Деньги за путину
Шрифт:
— Капусты вези, — крикнул ему вслед Витек.
Чаквария, сообразив, в чем дело, нахмурился.
— Послушай, Корецкий, да и вы все. Невод государственный, продукция — тоже. — Он кивнул на рюкзак. — За хищения сейчас по всей строгости. Отвечает бригадир. Что это у тебя делается, Григорий Степанович?
— А мы сейчас увидим, что делается. Корецкий, дай сюда рюкзак.
— Да ничего особенного, Николай Захарович. Вот честное слово! — невинно развел руками Корецкий. — Ребята просили ягод, грибочков…
— Почему тогда
— А не имеете права. Это уже обыск. Закон знаете? — Но осекся: — Да вы что, кончайте…
Шелегеда не отступал:
— Я тебя предупреждал… Давай рюкзак!
— Да на-на, смотри, — Корецкий перегнулся через борт катера, протянул рюкзак. И когда всем казалось, что бригадир уже схватился за лямки, рюкзак бухнулся в воду.
— Ну что же вы! — укоризненно покачал головой Корецкий. — Что я теперь ребятам скажу? У них там у кого-то день рождения…
Чаквария взорвался:
— Слушай! Слушай! Зачем отпустил? Я же видел. Кого обмануть думаешь? Ах, какой хитрый! Учти, это дело так не пройдет.
— Да ладно, Николай Захарович, чего расстраиваться? — заступился за Тома Витек и, пользуясь случаем, решил порассуждать: — Вот мы ловим, ловим, а сами, что ли, должны за уху платить колхозу?
— По правилам так и должно быть, — запальчиво крикнул Чаквария. — По правилам мы с вас должны высчитывать за съеденную рыбу.
На кунгасе раздались возмущенные возгласы.
— Тихо! — инженер ткнул указательным пальцем туда, где стоял Витек. — Но колхоз с вас не берет. За это хоть скажите спасибо.
— Ну, хорошо, — не сдавался Витек, — а вот скажите, неужели рыбак не может себе заготовить на зиму баночку икры, посолить рыбки, а? Это же просто смех — гребем ее тоннами, а семье, чтобы отведать икры, надо в ресторан идти.
— Дискутировать не будем. Таков закон. Если бы так рассуждали на монетном дворе или ювелирной фабрике…
Сраженный железной и неожиданной аргументацией Чакварии, Витек оглядел рыбаков. Но все же добавил:
— Все равно рыбак не останется без рыбы.
Утром у Савелия вздулись подушечки пальцев. Он сморщился от боли, когда попытался их согнуть. Даже держать ложку было больно.
— Чем недоволен? — поинтересовался Антонишин.
— Интеллипупным своим происхождением, — не замедлил съязвить Витек.
— А ты молчи, — огрызнулся Савелий. — Сам-то кто? Пусть у меня происхождение, как ты говоришь, «интеллипупное», а у тебя зато буржуйское, эксплуататорское.
Витек осклабился и мечтательно закатил глаза:
— Э-эх! Два дома каменных в Санкт-Петербурге, свечной заводик, наливочка, ландо, а в кармане контрольный пакет акций… Во! Это тебе не путина.
— Скажи, а что б ты делал в семнадцатом? — поинтересовался вдруг Анимподист.
Витек пожал плечами:
— Купил бы бронепоезд — и к товарищу Буденному.
Все рассмеялись.
— Язык мой — враг мой! — подал голос Корецкий.
— Да уж у тебя точно — не язык враг, а карман.
— Да, я люблю комфорт, удобства, — словно не слыша последней фразы, сказал Том. — Это естественная потребность современного человека. Ушло то время, когда бедно жить считалось почетно. Сейчас не тот век. Машина, хорошая квартира и дача — это не предмет роскоши. Необходимость.
— У нас директор шерстопрядильной фабрики имел две машины, а потом повесился. — вспомнил почему-то Савелий.
— Ну и дурак. Чего ему не хватало?
— Хватало всего, даже лишнее было. Видно, стыдно было сесть на скамью подсудимых. Его накануне почетным пионером избрали…
— Ну-у, стыд — это для девочек, — махнул рукой Корецкий и подумал, о рюкзаке с икрой. — Надо вовремя остановиться. — Он мудро постукал себя по голове, — этим надо соображать.
— Сам-то чего не остановишься? Наверное, уже бочку икры перетаскал? — спросил Анимподист.
Шел вялый, ни к чему не обязывающий полуоткровенный разговор в минуты безделья, когда трудно до конца различить границу, где ложь, где правда.
— Ха! Это капля в море. Это такая мелочь, что и говорить не стоит. Натуральный обмен. Я им то, а они мне, вернее, нам всем — это.
— Да ты не вали на всех-то, — вмешался с неожиданной злостью Шелегеда. — Несчастный твой килограмм картофеля да кочан капусты мне и так дадут, без всяких.
— Пожалуйста, пожалуйста, — обиделся Корецкий. — я больше возить не буду.
— А ты туда и ездить больше не будешь, — твердо произнес бригадир. — Хватит истории с рюкзаком! Я очень хорошо знаю Уголовный кодекс. И знаю другое: иные, когда тонут, почему-то других за собой тянут…
Корецкий вскочил с лавки, хотел что-то сказать, но лишь сплюнул и быстро вышел из палатки. Дверь яростно хлопнула, снова распахнулась.
— Нервы. У таких всегда нервы барахлят. Потому что переживают много, волнуются, — спокойно произнес Шелегеда и принялся точить свой нож.
Человек в неводе!
Болели по-прежнему подушечки пальцев. В очередную переборку Савелий так искусно валял дурака, что никто этого, кажется, не заметил. Только те, кто стоял на носу впервые, удивились: отчего тяжело идет дель? Омельчук даже предположил, что кунгас зацепился днищем. Савелий помалкивал и негнущимися пальцами еле-еле перебирал открылки «секретки». Поплавки собрались в кучу у середины кунгаса и не давали ему продвинуться вперед. Савелию нужно было с силой дернить этот ком вверх, перехлестнуть, и тогда они сами бы плавно ушли под дно. Но самое незначительное прикосновение к нитям невода вызывало острейшую боль. Она пройдет через день-два, но нужен полный покой. А где его взять, если все эти дни бригаде приходилось перебирать невод по три-четыре раза? Спешили. До плана оставалось немного.