Михельсона». Одной рукою она подписывала документы, а другой — стиснула невозможной ценности мобильный телефон.

— Вот-с, еще здесь засвидетельствуйте, — подкладывал ей очередную бумажку Марат Адольфович. — Вот-с, еще здесь… Все необходимые изменения внесены-с по вашей просьбе. Господин Шульман, ваш черед-с, не промахнитесь: ниже свидетельствует нотариус. Благодарю-с. Все замечательно. Не хватает лишь подписи господина Михельсона-Лунина. Где же он, Оксана Иосифовна? Вы уверяли, что он вот-вот появится. Как же так-с?