День, когда пришли марсиане
Шрифт:
В красном пятне было двадцать растений - всего несколько недель назад их не было. Они действительно довольно красивы, подумал Сол, глубоко дыша, с зелеными стеблями и узкими листьями, с красновато-пурпурными цветами, вытянутыми кверху, словно факелы.
Профессор Мариано сорвала один стебель и раскрыла бутон.
– Пурпурный вербейник, - мрачно определила она.
– Lithrum salicaria. Ни на что не годен. Никто его не ест, а сам он вытесняет остальные виды. Дайте мне руку.
Сол помог ей взобраться на берег.
– Я видел, как пчелы прилетали к нему за нектаром,-сказал он.
– Бабочки тоже.
– Может, они от этого заболеют. И к тому же он не отсюда. Он чужой. Занесен откуда-то из Азии.
– Я могу опылить его, - сказал он.
– Нет!
– затем более сдержанно: - Мы не должны использовать в заповеднике гербициды, вы сами это знаете. Может, стоит послать кого-нибудь из добровольцев вырвать их - но они тут же снова появятся…
Она сидела на краешке сиденья косилки и качала головой.
– Теперь вы понимаете, почему меня не радует прибытие марсиан? Это же творится повсюду на земле. Люди привозят растения и рыб, которые им нужны. Они попадают туда, где у них нет естественных врагов, и сами становятся врагами всего, что там живет! Как на Гавайях…
Сол терпеливо облокотился на капот косилки, чтобы выслушать привычную лекцию. Водяные гиацинты во Флориде. Кролики в Австралии.
– И этот бурый речной рак, Ornocentes rusticus – знаете, что он натворил в Висконсине? В некоторых озерах даже плавать невозможно, потому что он вцепляется во все, что движется. Он пожирает все, и озера умирают! Вязы в Англии, американский орех, скворцы в Америке, африканские пчелы-убийцы, огненные муравьи…
– Не надо так волноваться, док, - ласково сказал Соломон.
Она положила руку ему на плечо. Сначала он подумал, что это жест симпатии, но рука была слишком тяжела. По ее побледневшему лицу он понял, что она сейчас упадет.
– Помочь вам подняться в кабину?
– встревожено спросил он.
– Вы тоже забирайтесь, - сказала она.
Большую часть пути назад по тряской проезжей дороге она молчала. Он не остановился у лесной дорожки, а продолжал ехать вперед по объездной дороге, чтобы выехать на главный путь. Она не остановила его.
Когда они оказались на стоянке, румянец стал возвращаться на ее лицо. Выходя из кабины, она пожала ему руку.
– Я уже в порядке, - сказала она.
– Вы-то как?
– О, прекрасно, - усмехнулся он.
– Врете, - вздохнула она.
– Но вы можете вернуться к работе.
– Она окинула его взглядом с ног до головы.
– Вы хороший мальчик, Сол. Если бы вы нашли настоящую работу…
– Мне и тут хорошо, доктор Мариано.
Она кивнула - не в знак согласия, а лишь показывая, что знала его ответ заранее.
– Мне хотелось бы, чтобы вы встретили красивую молодую женщину. Вам нужно общаться с девушкой, а не с такой старой летучей мышью, как я.
Он продолжал улыбаться, хотя это было нелегко.
– Когда мне понадобится девушка, я позабочусь об этом, - ответил он.
Отчасти это была правда. Если бы ему это понадобилось, он бы позаботился об этом, это правда, поскольку ему казалось, что вряд ли когда-нибудь у него возникнет потребность в женщине. У него была потребность в другом, гораздо худшем.
Когда Сэйра вызвали на окончательный консилиум в госпиталь Управления по делам ветеранов, армейские врачи были с ним откровенны. Словно кто-то написал КОНЕЦ поверх истории его жизни.
Это было не только из-за его спины. Спина всего лишь болела. Было еще кое-что, не позволявшее найти для него в будущем ничего, ради чего стоило бы пытаться выжить.
– У вас, - сказал хирург, - то, что мы называем травматической орхидектомией. Это, однако, не имеет ничего общего с орхидеями.
– Возможно, он пытался изобразить нечто вроде юмора.
– Это значит…
– Это значит, что я лишился мошонки, - сказал Сэйр, кивнув в знак того, что понимает.
– Это я уже знаю. Но неужели нельзя имплантировать или, может, есть какие-нибудь гормоны…
Врач покачал головой.
– Только не в вашем случае, - с сожалением сказал он.- Но у вас все-таки есть немного остаточных тестикулярных тканей. Этого хватит для определенного функционирования. Вы, возможно, даже сумеете стать отцом.
– О да, возможно, – сказал Сэйр. Когда у него еще была отчаянная надежда на то, что трансплантация сможет ему вернуть то, что никогда уже не вырастет, ему рассказали, что он и возможная мать должны будут делать, чтобы зачать ребенка. Он не мог этого себе представить.
– Как бы то ни было, - утешающе сказал доктор Хасти,- боюсь, что при нынешнем состоянии вашего позвоночника любое нормальное половое сношение будет чрезвычайно болезненным.
– Да, - сказал Сэйр, понимая, что это правда, поскольку уже сейчас ему было слишком больно. Только морфий помогал это выдерживать.
– В любом случае, - сказал доктор Хасти, - остальные прогнозы тоже не слишком хороши.
– Мне говорили, - ответил Сэйр.
– Да. Значит, вы знаете, что хотя мы и можем прописать вам тестостерон или какой-нибудь другой стероид…
– Да, они, возможно, вызовут у меня рак.
– Сэйр устал от разговора. Ему хотелось уйти куда-нибудь, где никто не сможет увидеть его лица, и подумать о том, каким будет остаток его жизни.
– Значит, я должен соблюдать этот ограничивающий режим. Не поднимать тяжестей. У меня будут все виды расстройства желез. При тяжелой физической работе возможны обмороки. Мне нужно следить за сердцем. Возможно, я никогда не смогу работать полный рабочий день.
– Ну, это еще не окончательно.