День Ангела
Шрифт:
— Я-то не прочь, задрав штаны, — сказал академик. — Мне-то что. А вот Настя у нас солидная, что твоя царица Екатерина. Куда ей нестись? Себя не уважать. — И Геннадий Николаевич вытащил мобильный телефон и вызвонил шофера, полагавшегося ему как почетному гостю города.
В восемь вечера, в девять, а потом и в десять на почтовом сайте плясал под «Джингл Беллз» и жонглировал снежками Дед Мороз. Такая вот пришла Никите новогодняя открытка. А к открытке приписка: «С наступающим, Кит! Если не занят чем-то сверхважным вроде борьбы со злыми пришельцами, если не приглашен на Кремлевскую елку или еще куда, приезжай в Центр, на Шестнадцатую.
Если пишут «очень нужно», значит, что-то задумали. И еще Даша говорила, что к Новому году должна подоспеть Татьяна. А Татьяну, грачика-чернушку, очень хотелось видеть и почувствовать рядом ее птичье плечико. Хотелось видеть с тех самых пор, когда они разговорились на кухне Центра после фотографической выставки. И наплевать совсем на этого ее «хорошего знакомого»… Яшу, кажется. Хотя и грустно. Грустно все это. Никита, однако, спроси его кто с небес, не смог бы толком определить причину своей меланхолии. Не имел он опыта, не знал прецедента, чтобы понять, с какого такого переполоху Новый год ему не нужен и не интересен. Не было с ним такого никогда, даже когда маман напивалась в самый трепетный момент и забывала, что сыну неплохо было бы купить подарочек. Хоть что-нибудь. Но праздник-то, ожидание чуда-то было с ним! А теперь — ничего подобного. И матушка месяц назад куда-то сгинула без объяснения причин. Может, лечиться, наконец? А у него меланхолия одна в подружках. И, возможно, еще Татьяна, черная птичка.
Свет клином на Татьяне, разумеется, не сошелся. Но Никита был счастлив увидеть ее на той самой кухне, на том самом подоконнике, с чашкой чая в руке. И Дашка, сияя светлой рыжиной, из которой торчали позолоченные чертячьи рожки, извернувшись, упершись затылком в оконную раму, пришивала ей к лопаткам мохнатенькие ангельские крылышки. Белые-белые, в снежных блестках.
— Привет, Никита, — как всегда завопили все хором — и Дашка, и Таня с полным ртом чая, и Нодар сквозь сигаретный дым, роняя пепел на костюм пирата, и Дэн в красной шубе Деда Мороза, обмахивающийся каким-то журналом. И даже принаряженные маскарадные дети, вероятно из рисовальной студии, что суетились и сновали по кухне с гигантскими бумажными снежинками и гирляндами разрисованных флажков, приветствовали его высокими голосами.
— Привет! — отозвался Никита и приткнулся в углу, ловя Танин задорный взгляд и всегда насмешливую улыбку.
— Танька, перестань строить Никите глазки и не елозь! — командовала Даша. — Будешь кривокрылая. Верх неприличия для ангела!
— Не знаю, что я за ангел такой с черной головой, — жеманилась Таня, — не бывает таких ангелов.
— Наденешь капюшон с белыми кудряшками, и все дела, — объясняла Даша, вытягивая путаную нитку.
— Так это будет ку-клукс-клановец, а не ангел. Капюшон! Ну, вы и придумали, — смеялась Таня.
— С белыми кудряшками, я сказала! Какие могут быть белые кудряшки у ку-клукс-клановца? Что ты капризничаешь, Танька? Вот сейчас как иголку воткну! Дэн, давай, читай дальше! Обмахивается он! Это тебе не веер, а наша первая рецензия. Никита, для тебя кое-что есть в костюмерной. Переодевайся иди.
— Что происходит-то? — спросил Никита. В этом дурдоме всегда следовало уточнять, что происходит, чтобы не влипнуть в историю. — Может мне кто-нибудь объяснить?
— Нас заказали, — очень доходчиво объяснил пират Нодар и раскрутил
— Славно, — высоко поднял брови Никита. — Это в каком же смысле? Доигрались?
— Идем всей толпой по адресу и поздравляем народ с Новым годом. Танцуем, веселимся, всех тормошим и раздаем подарки, — сжалилась Таня и объяснила: — Если ты, Кит, с нами, иди в костюмерную, переодевайся. Не бойся, там жена Дэна, она не отдаст тебя на растерзание девчонкам. Времени в обрез, Никита, стрелочки на часах бегут. Дэн, читай, что ли.
Никита, так и не опустив бровей, побрел к девчонкам-костюмер-шам, к которым относился с большим подозрением — им только в руки попади, а Дэн продолжил чтение, прерванное появлением Никиты:
— «В числе работ, допущенных к участию в конкурсе, особого упоминания заслуживает дебютный проект Нодара Долоберидзе и Дарьи Барсуковой, — важно, будто с трибуны, читал Дэн. — Отсутствие режиссерского образования не помешало авторам этой малобюджетной ленты…» Слушай, Татьяна, этому твоему знакомцу из редакции обязательно нужно было писать про отсутствие образования у авторов? Бестактно, по-моему.
— Так ведь честь и хвала: без образования, а такие крутые, что сразу чуть ли не в лауреаты такого… О! — воскликнула Таня, не закончив мысли, и Дэн обернулся, заложив пальцем страницу журнала.
В дверном проеме кухни неуклюже мыкался рыцарь, блистал фольгой, как начищенным серебром, что-то безрадостно бубнил в картонный шлем и разводил руками.
— Никита, подними забрало, — меланхолично посоветовал Нодар и заткнул кинжал за пояс.
Никита нащупал картонную крышку, робко поднял ее двумя пальцами и заворчал как старый дед:
— Я все время боюсь, что эта штука развалится. Я иду, а она шуршит, поскрипывает и потрескивает. И вид у меня глупее некуда, вам не кажется, дамы и господа?
— Не кажется! — воскликнула Даша, а Таня за чашкой, которую не выпускала из рук, растянула свою насмешливую улыбку. — Не кажется! — настаивала Дашка. — Отлично выглядишь! На сто баксов! И ничего не развалится — там такой клей! Камни склеивает.
— Ты меня успокоила, — проворчал Никита и захлопнул забрало — выпукло склеенную блестящую картонку с длинными вертикальными прорезями, захлопнул, чтобы скрыть недовольство во взоре. Черт знает во что его опять втянули. Дурдом, чего и ждать. Иди теперь куда-то кого-то развлекать, задыхайся под картоном.
— Ребята, уже совсем пора! — завопила Дашка и перекусила нитку у Таниного плеча. — Одеваемся и бежим! Дети, ангелочки, гномики, снежинки! Одеваемся — и вперед! Опоздаем, солнышки! Никита, надевай куртку прямо на латы! Ничего им не сделается! Нодар, что ты спишь?! Дэн, прикрой свою бороду дедморозовской, не забудь, пожалуйста!
И все завертелось-закружилось по Дашкиному хотению и велению, замелькали шапки и варежки, разлетались по хозяевам сапожки, захлопали двери, из дверей вылетали черти и ангелы, звездные мальчики и феи, бабочки и жуки, коты и медведь, и взбудораженная толпа через велосипедный тоннель высыпала на площадку. И Никита, который плохо видел сквозь постоянно падающее забрало, столкнулся там с каким-то поспешающим навстречу Дедом Морозом. Дед Мороз был точно не Дэн, потому что синий, а не красный, но хрюкнул при столкновении на удивление знакомо. Деда Мороза следовало, как говорится, разъяснить, и Никита поймал его за пышную бороду, оттянул ее за резинку рыцарской рукою и под бородой узнал… Сашку, старого своего купчинского кореша, с которым не виделся с тех пор, как топили они у Петропавловки почившего Перегринуса Четвертого породы бассет.