Денис Артемьевич Владимиров
Шрифт:
Разумеется, за помощью она обратилась к Денису.
Оказалось, что он сам коллекционирует железную дорогу типоразмера «ТТ», который превосходит продукцию «PIKO» и по детализации и по ассортименту и по интегральному критерию «интересности», но все-таки великоват, поскольку для «игры» всерьез требуется целая комната.
Тогда я был просто обрадован квалифицированной подсказке: мама купила мне дорогу «N» – базовый комплект, коробку рельс
Сейчас меня поражает другое.
В 1971 году Денису Артемьевичу Владимирову исполнилось 42, но он продолжал собирать модель железной дороги.
В наши дни окружающих мужчин, ровесников и старших, я могу представить собирающими лишь колорадских жуков со своей картошки.
Хотя, распространяя мысль Гёте, назвавшего коллекционеров «счастливыми людьми», скажу, что собирательство чего бы то ни было есть показатель духовного богатства человека, не ограничивающего кругозор амбразурой минимальных жизненных интересов.
В Ленинграде 70-х годов все интеллектуально развитые люди что-то коллекционировали: от театральных программок до экслибрисов.
Да и не только в Ленинграде; в аспирантуре я познакомился с одним профессором-математиком (кажется, датчанином) который рассказывал, что весь чердак своего дома занял железной дорогой с колеей 16 мм.
(Сам я на протяжении жизни собирал насекомых, морских животных, почтовые марки (коллекция Германии насчитывала несколько тысяч единиц), модели железной дороги и сборные модели самолетов… до последних лет, коллекционировал пистолеты.
И ужас жизни, прошедшей не там, не тогда и среди не тех людей, выражается тем, что в богом прОклятой Уфе я знал всего одного коллекционера.
Математик, коллега мамы по Башгосуниверситету Михаил Бейнешевич Гельфанд собирал магнитофонные записи интересных исполнителей. В 70-е годы это было делом нелегким.)
Помимо потрясающей эрудиции, сами жизненные интересы Дениса Артемьевича были безграничными.
С ним можно было поговорить о чем угодно, обсудить любые вопросы: от конструкции сверхзвуковых истребителей III поколения до сравнения двух Эрмитажных Данай: Рембрандтовской (молодой женщины, озаренной предощущением перемен) и Тициановской (публичной девки, уставшей от разврата).
Прожив небедную жизнь, скажу, что не знал второго такого человека, не только обладавшего знаниями, но имевшего собственную точку зрения по всем вопросам.
8
Мое реальное знакомство с Денисом Артемьевичем Владимировым произошло, как уже сказано, летом-1973.
О том гласит запись в моем дневнике №2, охватывающем период с 3 декабря 1971 года по 29 июня 1975:
3 августа 1973 г.
Встретились с Денисом Артемьевичем. Он принес трансформатор. Долго смотрели, как горел Горный институт.
(Поясняю: как положено всякому порядочному мальчику из интеллигентной семьи, я вел дневники с 1967 по 1993 год; во всех житейских бурях сохранились
Начинал я их, естественно, под маминым давлением, первые 3 тома грешат лапидарностью, поскольку фиксировали лишь основные события (что сейчас представляет особую ценность – например, запись от 28.06.74 о концерте Георга Отса, на котором мой любимый певец был подшофе и держался за рояль, чтобы не упасть…)
Позднейшие дневники отошли от хронологии и содержали в основном мысли тех лет, которые сейчас тоже кажутся интересными.)
Первая встреча с Владимировым – состоявшаяся на набережной Невы около Горного института – прошла в общем мимо меня.
(Отмечу также, что из разряда «дядей» Владимиров естественным образом перешел в категорию И.О.; мама всю жизнь боролась с моей привычкой к псевдородственному детскому панибратству.
Что не помешало мне и возрасте без малого 40 упорно величать «дядей Лёней» своего старшего друга Леонида Леонидовича Артемьева, мужа маминой уфимской подруги Ирины Борисовны Лермонтовой, внучатой племянницы Михаила Юрьевича.)
Мне в тот момент едва исполнилось 14 и меня больше интересовала сама Нева, где еще несколько дней назад – 29 июля, в день ВМФ – стояли расцвеченные флагами военные корабли, среди которых мощно возвышался крейсер «Киров», воспетый Николаем Тихоновым.
Я не просто встал на очередную ступень своего взросления, кипя на вулкане гормонов. Я вырвался из уфимского болота, где круг общения был ограничен никчемными одноклассниками (ни к одному из которых за всю жизнь я не испытал капельки интереса) да стариками: моим дедом и соседями по подъезду, дядей Борей Климовым и дядей Анваром Мансуровым – и попал в общество взрослых мужчин. Умных, колоритных, острых, и, самое главное, находящихся на вершине зрелости.
Живя на квартире Брускиных, мы много времени проводили с Максимовыми и Симбирцевым.
Постоянно ездили к маминым университетским друзьям, ныне известным Петербургским профессорам – замечательнейшим, умнейшим и интереснейшим людям, о существовании самого типа которых я не имел понятия, произрастая в Уфе.
Среди них были Борис Михайлович Макаров и его жена Нина Васильевна, Игорь Карлович Даугавет, его жена Валентина Александровна и сестра Ольга Карловна (все перечисляемые являются математиками), Виктор Лейбович Файншмидт и его жена, имени и отчества которой я, увы, не запомнил.
Несмотря на пертурбации, у меня сохранился кустик белого коралла, привезенный от Файншмидтов – подаренный мне тезкой, которого и в те годы продолжали звать матмеховским ником «Файн».
Ездили и к другому интересному человеку, довоенному другу моей бабушки Ивану Петровичу Корнилову – скрипачу из оркестра театра им. С.М.Кирова, владевшего инструментом уже не помню кого из итальянцев, Амати или Гварнери.
Да и сам великий город, обрушивавший со всех сторон то Пушкина, то МонтФерранда, то Музей Ракетных войск и Артиллерии, оказался (и остался до сих пор) одним из величайших впечатлений.