День без конца и без края
Шрифт:
– Вечером приехали на двух подводах. Скотину увезли и его посадили... А потом уж этих вот, лесорубов, привезли, а нас в анбар переселили...
Авдотья прошла к сусеку.
– Зерно-то ваше в сохранности. Пока не добрались до зерна-то. Забирайте...
– Спасибо! И вот что, Авдотья, собирайся! Детей собирай, и поедем с нами.
– Да куда же мне ехать?
– заплакала опять Авдотья.
– Кому я нужна?
– Мы вас проведем рабочей. И комнату вам дадим.
– Спасибо вам, кормилица! Матушка-заступница...
– завопила
– Всю жизнь за тебя бога молить буду.
Глядя на мать, горько заплакали дети.
– Что вы? Что вы? Встаньте! Разве так можно?
– говорила Муся, пытаясь поднять Авдотью.
– Чапурин, собирайте детей!
– приказала Муся.
Авдотья мигом встала.
– Да вы уж не обессудьте. Я сама быстренько соберусь. А вы зерно-то, зерно грузите в мешки. Там вон и мешки приготовлены.
Чапурин взял мешок, развернул его, пощупал и сказал:
– Добрый мешок... Травяной! Начнем, что лича!
Муся с Авдотьей стали держать мешок, а Чапурин насыпать зерно.
Подвода с Мусей, Авдотьей с детьми и Чапуриным подъезжает к станции.
– Сгружай пшеницу, - говорит Муся Чапурину и решительно идет в дверь.
Комната Судейкина. По стенам развешаны осовиахимовские плакаты: разрезы винтовки и противогаза, окопы полного профиля, с красноармейцами, ползущие по-пластунски стрелки и прочее. Судейкин сидит за столом, подбрасывает костяшки на счетах.
Входит Муся.
– Сидор Иванович, мы приняли новую рабочую. Квартиры пока у нас нет. Придется размещать в вашем кабинете.
– То есть как в моем кабинете? А мне куда?
– Переселяйтесь к директору. Зимой вам будет веселее.
– А кого мы приняли? Что за рабочая?
– Авдотья Одинцова.
– Ту самую, с заимки?
– Да.
– А вы знаете, что их раскулачили?
– А это меня не интересует. Приказ директора... Прошу выполнять.
– Ну ладно, поглядим!
– Судейкин уходит.
Муся начинает снимать со стены плакаты.
В селекционной лаборатории женщины перебирают семена. Перед каждой на столе небольшая кучка, которая постепенно истаивает...
Муся засевает семена в плошки. В иных плошках уже крупные зеленя.
Мерзлое окно оттаивает, оплывает. В окно стучатся первые капли дождя. На поле Чапурин пашет на паре лошадей двухлемешным плугом.
Аржакон погоняет лошадь с сеялкой. Муся стоит на запятках сеялки.
И вот уже комбайн плывет. Комбайнер в очках, незнакомый нам. А подручным сидит Аржакон; он дергает за веревку копнителя. Параллельно с комбайном идет грузовик - принимает зерно.
Грузовик отходит от комбайна и катит по пыльной полевой дороге.
Он подъезжает к пакгаузу возле реки; здесь грузчики насыпают мешки. На каждом мешке крупное табло: "Госсортиспытание" и чуть ниже, крупно: "Якутянка-241". Мешки несут на катер. Здесь Муся что-то говорит приемщику и расписывается в накладных. Приемщик тоже подписывается.
На
– Нагрузились?
– Да, - отвечает счастливая Муся.
– Ну, поздравляю! С первым рейсом нашей "Якутянки", - Василий жмет ей крепко руку.
– Разрешите и мне присоединиться, - жмет руку Мусе приемщик.
– Ваша "Якутянка" далеко пойдет.
– Не знаю, как "Якутянка", а вот автор ее далеко поедет... Это уж точно!
– Василий вынимает из папки отпускной билет и подает Мусе.
Муся читает, сначала не понимая:
– Отпускной билет...
– И взрывается от радости: - В Москву едем? На восемь месяцев! Вася, милый!
И она, забывшись, целует его при всех.
Опытная станция. Длинный северный день клонится к концу. Еще в кровавом отсвете заходящего солнца полыхает закат, еще в синей дымке хорошо просматриваются восточные дали, а природа уже спит: затихла до зеркального блеска река, не видно птиц в воздухе, бормочут спросонья куры на поветях, тяжко вздыхают жующие сено лошади, спят на подушках дети - Володя и Наташа, и где-то далеко на лесной опушке монотонно и протяжно кричит полярная совка-сплюшка:
– Сплю-у-у... Сплю-у... Сплю-у-у...
Василий и Муся сидят в селекционной лаборатории. На столах целые вороха отборного зерна. И они утомились: Василий курит, Муся сидит, устало опустив руки.
– На сегодня хватит, - говорит Василий.
– Спать пора. Завтра с рассветом в путь.
– Да, пора, - отзывается Муся...
Они шли от реки. Их было трое: один в военной форме с пистолетом, второй в сапогах, черном плаще и широкой кепке, третьим был Судейкин. Они подошли уверенно к дверям Силантьевых и постучали.
– Кто там?
– отозвался Василий.
– Василий Никанорович, откройте!
– сказал Судейкин.
– К вам уполномоченные.
Василий открыл дверь и те вошли, оттеснив его плечом.
– Спокойно!
– сказал человек в кепке.
– Мы из Якутска.
Он показал Василию удостоверение и ордер на арест, потом коротко приказал:
– Собирайтесь!
Муся, еще толком не поняв, в чем дело, спросила:
– Куда?
– Вас это не касается, - ответил тот, в кепке.
Между тем он и лейтенант стали тщательно осматривать комнату. Но здесь, ничего, кроме кроватей, да шкафа, да спящих детей не было.
– Где ваши бумаги?
– спросил старший, что был в кепке.
– Какие бумаги?
– Ну, записи, книги, тетради.
– Все в лабораториях, - услужливо сказал Судейкин.
– А вы помолчите, - оборвал его старший.
– Есть!
– вытянулся Судейкин.
– Попрошу в лабораторию!
Василий, все трое пришедших и последней Муся вошли в лабораторию Василия.
– Это ваши записки?
– указал старший в черном плаще и кепке на стопку папок, тетрадей и черновых записок.