День без конца и без края
Шрифт:
– Пропала моя пшеница... Не вызреет, - говорит Муся.
– Я знаю такое место, где пшеница всегда поспевай, - сказал Аржакон.
– Что за место?
– спросила Муся.
– Мой друг есть. Далеко живи. Надо на лодке ехать.
– Кто он такой?
– Его кержак. Пантелей зовем...
– Вы можете со мной съездить?
– спросила Муся.
– А почему нет? Можно, такое дело.
– Поедем завтра же, утром.
Легкая долбленая лодка поднимается вверх по лесному ручью. Аржакон
– Устал, наверно?
– спрашивает Муся.
– Есть такое дело, немножко, - отвечает Аржакон.
– Давай я помогу, потолкаю, - говорит Муся.
– Сиди смирно! Женщин имей ноги слабые. Стоять лодка нельзя.
– Ты прямо все знаешь, Аржакон!
– Конечно, - смиренно соглашается тот.
– А почему нет?
Укромная лесная протока. Вода тихая, темная, как машинное масло. Лодка идет быстро, бесшумно. Наконец Аржакон выпрыгнул на берег и вытянул лодку.
– Вылезай! Приехали, такое дело.
По еле заметной тропинке Аржакон пошел вперед, в лесную чащобу. Муся за ним. Вскоре они вышли на просторную поляну. Здесь было поле необычно низкорослой, по локоть, желтеющей пшеницы. Муся как увидела эту маленькую пшеницу с большим колосом, так и припала на колени.
– Это же карликовая пшеница! Карликовая! Загадка веков... Понимаешь, Аржакон?
– Конечно.
– И колос цветет вовсю. Она созреет, непременно созреет.
– А почему нет?
Муся сорвала один колосок, положила на ладонь.
– Ну, пошли к хозяину.
На другом краю этого обширного поля, возле самого облесья, стоял добротный крестовый дом из потемневшей коричневой лиственницы, а за ним двор, амбар, поленницы и, наконец, на отшибе молотильный сарай. Все здесь сделано прочно, экономно.
Когда Муся и Аржакон подходили к дому, залились собаки, и сам хозяин вышел на крыльцо. Это был еще относительно молодой мужик без шапки, с кудлатой рыжей головой, в оленьей безрукавке, в бахилах из сохатиного камуса, он высился горой на крыльце.
– Цыц!
– зычным окриком унял он собак.
– Проходите, они не тронут, прогудел и, не здороваясь, сам прошел в избу.
В чистой передней комнате, с большой русской печью, с божницей в красном углу, он поздоровался легким поклоном:
– Здравствуйте! Проходите к столу.
На лавке у стола сидела миловидная женщина в длинной поневе и в белой полотняной кофте с красным шитьем на рукавах. Рядом с ней сидели и смирно глядели на вошедших два мальчика.
– Пантелей, я тебе привозил ученый. Его Москва ездил, - указал Аржакон на Мусю.
– Теперь у нас на станции работай.
– Меня зовут Мария Ивановна...
– Милости просим, - повторил Пантелей, приглашая
Хозяйка встала из-за стола, прошла к печке.
– Может, молочка топленого испробуете? С кашей. Может, мясца? спросила она Мусю.
– Спасибо, мы не хотим.
– Тебе не хочет, моя хочет. Тебе лодка сиди, моя шестом толкай. Не одинаково, понимаешь.
Все засмеялись. Стало как-то проще. Хозяйка накрыла на стол, беседовали, рассевшись по лавкам.
– У вас всегда вызревает пшеница?
– спросила Муся.
– Всегда, - ответил хозяин.
– А сколько же лет вы здесь сеете?
– Не знаю. Еще дед мой раскорчевал эту заимку. Мне она досталась при семейном разделе.
– Значит, это заимка? А где же ваш основной дом был?
– В Вознесенском. Там отец проживал.
– А где же он теперь?
– Сослали в Сибирь.
– В Сибирь?! Куда уж еще из Якутии?
– Лес заготовлять. Говорят, кулак.
– Что значит - говорят?
– Значит, так определили. А какой же кулак отец мой? Вон Рындин был кулак! Рыбный завод держал... Работников имел. А отец мой сам всю жизнь хрип гнул, не токмо что работников нанимать. Дак мы сами плотники, сами все и смастерили. Какие же мы кулаки?
– И вас с Авдотьей притесняют?
– Покамест нет. Мы в середняках числимся.
– А вы жалобу писали насчет отца?
– Писал, да что толку? Может, отца бы и не тронули, да нужда случилась. Артель охотничью создали, а конторы не было. Вот и заняли дом моего отца под контору да под пушной склад.
– Кто же так распорядился? Это ж нечестно!
– Судейкин.
– Сидор Иванович?
– Он эту артель создавал. А потом ушел на станцию. Теперь и спрашивать не с кого.
– Нет, это дело нельзя так оставить. Я мужа попрошу - пусть съездит в Якутск.
– Где уж там...
Хозяйка меж тем накрыла на стол и даже поставку медовухи налила.
– Кушайте на здоровье, кушайте!
Хозяин налил медку себе и Аржакону. Муся пить отказалась.
– Як вам с большой просьбой: нельзя ли у вас выкроить небольшую деляну? Для моих опытов. Мы все это оплатим вам, по договору.
– Какие же вы опыты хотите провесть?
– спросил хозяин.
– Я хочу вывести такой сорт пшеницы, чтобы он созревал и здесь, и в Вознесенском... Повсюду в Якутии.
– Хорошее дело! Ну что ж, столкуемся.
– Ваше дело толковать, мое дело выпивать, - сказал Аржакон, поднимая кружку.
– На здоровье!
– сказал хозяин.
Контора опытной станции. За столом сидит Василий. Рядом на стульях Муся и Судейкин.
– Как же так случилось, Сидор Иванович, что вы отобрали дом у Филата Одинцова?
– спросил Василий.