День космонавтики
Шрифт:
А то я не знаю! Весь следующий класс нам предстоит просидеть за одной партой, и я буду чуть ли не ежедневно провожать её до подъезда, и даже носить портфель. А влюблюсь всерьёз только через год, в десятом классе — и не сказать, чтобы совсем уж безответно. Мы танцевали на выпускном, целовались… а потом, спустя всего три месяца я узнал, что Ленка вместе с родителями уезжает в Вену… а дальше сами понимаете, куда. Насовсем. Это стало первой моей серьёзной жизненной катастрофой… во всяком случае, так я тогда думал.
И собака у неё, помнится, тоже была — сколько раз, помнится, я выходил из дому после ужина, чтобы сопроводить эту парочку во время вечерней прогулки…
— Мама говорила — у тебя тоже есть собака? — спросила тем временем девочка. — Она вас вчера здесь видела, а сегодня перед школой заметила и узнала! Какая-то особенная, редкая порода? Мама говорила — очень красивая?
Слов-то сколько… но интерес явно неподдельный — оно и неудивительно, если вспомнить, какой фурор мыс Бритькой произвели вчера среди местных собачников. А что, чем не повод для развития и углубления знакомства?
— Так и есть. — отвечаю. —
— Я вот тоже собрался сейчас её вывести — так может, дождётесь меня? Я быстро, туда и обратно, вот и познакомитесь!
И, не дожидаясь радостного «Да, конечно!»,или хотя бы согласного кивка, со всех ног припустил к своему подъезду, размахивая на бегу авоськой с пельменями и половиной круга ливерной колбасы.
Прогулка затянулась часа на полтора. Скучать, впрочем, было особо некогда. Звери, спустив первый пар, притомились колбаситься и держались поближе к нам, так что решено было отправиться на улицу Крупской, пройтись по бульвару. Одно слово, что бульвар — деревья ещё не успели толком пойти в рост, так, торчит из земли что-то, недалеко ошедшее в своём развитии от прутиков-саженцев, какими они были всего несколько лет назад. Впрочем, нам было не до зелёных насаждений: сначала мы непринуждённо болтали о породах собак — Бритька ожидаемо вызвала у моей спутницы массу восторгов, — потом плавно перешли на одноклассников и школьные дела. Лена удивилась, узнав, что я, по сути, живу один, пока родители в командировке — в её реакции я уловил нотки лёгкой зависти. А когда я упомянул что уехали они не куда-нибудь, а на Байконур — пришла в восторг. «Как здорово! Увидят всё своими глазами! — защебетала она. — Кстати, сегодня вечером, после «Очевидного-Невероятного» трансляция будет, экстренный выпуск с космодрома! Будешь смотреть? Я удивился — в просмотренной мною телепрограмме никакого экстренного выпуска не значилось. Лена снисходительно объяснила, что экстренный — он на то и экстренный, об изменении программы объявили только вчера, во время программы «Время», и теперь её родители — как и все остальные, наверное, — ждут-не дождутся назначенного часа. Ещё бы, такое событие — первый запуск не с помощью ракеты-носителя, как это было раньше, а с помощью новой орбитальной катапульты, весь мир, наверное, будет у экранов, как в те два раза, когда американец Армстронг, а через два года и наш Фетисов по Луне расхаживали! Да ещё и передачу обещают цветную, здорово же!
После её слов Фетисове и Луне я завис — и настолько, что даже не сразу обратил внимание на оговорку насчёт «орбитальной катапульты». Чтобы как-то выйти из неловкого положения (не спрашивать же, тем более, у девчонки — раз родители работают в космической программе, по идее сам должен знать!) я промямлил, что у нас телевизор чёрно-белый, и в цвете я не увижу. И немедленно получил предложение: «пошли к нам, у нас и посмотришь!»
— А родители не будут возражать? — спросил я, покосившись на часы. — Я ведь у вас никогда не был, и вообще, неудобно…
А сам покосился на запястье — до начала «экстренного выпуска» оставалось минут двадцать, и если соглашаться — как раз хватит времени, чтобы отвести Бритьку домой.
— Нет, что ты, мама даже обрадуется! — легко отозвалась Ленка. Она вчера весь вечер только о ней и говорила, всё сетовала, что хорошенько рассмотреть не смогла — вот, сейчас и рассмотрит!
— А твой отец?.. — я всё ещё не мог избавиться от сомнений.
— Папа сейчас не дома, будет поздно. Да и он не будет против, он собак ещё больше мамы любит! Соглашайся, чаем тебя напою, у нас кусок торта остался, «Прага». Вку-усный!
— Ну, раз «Прага», тогда пошли! — сдался я. В самом деле, зачем упираться, если так и тянет согласиться? И дело, если уж совсем честно, отнюдь не только в таинственной «орбитальной катапульте», действие которой мне предстояло увидеть скоро на цветном экране…
Лена с родителями жили на седьмом этаже дома, углом выходящего на дворик с собачьей площадкой. Лифт был безнадёжно оккупирован соседями — у них было что-то вроде переезда, и половина лестничной клетки на первом была завалена какими-то тумбочками, замотанными в тряпки зеркалами и штабелями картонных коробок. Так что, на седьмой этаж мы взбежали вслед за собаками (какое это всё же удовольствие — ощущать себя в молодом, полном сил и здоровья теле, когда можешь бегом преодолеть четырнадцать лестничных пролётов и ничуть не запыхаться!), и изрядно перепугали Ленкину маму ввалившимся в дверь лохматым, повизгивающим и гавкающим клубком из ушей, лап и хвостов. После чего, отчистив кое-как Бритьку с Джерри от собранной на улице грязи, для чего обоих по очереди пришлось запихивать в ванную, устроились в большой комнате, за застеленным скатертью столом, перед огромным, неподъёмным даже с виду, ящиком цветного «Рубина».
Мне не раз приходилось читать о самых разнообразных космических катапультах, от наклонных решётчатых эстакад, по которым в воображении фантастов пятидесятых разгонялись крылатые космопланы — и до частично реализованного в Америке проекта улиткообразного ускорителя. В нём, помнится, «полезная нагрузка» разгонялась в кольцевой трубе до сумасшедших скоростей, чтобы потом выбросить её вертикально вверх, и по инерции достичь низкой орбиты. Но чтобы такое…
На первый взгляд это даже напоминало классический стартовый стол, каким его показывали по телевизору или в кинохронике: огромный вырытый в земле забетонированный котлован, прикрытый сверху козырьком, на котором, в свою очередь… только вот здесь не было раздвижных стартовых мачт с кабелями, трубопроводами, и площадками обслуживания. Вместо них поверх площадки, приподнятая на массивных опорах, красовалась тороидальная конструкция, сразу напомнившая мне великанскую катушку Тесла. Наверное, в ней и было что-то общее с ней — с земли к «катушке» шли многочисленные жгуты кабелей, и всё это было подсвечено лучами прожектором. Что до ракеты — то она обнаружилась внизу, в котловане, ниже уровня стартового стола, и выглядела как-то неубедительно — во всяком случае, по сравнению с привычным обликом «Союзов», «Сатурнов» и «Энергий». Походила она скорее на обрубок прежнего ракетного корабля — без разгонных труб первой ступени, да и короче раза в три, как минимум. Поддерживалась она лёгкими решётчатыми фермами, и по ним, как продемонстрировали камеры телеоператоров, в кабину попали трое космонавтов — двое наших, и один американец, в точности, как было объявлено ещё утром. Имён я не запомнил — был слишком занят, разглядывая диковинную конструкцию. Понадобилось некоторое усилие, чтобы сосредоточиться на словах комментатора — он как раз объяснял, что обмотки стартовой катапульты (ага, всё-таки обмотки! Значит, первое впечатление оказалось верным!) запитываются от ядерного реактора, смонтированного в десятке километров от космодрома, по подземной высоковольтной ЛЭП. С этого места я стал слушать внимательнее, и уже через минуту знал, что если запуск пойдёт успешно и корабль выйдет на расчётную орбиту — в чём ни кого не было ни малейших сомнений, поскольку предыдущие три запуска спутников и непилотируемого варианта космического корабля прошли без сучка, без задоринки, — тогда с интервалом в один день на орбиту отправится и американский корабль, который уже установлен на копии вот этой самой «орбитальной катапульты» на космодроме на мысе Канаверал.
Пока я пытался осмыслить услышанное, диктор рассказал телезрителям, как собственно будет происходить запуск. Прозвучали все положенные напутствия, телекамеры крупным планом показали техников, закрепляющих последние болты на крышке обитаемого отсека, и…
Этому старту не хватало грандиозной, поистине вулканической торжественности взлётов многоступенчатых космических ракет. Сначала заискрилась «катушка» катапульты, по всей её поверхности зазмеились лиловые молнии-разряды, комментатор с опасливым восторгом признался, что у него самого волосы встают дыбом — настолько воздух вокруг стартового комплекса перенасыщен электричеством. Потом сработала первая (и единственная) ступень, поднимая корабль на огненном столбе, и когда он пересёк плоскость «катушки», экран ослепительно вспыхнул и погас. Картинка с космодрома сменилась настроечной таблицей, но диктор предупреждал и об этом — электронику, в том числе и телекамеры, заранее вырубили, чтобы уберечь от сокрушительного электромагнитного импульса в момент срабатывания «катапульты»; люди же, находящиеся в опасной близости от установки, сообщил он, облачены в специальные защитные костюмы, и их здоровью ничего не угрожает. И когда картинка восстановилась, дымное облако, окутавшее и стартовый стол, и «катушку Тесла» уже оседало, а торжественный голос сообщил, что «пилотируемый корабль «Союз-К1» успешно вышел на расчётную орбиту и в настоящий момент выполняет манёвр разгона для последующего сближения и стыковки с орбитальной станцией. На Землю корабль спускался традиционным способом, сначала затормозив в разрежённых слоях атмосферы, а потом воспользовавшись парашютной системой — но недалёк тот день, когда место старых «Союзов» и «Аполлонов» займут новейшие «космические самолёты», которые будут садиться на крыльях, а потом их будут снова, раз за разом, запускать в космос. Уже сейчас первый самолёт под названием «Буран» готовится к лётным испытаниям, которые должны состояться этим летом. А пока — поздравляем вас, товарищи, с грандиозным успехом советской и мировой космонавтики, с этим поистине судьбоносным шагом, открывающим всему человечеству путь к освоению Космоса, ура!
Картинка снова сменилась, и на экране появился Брежнев — оказывается, он присутствовал на космодроме и теперь повторял основные тезисы пафосной речи диктора, делая результаты запуска официально совершившимся фактом. Что характерно — не забыл дорогой Леонид Ильич упомянуть и о том, как сам в далёком пятьдесят седьмом трудился, не покладая рук, на запуске Байконура, внеся таким образом свой вклад в открытие этих космических врат для всей человеческой цивилизации…
Потом картинка переключилась на трансляцию из Центра Управления, потом с американского стартового комплекса (точно такой же «бублик» катапульты поверх стартового стола, и кружащие над ним вертолёты в цветах американского флага», потом точно такое же выступление американского президента Никсона (как так? А где Джеральд Форд, которому полагалось сидеть в Овальном кабинете с семьдесят четвёртого года? Или здесь и Уотергейта не было?..) Я шумно выдохнул, обнаружив, что всё это время боялся вздохнуть полной грудью, и вслед за Ленкой и её мамой захлопал в ладоши — как, надо полагать, хлопали сейчас миллионы людей перед экранами своих телевизоров по всему миру.
И как я только ухитрился пропустить информацию о предстоящем запуске? Ведь битый час копался после школы в газетах и журналах, вон, в сумке со вчерашнего дня лежит номер «Техники-Молодёжи». И наверняка там, хотя бы по случаю надвигающегося Дня Космонавтики было что-то, из чего можно было бы понять, что процедура старта, как и сама техника, будет, мягко говоря, не похожа на то, к чему я (как и прочие обитатели планеты) успели привыкнуть? Хех, а вот не прогулял бы вчерашнее занятие во Дворце — наверняка знал бы всё ещё до вечера. Но, пожалуй, даже лучше, что получилось так, а не иначе. Шок был бы слишком силён, таки крышей поехать недолго, потому как здесь, если судить по тому, что я видел давеча на экране «Рубина», наряду с привычными ракетами в ходу какие-то иные физические принципы — из разряда тех, которыми у нас оперировали исключительно фантасты. Беляев, к примеру, описавший в своём Ариэле объёмное ускорение ВСЕХ атомов некоего массивного тела...