Дэн Сяопин
Шрифт:
В то время вся Китайская Народная Республика была поделена на шесть регионов. За исключением Северо-Китайского региона, находившегося в прямом подчинении у центра, во всех остальных были учреждены административные органы. В Северо-Восточном регионе, считавшемся «старым освобожденным районом», этот орган назывался народным правительством, а в четырех других, захваченных коммунистами недавно, Восточно-Китайском, Центрально-Южном, Северо-Западном и Юго-Западном, — военно-административными комитетами 15. Такое деление страны соответствовало установкам «Общей программы» Народного политического консультативного совета Китая, принятой 29 сентября 1949 года в качестве временной Конституции КНР. Статья 14-я этого документа подчеркивала, что «во всех только что освобожденных районах необходимо вводить систему военного контроля» для «установления революционного порядка… [и] подавления контрреволюционной деятельности» 16. Лю Шаоци определял эту форму власти как «беспощадную открытую военную диктатуру» 17.
То,
После «освобождения» Тибета Бюро ЦК и военно-административный комитет Юго-Западного Китая распространили свой контроль и на этот регион. (В апреле 1952 года Дэн поставил вопрос о том, чтобы в Тибете был создан свой Военно-административный комитет, но Мао не согласился 19.) В итоге под властью Дэна оказалась колоссальная территория площадью более 2 миллионов 200 тысяч квадратных километров. Один миллион тибетцев, правда, не очень увеличил ее население, хотя и усилил этническое разнообразие, и без того весьма заметное. Здесь, на Юго-Западе, помимо ханьцев жили от 10 до 30 миллионов представителей нацменьшинств со своими традициями и верованиями. Сколько точно, никто не знал; не было известно и реальное число самих этнонациональных групп. Дэн, например, считал, что в Юньнани проживали представители более семидесяти национальных меньшинств, тогда как согласно новейшим данным — около двадцати пяти 20. Некоторые из них находились на стадии матриархата и родо-племенных отношений. В ряде районов существовало рабство, а среди отдельных племен, обитавших в пограничных с Бирмой и Лаосом джунглях, — каннибализм. Почти все нацменьшинства ненавидели ханьцев.
Излишне, наверное, говорить, что подавляющее большинство жителей Юго-Запада не знали грамоты и были задавлены беспросветной нуждой. Уровень смертности повсеместно зашкаливал, в деревнях и поселках отсутствовало электричество, о хороших дорогах никто и не помышлял, значительный процент сельскохозяйственных площадей использовали под посадки опиумного мака, в городах насчитывались десятки тысяч безработных, а финансовая система, как и везде в стране, была дезорганизована.
В общем, регион Дэну достался не самый благополучный, и привести его в кратчайший срок к светлому будущему можно было только одним способом — жесткой силой, сдобренной, разумеется, изрядной долей пропаганды. Впрочем, как и весь Китай — такой огромный, страшно перенаселенный и отсталый в экономическом отношении. Сомнений в этом ни у кого в руководстве компартии не было. Все партийные вожди хорошо уяснили слова Маркса о том, что насилие есть «повивальная бабка каждого старого общества, беременного новым» 21. Перед их глазами стоял пример «старшего брата» — социалистического Советского Союза, по пути которого они страстно хотели идти.
К «красному» террору коммунистов побуждало, помимо прочего, и продолжавшееся во всех регионах сопротивление недобитых гоминьдановцев. Кстати, именно на Юго-Западе, прежде всего в Сычуани и Юньнани, этих последних оплотах чанкайшистов, арьергардные бои контрреволюции были наиболее ожесточенными. Вооруженная борьба в этих местах обострилась после того, как Дэн и его подчиненные в 1950 году стали устанавливать свою власть на местах, радикально меняя местные элиты. Различные социальные силы, которые в свое время в ходе гражданской войны не оказали Гоминьдану поддержки, выступили теперь против компартии. Сколько точно было повстанцев, сказать трудно. Мао Цзэдун заявлял, что в 1950 году в Китае в целом действовали более четырехсот тысяч «разбросанных в глуши бандитов» 22, но, по официальным данным министерства общественной безопасности (МОБ) Китайской Народной Республики, только на Юго-Западе их насчитывалось несколько сотен тысяч 23. По докладу же Хэ Луна и Дэна в ЦК, число членов бандформирований было скромнее: несколько десятков тысяч 24. В то же время Хэ Лун и Дэн сообщали, что против Народно-освободительной армии ведутся «широкомасштабные» боевые действия, «охватившие все районы юго-западной Сычуани, Сикана, Юньнани и Гуйчжоу»! А позже Дэн вспоминал, что тогда против коммунистов действовали 90 тысяч солдат и офицеров регулярной армии Гоминьдана и 90 тысяч «бандитов», которых «довольно трудно» было подавить 25. В любом случае, силы контрреволюции были значительными.
Стремясь положить конец сопротивлению гоминьдановцев, ЦК китайской компартии в марте 1950 года принял два постановления: «О ликвидации бандитизма и установлении нового революционного порядка» и «О подавлении
Дэн и его кадровые работники (общее число ганьбув Юго-Западном регионе составляло 30 тысяч человек 27) с энтузиазмом откликались на все постановления руководства, а после 10 октября, не желая прослыть «великодушными», стали казнить почти без разбора — и направо, и налево. В кровавую вакханалию задействовали региональные органы безопасности, армейские части, бедняцко-пауперское ополчение, работников суда и прокуратуры 28. О том, что они тогда «перегнули палку», свидетельствуют, например, данные о числе казней в конце 1950-го — начале 1951 года в районе западной Сычуани. Там в ноябре 1950 года казнили 1188 человек, в декабре — 942, в январе 1951-го — 1309, в феврале — 3030, в марте — 1076, а в апреле — 844 29, то есть всего за полгода — 8389 человек. Иными словами, в среднем убивали по 46 человек в день. За тот же период в Пекине, например, казнили только 700 человек 30.
Волна расстрелов, причем публичных, на глазах у толпы, настолько быстро захлестнула регион Дэн Сяопина, что сам Председатель вынужден был вмешаться. «Нельзя казнить слишком много людей, — написал он Дэну 30 апреля 1951 года, — если казнить слишком много, потеряешь расположение общества, да к тому же возникнет недостаток в рабочей силе». Он дал новое указание: в деревнях казнить не более одной тысячной населения, а в городах — даже менее 31.
Как дисциплинированный член партии, Дэн стал немедленно сокращать количество расстрелов в соответствии со спущенной разверсткой. В том же районе западной Сычуани, например, в мае и в первой декаде июня 1951 года казнили всего 403 человека 32. То есть «дневную норму» снизили до девяти-десяти человек.
Вместе с тем в стране в целом в ходе массового движения по подавлению контрреволюции, только по официальным (явно незавышенным) данным, к концу 1951 года было уничтожено свыше двух миллионов человек. Еще два миллиона — брошены за решетку и отправлены в трудовые лагеря 33. Не все жертвы режима являлись противниками компартии, многих казнили по ложным обвинениям 34.
Многочисленными перегибами были отмечены и аграрные преобразования в Юго-Западном регионе, как, впрочем, и во всей стране, начатые по решению ЦК вскоре после опубликования нового «Закона о земельной реформе» (принят 28 июня 1950 года). В течение двух с половиной лет Юго-Западное бюро целенаправленно проводило эти преобразования, которые должны были, по словам Мао, «свергнуть помещичий класс в целом» 35. Саму реформу можно назвать и аграрной революцией «сверху», так как крестьянство в целом оставалось пассивным. Его равнодушие приходилось компенсировать посылкой в деревню специальных бригад из партийных активистов, которые организовывали «крестьянские союзы» (состоявшие в основном из пауперов, люмпенов и батраков) для расправы со всеми, кого относили к дичжу.Трогать фунунновый закон формально запрещал, поскольку Мао считал необходимым «отложить разрешение вопроса… о кулачестве на несколько лет» 36. Хотя, конечно, там, где земель одних дичжуна всех бедняков не хватало (а это было практически повсеместно, даже в Сычуани, где удельный вес «помещичьего» землевладения составлял целых 60 процентов 37), грабили всех мало-мальски имущих, объявляя их, правда, не «кулаками», а «контрреволюционерами» (землю «контры» закон брать дозволял). Так что, невзирая на провозглашенную политику сохранения «кулака», количество богатых крестьян сократилось. Конфисковывали также земли храмов, в том числе родовых, монастырей, церквей, школ и кланов, а также земли, принадлежавшие промышленникам и торговцам.
О завершении первого этапа реформы Дэн смог отрапортовать Мао уже в мае 1951 года. К тому времени коммунисты его региона наделили землей более тринадцати с половиной миллионов безземельных крестьян и пауперов, «наказав дичжу…подняв [на борьбу] бедняков и батраков и… подавив контрреволюционеров» 38. В «ожесточенной и невиданной в истории» борьбе (так Мао характеризовал передел земельной собственности в Китае 39) наступил перелом, и Мао был в восторге. Он испещрил доклад Дэна одобрительными пометками («Все это очень хорошо! Можно поздравить! В тех местах, где это не сделано, надо сделать именно так… Все это правильно, так надо поступать везде») и объявил своим соратникам: «Доклад товарища Сяопина очень хорош!» 40Не все руководители регионов получили такую оценку. Главу Южного Китая Е Цзяньина, например, Мао критиковал за «слишком мягкое» отношение к местным дичжу 41.