Деньги за путину
Шрифт:
— Не заваривай — я сам, — напомнил вторично Равтытагин. — Где у вас кухня?
Шелегеда помялся:
— Кухня-то у нас, Василий Александрович, теперь далековато. Не всякий туда доберется — по канату, как циркачи, ходим.
Равтытагин вынул мундштук:
— Чего так? Или места не хватило?
— Стихия, Василий Александрович, стихия.
— Слыхал про ваши беды. Только из тундры вернулся — мне сразу и про вас.
— А вот и чай. — В палатке появился Дьячков. — По вашему рецепту.
Пили не спеша: кто — с печеньем, кто — с вяленой рыбой. Поговорили о погоде, городских новостях,
— Мне вот сейчас, ребята, пришла на ум старинная-престаринная чукотская притча, — сказал Равтытагин и отставил кружку. — Если хотите, расскажу. Ну, слушайте. Катается со снежной горки ворон — довольный! Весна, солнышко, снег тает. Идет песец: «Я тоже хочу, разреши покататься с твоей горки?» — «Нельзя, — отвечает ворон, — видишь, внизу ручей — он мне не страшен, а ты утонешь». Не послушался песец, скатился с горки и упал в ручей. Сам выбраться не может. «Ворон, ворон, спаси меня». — «Не буду, — отвечает тот. — Я же тебя предупреждал». — «Спаси, дорогой, я тебе своих оленей отдам». — «Не нужны мне твои олени, у меня своих достаточно». — «Жену отдам — только выручи из беды!» Ворон призадумался — жены у него не было. Помог он выбраться бедняге. Вечером, как условились, песец приводит свою жену. А ночью, когда ворон стал ласкать ее, она вдруг растаяла и превратилась в обыкновенную лужицу воды. Хитрый песец подсунул ему снежное чучело.
— Хорошая притча, с подтекстом, — сказал Корецкий.
— А мне мораль сей басни не очень ясна, — насторожился Шелегеда, ожидая главного разговора.
Равтытагин постукал мундштуком по столу.
— Это так, к слову пришлось. Как у вас дела?
— Цедим воду.
— А рыба, между прочим, неплохо идет сегодня — я был у ихтиологов, — сказал Равтытагин.
— Непонятно тогда, почему у нас пусто.
— Хотите знать? — Равтытагин вынул записную книжечку. — Смотрите, — он прочертил извилистую линию. — Это наш берег. А это — строящийся мол морского порта. Видите, он как бы перекрыл традиционный маршрут кеты. А особенность лосося такова: натыкаясь на какое-либо препятствие, он уходит от него в сторону моря под углом примерно в тридцать градусов. На больших глубинах, однако, держится недолго — появляется белуха, и кета вынуждена снова прижиматься к мелководью, к берегу. Что мы видим? Основная масса, отойдя от мола, идет примерно так, а значит, обходит ваш невод, ведь он слишком близко. Вот в чем секрет.
— Значит, она должна прямехонько попасть во второй невод, — заключил Шелегеда. — А у них ноль целых…
— До Татаринова отсюда близко. Но лосось идет кучно, чуть ли плавник в плавник — как стадо оленей. Мол рассеивает это стадо, нарушает порядок, взятый много сотен миль назад. Вот лосось и рассыпается, словно в большой долине.
— Выходит, невод Татаринова тоже не на самом лучшем месте? — опросил Дьячков.
— Верно, и опять дело в строящемся моле. На следующий сезон совместно с ихтиологами придется искать новые, самые оптимальные места постановок неводов.
Шелегеда нетерпеливо произнес:
— Так, значит, не мы им поперек горла стали?
— Это другой вопрос, Гриша. Разве в этом дело, в конце концов?
— Хорошо, а в разгар первого хода у нас кеты было словно в бочке, не успевали выгребать, — сказал Антонишин.
— Правильно, потому что ее было много. Рунный ход порою начинается в начале путины, хотя традиционно — где-то в середине. Кстати. — Равтытагин наполнил кружку чаем. — Кстати, и сегодня рыба идет неплохо, а позавчера, когда вы возились с палаткой, вообще преотлично. Да и с кунгасом вы потеряли немало ценного времени.
Шелегеда задумался:
— Не проще ли держать один невод? Меняя только смены.
— В будущем это так и будет, когда на вооружение рыбакам придут приборы, более современные средства лова. А пока рановато, пока размеры неводов мы не можем увеличить. Для этого и флот нужен иной, и механизация.
— Ну, а пока за нас не волнуйтесь, Василий Александрович, — сказал Дьячков. — Мы план дадим, возьмут свое и остальные. Только бы третьего хода дождаться.
— Третьего может и не быть. Возможно, сейчас идет третий. Я не сомневаюсь, у вас план будет, а вот в других бригадах…
— Я могу и полтора дать, — предложил Шелегеда. — Сколько надо будем стоять.
Равтытагин покачал головой:
— Сейчас не стоит об этом говорить. Раз набрали рыбаков, надо дать всем заработать. Это ваша перестановка перепутала нам все карты. Поверьте мне, в устье Лососевой реки вы бы уже давно были с планом, да и не мучились так как здесь. По моим расчетам, и Татаринов давно бы свернул свой невод. Чувствуете, какой выигрыш во времени? — Равтытагин улыбнулся, хотя в его глазах читалась укоризна.
— Целую научную систему вы нам выложили, — вздохнул Шелегеда.
Савелий нетерпеливо поправил очки:
— Совершенно верно, научную. Я тоже хочу сказать, вернее, предложить. От этих мешков с галькой у меня, кажется, руки слегка удлинились, как у обезьяны стали.
— Чита, к ноге! — не преминул схохмить Витек.
— Подожди со своей Читой. Василий Александрович, не проще ли балласт на оттяжки невода сделать железобетонным? А чтобы они не ползали по приливу-отливу, да и для крепления с неводом — вмонтировать в чушки по короткой полой трубе. Кончается путина — чушки на берег, никто их не тронет до следующего лета.
Равтытагин, посасывая мундштук, внимательно слушал.
— Зерно есть. С этими мешками одни убытки. Считай, ежегодно правдами-неправдами мы приобретаем на городской пекарне две-три тысячи отличнейших мешков. А сколько сил и времени ухолит на их заполнение? Ты прав, проще сделать постоянные якоря. Мы об этом думали.
Савелий раскраснелся, польщенный вниманием.
— А если в идеале, — добавил он, — нужны донные якоря. С поплавками. Чтобы по весне находить. Всегда на одном и том же месте. Блеск?
— Шик! — поправил Витек и похлопал Савелия. — Наш Кулибин.
Равтытагин улыбнулся:
— Вот как раз в этом плане мы и рассматривали рацпредложения. Но во время осенних и весенних подвижек льдов ни один поплавок не удержится — сносит целые причалы. А вот насчет железобетонных якорей подумаем. Молодец!
Перед уходом Равтытагин спросил:
— У вас среди сезонников есть коммунисты?
— Есть, — отозвался Антонишин. — А что?
— Это хорошо. Скоро у вас будет два коммуниста. У Дьячкова заканчивается кандидатский стаж. Вы, как старший товарищ, возьмите над ним шефство.