Деньги за путину
Шрифт:
Что ж, не все получилось так, как хотел парторг, да и он сам. План сдачи пушнины, правда, выполнить удалось, но за счет любительского промысла. А надо развивать профессиональный отлов, осваивать новые места, строить новые базы. Зато здорово вышло с подледным ловом рыбы. Вместе с Шелегедой ребята разведали озера и буквально завалили колхоз мороженой щукой, чиром, хариусом. Правда, Шелегеда предпочел ловить в одиночку, но это его дело. Досуг? Появился маленький оркестрик «Красные зори», но не хватало инструментов и специалиста-руководителя. По-прежнему была низкой посещаемость в школе
Анимподист вспотел от волнения: «Вот сейчас и спросят, как он выполнил партийное поручение».
Первым принимали из кандидатов в члены КПСС Оттоя. Анимподист наконец вспомнил его школьную кличку — Копьеносец. Слабость была у парня — мог с утра до вечера кидать в стены домов свое родовое копье. Брал даже его с собой в школу. Однажды произошел целый скандал. Оттой нечаянно поранил ездового пса каюра Айнавье. Это была любимая собака старика. Отец отобрал копье и сказал: «Когда подрастешь, отправлю к морзверобоям, там кидайся гарпуном сколько хочешь». Но Оттой стал пастухом, хотя, говорят, по-прежнему любит посоревноваться с тундровиками в метании любимого копья.
Как летит время! Надо же, бывшего сорванца по кличке Копьеносец принимают в партию.
— Прошу голосовать.
«Так быстро?» — удивился Анимподист. И когда Оттой сел, он, не ожидая приглашения, вскочил с места и вышел на сцену. Все заулыбались — какой быстрый!
— Спешишь, Дьячков, — мягко проговорил Равтытагин.
— Ничего, я лучше здесь подожду, — не растерялся Анимподист.
Пока зачитывали рекомендации, пока выступали коммунисты, ни один мускул не дрогнул на лице Анимподиста, хотя его внутреннее напряжение чувствовалось во всей фигуре. «Надо же, как хвалят, — подумал он. — Ничего я там в этих «Красных озерах» и не совершил…»
Потом он обратил внимание на то, что в зале сидело необычно много народу. Неужели столько коммунистов? Хотя вон старик Нноко сидит, а он беспартийный. Значит, открытое собрание. В дверь просовывались любопытные детские мордашки. В фойе раздался требовательный рев, и одной из женщин пришлось выйти навести порядок. За окном протарахтел вездеход. Председатель — крупный чернобровый человек — часто поглядывал на часы, его заботили какие-то неотложные дела. Впрочем, вот-вот собрание должно закрыться. Приемом в партию Дьячкова повестка дня исчерпывалась.
— Есть еще вопросы? Прошу вас, задавайте любые…
Из угла немедленно поднялся Нноко. У ног его лежал большой лохматый пес.
— Любые? — переспросил он.
— Что у тебя, Нноко? — сказал ведущий собрание Равтытагин.
Старик поскреб лысую макушку черенком мундштука.
— Я вот сидел и все думал, что они едят? — Он ткнул пальцем в подоконник, на котором стоял аквариум с рыбками. — Живут, не дохнут. Однако не растут, икру не дают. Почему?
Последние его слова потонули в грохоте откровенного смеха. Долго не могли успокоиться, иные утирали слезы. Вообще народ здесь жил смешливый, острый на словцо. Во время демонстрации кинофильмов — особенно комедий — приходилось по несколько раз прокручивать понравившиеся эпизоды.
Равтытагин, сам еле сдерживая улыбку, тщетно пытался восстановить порядок в зале.
— Сядь, Нноко. Это же партийное собрание.
— А зачем говоришь «давай любые вопросы»? — крикнул старик. — Зачем? Ответь, почему тогда рыбки не растут и не дохнут?
Новый шквал хохота потряс зал.
— Карлики они, Нноко, карлики. Рыбьи лилипуты. — крикнул Чаквария.
— Карлики? — серьезно переспросил Нноко. — Не слыхал такой породы.
Когда улегся шум, слово попросил мастер икорного цеха Васильченко, человек суровый и принципиальный. Он возглавлял в колхозе группу народного контроля.
— У меня, товарищи, такой вопрос к Дьячкову. Как получилось, что в разгар путины из вашей бригады ушел повар? Кто в этом виноват?
В зале сразу установилась тишина. Анимподист пожал плечами:
— Наверное, сам. Ему не подошли условия. Попытался работать на неводе — тоже не смог.
Васильченко обвел сидящих значительным взглядом, достал из кармана листок бумаги:
— Признаться, я ожидал более искреннего ответа от молодого коммуниста. Жаль, придется внести ясность. В начале прошлого месяца к нам поступило письмо от бывшего повара. Да-да, не удивляйтесь. Послушайте, что пишет.
Раздались голоса:
— Это к делу не относится.
— При чем тут Дьячков?
Равтытагин поднял руку, призывая к порядку.
— Пусть прочтет, а мы решим, относится это к Дьячкову или нет.
Васильченко громко и внятно начал:
— «Дорогие товарищи! Довожу до вашего сведения, что бригадир колхозной рыболоведческой бригады Шелегеда Григорий Степанович, с молчаливого согласия остальных, подрезал оттяжки невода и обманным путем занял самое уловистое место…»
Анимподист скосил глаз на отца. Старик, до этого сидевший внешне безразличным к происходящему, слегка подался вперед и теперь в упор смотрел на Васильченко.
— Далее, — продолжал Васильченко. — «В бригаде процветает пьянство и разврат. Однажды ночью привели на стан девок с рыббазы…»
Вторично скрипнуло кресло под Дьячковым. Ухватившись за подлокотники, он теперь немигаючи уставился на сына. Анимподист залился краской, но это было не смущение, — а злость.
— Неправда! — крикнул он в зал. — Не так было.
Равтытагин постукал карандашом по графину:
— Тебе слова не давали, Дьячков.
— Далее: «В бригаде процветают хищения социалистической собственности…»
Кто-то выдохнул:
— Это же преступление!
Но Анимподист не слышал слов; он смотрел на отца умоляюще, словно говоря: «Ну успокойся же, старина. Тебе нельзя волноваться. Успокойся, дома потом все объясню. Не так все это было».
Васильченко сел. Наступила неловкая пауза.
— Теперь вы рассказывайте, товарищ Анимподист Парфентьевич Дьячков. — Равтытагин впервые так обратился к Анимподисту.
Дьячков переступил с ноги на ногу, сжал руки, опустил их, потом спрятал за спину.